Ужас охватил город, когда подробности утекли к СМИ. Газеты моментально «переобулись» и начали клепать статейки совсем иного содержания, чем писали раньше. Трагедией, против желания мэрии и местной полиции, заинтересовалось центральное телевидение — весь штат находился в шоке от произошедшего. Сюжет некоего Мэтта Гриверса в этой обстановке был подвергнут резкой критике и всеобщему осмеянию. А вот отец Маркус еще какое-то время упорствовал. На его сторону встали люди, не верящие полицейским и всем правительственным организациям в принципе, — адепты теорий заговоров и прочие альтернативно одаренные. Телевидение и газеты если и несли чушь, то в рамках «правильной» теории. Эти же господа распространяли такой мракобесный бред, что мое терпение наконец-таки лопнуло.

В одно воскресенье я при поддержке брата, Логана, Дэва и, внезапно, Нормана с Льюисом заявился в церковь. Нагло прервав проповедь, я быстрым шагом добрался до кафедры, отпихнул ошалевшего святого отца и с громким хлопком бросил на подставку громадную пачку бумаг. «Здесь есть все!» — вскричал я, указывая на нее. Копии пошли по залу с рук моих «помощников», в то время пока я вкратце пересказывал их суть. На мое счастье, в церки тогда были не только отбитые фанатики, но и вполне адекватные люди. «Я не верю в Бога, но если Он есть, я верю, что Он сейчас в гневе!» — заявил я, и многие сильно смутились. Отец Маркус несколько раз пытался прервать меня, но тщетно. Когда я закончил, он попытался продолжить свою речь, однако быстро понял, что это бессмысленно. Большая часть собравшихся встала и направилась к выходу. Случилось одно из невероятнейших событий для этого дрянного мира.

Здравый смысл восторжествовал над махровым невежеством.

Что же было дальше? А дальше был суд, который затянулся на долгие два года. По-вашему, почему я решил напечатать это сейчас? Потому что сегодня день казни.

Моя мать умрет от яда через 15 минут.

Я писал этот текст без остановки весь день — с раннего утра и до позднего вечера. Кроваво-красный мешается с пурпуром в моем окне. Лилли и Теодор скоро вернутся с сеанса у психотерапевта. Нам его предложил мистер Неб — его последнее «доброе» дело для нашей семьи. Признаюсь, мне нравился этот худосочный человек с извечной загадочной улыбкой. Он исчез буквально с неделю назад, растворился вместе со своим темно-вишневым «фордом» в тумане осенних сумерек, как призрак. «Вы хороший человек, мистер О’брайн, — сказал он с водительского сидения, пожав мне руку. — Было приятно работать с вами, и, тем не менее, я тешу себя надеждой, что мы больше никогда не встретимся». Да, я тоже на это надеюсь.

Мы с братом так и не уехали из Келлади. Поначалу потому что нас не отпускали судебные тяжбы, а потом возникло много других причин. Нам было жаль бросать папу Тео и Лилли, Кевин внезапно сошелся со своей давней школьной любовью Дженни Смит, а я… Я был с Томасом. Хотя почему «был»? Я и есть. Скорее всего, мы окончательно переберемся на малую родину. Зарабатывать тут есть где, не такое уж захолустье, да и климат поприятнее, чем в вечно дождливом Лондоне.

Осталось 7 минут.

Вспоминаем ли мы о матери? Скучаем по ней? Той женщине, которую любили? Которая любила нас?.. Пока нет. Сама мысль о маме причиняет боль. Психотерапевт утверждает, нужно прорабатывать проблему. Томас предполагает, нужно подождать какое-то время. Оно умерит боль и расставит все по своим местам.

Узнав обо всем, Том приехал к нам. Подарил Лилли красивую куклу и предложил Теодору свою помощь — «любую, какую только смогу». Тео с кривой ухмылкой пригласил его на кухню. Они пили и разговаривали всю ночь. Не знаю, о чем. Я спросил, стоит ли мне знать?.. «Нет, не стоит», — грустно улыбнулся Том. Сейчас я живу у него и коплю деньги на ремонт. Участок хороший и находится в удобном месте. Связь и интернет тут ловят отлично. Это мое новое накопление — прошлое мы потратили на операцию в Швейцарии. Я неделями недоедал и ограничивал себя во всем, чтобы мой Том наконец-то смог нормально ходить и не переживать о наступлении осени. Никогда не забуду наш первый поцелуй после трехмесячной разлуки. Сейчас он на работе. В школу его обратно не приняли — все-таки скандал был слишком громким, и некоторые родители до сих пор были не до конца убеждены в его невиновности. Однако многие другие считали иначе — Томас стал частным репетитором и получал с этого приличный доход. Сейчас он у Морганов — Джеймсу нужны хорошие оценки по истории для вуза.

1 минута.

Почему я не в участке? Почему не смотрю на то, как убивают мою мать?.. Странный вопрос, вам не кажется?

Но смысл в нем есть. Мы сразу решили, что не пойдем — и хоронить ее не будем, за нас это сделают власти. Мать уйдет в никуда, исчезнет, растворится, словно ее и не было. Ее и не было. Все эти годы рядом со мной был ее злой двойник. Ее объятия — чужие. Ее слова — подлог. Это так.

И все же сердце бьется быстро. Осталось тридцать секунд. Мама уже лежит на столе с катетером в вене? Или ее только положат в это время? Я попросил Малколма написать мне, когда… все кончится. Я просто хочу знать.

Я должен. Я — ее сын. Ее любимый сын. Не знаю почему, но она всегда любила меня больше других. Кевин, когда был маленьким, даже ревновал. То ли потому что я был младшим, то ли потому что никогда не злился на нее, если она срывалась по поводу или без. Я любил ее. Ее запах, ее волосы, ее нежные руки и холодный голос.

Я любил — и люблю. Я не хочу, чтобы она умирала. Проклятье. Я не хочу! Пусть все это окажется сном. Жутким кошмаром. Пусть я проснусь, а мои Гарри и Джуди живы, они весело играют с крохой Лилли в саду, пока мама разбирается с заказами, а Теодор вместе с Кевином смотрит телевизор. Пусть Томас позвонит мне и спросит, как дела у меня и моей семьи, предложит встретиться. Пусть на небе светит солнце, пусть само небо будет ярко-голубым, а облака — белоснежными и пушистыми.

Пусть высохнут эти слезы. Ровно 18:00. Почему я не плакал все два года до этого? Почему я плачу именно сейчас? Что это? Подавленная агрессия? Истерика?

«Я не убийца. Видит Господь, я не убивала моих детей! Я люблю их, люблю всем сердцем, и буду любить всегда, даже по ту сторону смерти! Травите меня ядом, прикладывайте раскаленное железо, бейте электричеством, я продолжу твердить — я невиновна!»

Мама. Мамочка. Милая моя. Мама, мама, мама. Не уходи. Не оставляй нас. Не оставляй меня. Мама…

(спустя 38 минут)

«Прощание, — сказал Томас, когда нашел меня плачущим около ноутбука и прочитал последние строчки. — Ты прощаешься с ней. На похоронах всегда плачут».

Он обнял и поцеловал меня. Отвел к кровати. Его ласки отвлекли и успокоили, дали забыться на время, но потом я прочитал сообщение, пришедшее буквально спустя несколько секунд после того, как я написал последнее слово. «Все кончено».

Все кончено. Ее больше нет. Легче, Джеймс? Нет, совершенно.

Пустота не замена облегчению. «Так и должно быть», — сказал мне Том, прежде чем лечь спать. Сейчас я тоже лягу. Прижмусь к нему близко-близко, его руки сомкнуться вокруг меня. Я закрою глаза и попытаюсь представить день, когда боль станет слабее, когда мука перестанет терзать мою грудь, когда я вздохну легко и свободно. До этого дня еще жить и жить, но он настанет, я знаю. Жизнь — пестрота невероятностей.

На этом, дорогие детишки, мой рассказ окончен. Хэллоуин, разумеется, потерял для меня всякую прелесть, но я ни в коем случае не хочу, чтобы та же участь постигла всех вас. Это прекрасный праздник с многовековой историей, День Всех Святых объединяет миллионы сердец по всему миру. Не стесняйтесь одеваться в нелепые наряды и не бойтесь собирать конфеты по домам. Моя история — семейная трагедия, а не городская легенда про Хэллоуинского отравителя.

Будьте счастливы, наслаждайтесь каждым днем, любите Хэллоуин — не только за меня, но и за моих Джуди и Гарри. Они были бы этому очень рады.