- А что же я буду делать в тюрьме?
- Прошу прощения? - Она как-то возмущенно посмотрела на него, словно он ее задел. - Это уже полностью твоя забота. Моя обязанность лишь защитить тебя на суде, потому что ты… Впрочем, не будем отвлекаться. Продолжим…
***
Леон работал в баре на ночной смене. Днем он бездельничал. Его финансовое состояние было хуже некуда, но он успешно справлялся с квартплатой. На еду оставалось совсем мало, он экономил на ней и в основном питался дешевыми полуфабрикатами. Леон никогда не отличался экономичностью, но состояние уже вынуждало идти на крайние меры - до сих пор он жил от зарплаты до зарплаты и порой даже бывал совсем на мели, когда в кармане не было ни цента. Тогда он подключал свой природный навык к вранью и хитрости. К счастью, он научился этому будучи еще подростком - воровал деньги из дома, когда его полностью лишали карманных в наказание за непослушание. Предложение Генри Сатклиффа заставило его задуматься - у Леона было два варианта - либо продолжить жить, как ничтожество, с размытым и неизвестным будущим, от зарплаты до зарплаты, либо перейти ту грань, которую он так осторожно огибал, каждый раз, опускаясь все ниже и ниже, на самое дно социальной жизни. И Генри поймал его в самый нужный момент, он подошел в то время, когда Леон не был в состоянии рассуждать здраво. А умел ли он вообще хоть раз в своей жизни поступать правильно и делать верный выбор? Леон уже не верил в себя. Поэтому даже такое подозрительное дело, которое ему предложил незнакомый мужчина, показалось ему светом в конце непроходимого, темного и холодного туннеля жизни.
Леон уже подозревал, что жить ему на воле осталось совсем недолго. Он познакомился с Генри, когда тот уже убил Кейт Ньюман и совершил покушение на жизнь двух людей. Сатклифф достаточно поздно понял, что ему нужен сообщник - одному не справиться, быстро вычислят. Но, кажется, он переоценил скорость и эффективность работы полицейских. Или недооценил свою способность заметать следы. А возможно, удивительную удачу, которая всегда появлялась в его жизни невовремя и исчезала, когда он так на нее надеялся. По крайне мере, так Генри говорил. На самом деле Леон никогда не знал и не узнает, что было в голове у этого странного человека. По своим же словам, у него не было надежды, поэтому он не старался жить как обычные люди и преследовал одну определенную четкую цель. А что будет потом?
На этот вопрос Леона мужчина никак не ответил, только загадочно ухмыльнулся. А затем добавил: “Что будет потом - уже не касается меня”. Если бы только Леон тогда сразу догадался, что это означало.
Смерть. Самоубийство. Последнее слово не очень вязалось с образом жестокого кровожадного убийцы, которому нравится лишать невинных людей жизни. Во всяком случае, для Леона. Он-то думал, что Генри любит жизнь, себя, дорожит тем, что имеет и наслаждается. Иначе зачем скрываться от полиции, пользоваться удачей? Это же бессмысленно. Но теперь до него начинало доходить, постепенно.
Эрик
Если меня спросят, какой режиссер или сценарист умеет шокировать зрителя неожиданным поворотом событий, то я отвечу с уверенностью, без каких-либо колебаний, что это жизнь! За каждым углом, каждым поворотом жизненного пути кроется сюрприз, и стоит помнить - не всегда приятный. Иногда эти неожиданные “подарки” судьбы тяжело принять, но даренному коню в зубы не смотрят, как известно. Так и произошло в тот день, на который назначили суд над Леоном Кваттрокки.
Да, хоть он и был пойман сразу же после совершения преступления, но, очевидно, в остальном сознаваться не стал, и пришлось все доказывать в суде. И самое неприятное во всем этом процессе было то, что пришлось предстать перед судом в качестве свидетеля и того, кто знает о деле чуть больше, чем ничего. Я уже примерно представлял себе, как это будет выглядеть. И не особо волновался, но порядочно устал из-за матери, которая потрепала мне нервы перед началом суда - нужно было одеться “прилично”, а не так, как я предпочитал, чтобы не выглядеть неопрятно. Словно судью волнует, какой давности на мне худи или сильно потрепаны ли мои джинсы. Оказалось, что волнует.
Ко всему прочему, прямо перед судом у меня состоялся разговор с ещё одним неожиданным человеком. Когда я решил по привычке, как и делал это каждые выходные в последнее время, навестить дядю, то не ожидал встретить Агату. Она порядочно изменилась: взгляд уже не был таким же полным жизни, вокруг глаз появились морщинки, она была одета не так ярко, я бы даже сказал, что она придерживалась какого-то мрачного дресс-кода, в палитру которого входили чёрный, белый и серый. А ведь ей нравились яркие цвета и футболки с забавными принтами. Теперь она не казалась моложе своих лет и стояла слегка сгорбившись, а её рыжие волосы со временем успели потускнеть. Заметив мой пристальный и изучающий взгляд, она напряглась. Она, кажется, плакала, и при виде меня стала торопливо вытирать слезы, которые еще не успели испортить её макияж. И криво улыбнулась мне.
- Привет, Эрик. Помнишь меня?
“Как же мне тебя не помнить, ты бросила моего дядю”, - подумал я недовольно, но попытался расправить брови и ответить на её приветливую улыбку тем же. Было сложно, но я постарался выдавить из себя что-то.
- Агата? - прозвучало фальшиво. И она это заметила.
- Как ты?
- Нормально. - Разговор с самого начала не задался. Мы ещё какое-то время сверлили друг друга изучающими взглядами, пока Агата вновь не заговорила. Она, кажется, хотела поделиться со мной чем-то, что её давно мучило. И я был готов заставить себя выслушать ее. Дедушка всегда говорил, что нужно больше слушать и меньше говорить, это очень полезно, и кажешься умнее. Два полезных качества - умный и внимательный, - которыми я был обделен. На улице все еще стоял холод, хоть и была уже весна, поэтому я спрятал руки в карманы, и кивнул.
- Ты ведь не знаешь, почему мы с твоим дядей расстались?
- Ну, наверное, что-то не поделили, - я нервно усмехнулся, но заметив, что она никак не отреагировала, покачал головой, - не знаю.
- Это так глупо, до сих пор думаю, какими же мы тогда были глупыми, совсем неопытными и… но по большей части это моя ошибка. Если бы я тогда осталась с ним, а не решила взять перерыв в отношениях, возможно, он бы…
- Дядя не хотел лечиться, потому что не верил в это. Это был его выбор, он сделал его. В смерти дяди нет ничьей вины и причин искать не стоит, - я оборвал начало её речи, так как ожидал более подробного рассказа о причине их расставания. В конечном счёте, чего я ожидал услышать? Агате было тяжело говорить об этом, она тряслась не от холода, а от переполняющих эмоций.
- Да, но ведь последние дни жизни, как он их провел? Я даже не смогла с ним толком поговорить, игнорировала сообщения от него. Я такая ужасная.
- Возможно, ты и права, и у тебя полно ошибок. Но, зная дядю, могу сказать, что он не держал на тебя зла. И ты бы ничего не исправила - рак это такая штука… - Я задумался. Самая паршивая вещь в мире, подумал, но решил сформулировать это несколько иначе. - К тому же, помимо тебя, у него есть и другие близкие люди.
- А ты? Ты злишься на меня?
- Я? - Мне было непонятно, что я тогда испытывал по отношению к Агате. В детстве она вызывала во мне смешанное чувство восторга и любопытства к её личности, а сейчас лёгкое раздражение. Но это нельзя было назвать гневом. Нет, я не злился. И отрицательно покачал головой в ответ на её вопрос.
- Хорошо, - она снова улыбнулась, подошла ко мне неуверенным шагом, чуть не споткнувшись по пути, и обняла меня. Крепко. Агата, несмотря на вид, не была слабой женщиной, но кое-что в ней изменилось больше всего. Или я так сильно вырос. В любом случае, было непривычно, спустя столько лет видеть того, кто был выше и больше тебя, таким. Она была как мама, ниже меня и меньше в размерах, хотя раньше такой не казалась. Я неуверенно похлопал ей по спине, не в силах проявить больше эмпатии и сочувствия. Мне ведь тоже было грустно от потери дяди. Но в отличие от неё, я уже как-то смирился с бурей эмоций и сдерживался, а она тряслась, не в силах справиться с ними.