– Ты слышишь, дядь, больше не стреляют, – повернув слегка голову, прошептал Володя, бросив быстрый, полный ужаса взгляд. – Тишина какая.

Синцов разогнулся, шумно выдохнул.

– Где все? – задыхаясь, просипел Дед. – Надо спуститься и посмотреть, что там. Потушить пожар, а то все сгорим.

– Хорошо, я посмотрю.

– Сейчас, подожди! – Дед подошел к одному из ящиков и приоткрыл крышку – обувь. Не то. Приподнял лампу, открыл ящик под ней – тряпье. Ага, то что надо. – Вот, возьми, прикрой нос со ртом, иначе надышишься дыма. – Старик плеснул на тряпку из фляги небольшое количество воды, отжал и передал мальчишке.

Перехватив ружье, Володя приложил к носу тряпицу и, осторожно ступая, шагнул к проему, перегнулся через перила и, заглянув вниз, двинулся дальше. Ступая по лестнице, юноша откидывал длинную нестройную тень, которая вытанцовывала какой-то дикий танец, повинуясь открытому пламени на нижнем ярусе убежища. Дед наблюдал, как юноша спускается, и вот он уже скрылся из виду, оставив лишь еле слышные звуки шагов. Потом стихли и эти звуки. Наступила тишина. Слишком долгая, затянувшаяся тишина.

– Володь, ну что там?! – хотел крикнуть старик, но голос от страха дрогнул, и последние слова он прохрипел.

Прошло несколько долгих минут, но снизу по-прежнему не доносилось ни звука. Тишина словно охватила весь бункер, давила на уши. Слышалось только собственное сердцебиение и хриплое дыхание. Взяв фонарь в левую руку обратным хватом и направив его луч вперед, Дед положил стволы ружья на локтевой сгиб и осторожно двинулся к лестнице. Выступившая на лбу испарина, холодными каплями начала стекать на глаза.

– Вова, не пугай меня, ты как там? – дрожащим голосом попросил Синцов.

В ответ внизу резко, словно сдули пламя свечи на торте, потух огонь, потянуло сквозняком. Провал лестничного марша охватила темнота, такая густая, словно вода, что в один миг заполнила нижний ярус и подступила к краю провала с готовностью выплеснуться и затопить все убежище. Неожиданно закружилась голова, в животе замутило, стены убежища как будто стали давить на Синцова со всех сторон, он почувствовал себя таким маленьким, единственным человеком на всей земле. И в сердце закралось такое отчаяние, слезы покатились из глаз. Страх вдруг сковал старика, тело отказывалось подчиняться ему, застыло как изваяние.

Словно в черно-белом кино, из жидкой темноты нижнего яруса длинной тенью медленно и неслышно выросли сухие корявые ветки. Хотя нет, не ветки. Что-то эластичное, но достаточно крепкое. Множество упругих жгутов и жгутиков. Шевелясь, словно копна черных волос, они, извиваясь, карабкались вверх, ощупывая ближайшее окружение, ползли по стенам, обматывались вокруг перил. В желтом свете керосиновой лампы поверхность щупалец блестела, переливаясь красно-бурыми оттенками. В спутанном клубке показались обрывки одежды, испачканные бурой массой, куски плоти.

Старик, завороженный, уставился на существо и, кажется, даже перестал дышать. Все тело разом ослабло, ноги потяжелели, пальцы потеряли хватку, и фонарь выпал из рук под ноги, металлический корпус звонко ударился о бетон, но продолжал светить. От звука удара Синцов вздрогнул и пришел в чувства, ужас, сковавший все тело, на секунду отступил. Неуклюже переставляя ноги, Григорий попятился и наступил на фонарь, который, скрипнув корпусом, провернулся. Старик инстинктивно махнул руками, стараясь удержать равновесие, крепче сжал ружье, отчего непроизвольно надавил на оба спусковых крючка. Стволы дружно плюнули облаком дроби в сторону лестницы. На пути дроби оказалась керосиновая лампа, которая звонко разбилась, расплескивая вмиг воспламенившееся топливо. Сухие деревянные ящики, на которых она только что стояла, сразу же вспыхнули, будто все время только этого и ждали.

Грохот выстрела и вспыхнувшее пламя, отвлекли прикованное к виду существа внимание и вывели из оцепенения. В ногах снова появилась сила, и страх погнал старика наружу, прочь из убежища, которое перестало быть таковым. Дед наклонился, подобрал фонарь и, не оглядываясь, рванул к выходу. Побег из убежища продолжался словно в тумане. Преодолевая поворот за поворотом, Синцов добежал до своего поста, где гермозатвор по-прежнему оставался закрытым.

«Значит, никто не смог выбраться или не успел. Во всяком случае, только не через эту герму», – подумал Синцов.

Быстро натянув противогаз, накинув плащ и рассовав патроны по карманам, Дед обеими руками вцепился за колесо запорного механизма гермодвери и с натугой закрутил. Послышался протяжный скрежет смещающихся затворов, а потом замок громко щелкнул, впустив в щели приоткрывшейся двери клубы пыли. Распахнув гермодверь, старик выбежал в наружный тамбур и, поднявшись по винтовой лестнице, вышел на поверхность. Открыл створку двери электрощитовой и, быстро оглядевшись по сторонам, метнулся к ржавеющим останкам пазика, который обрел вечный покой на противоположной стороне дороги. Низко пригибаясь, Синцов оббежал автобус с другой стороны и протиснулся в салон сквозь приоткрытую дверцу. Обивка сидений прогнившей трухой свисли со стальных скелетов кресел почти до самого пола, на котором было много битого стекла, стреляных гильз и сухой листвы. Сквозь разбитые стекла пробрался вьюн, частично обвивший ряд кресел, затянувший живой изгородью проемы окон с одной стороны и, протянувшись по поручням, пробившийся в открытый люк в крыше. Небольшой ветерок неслышно заигрывал с остатками обшивки салона, колыхая свисающие грязные лохмотья. Осторожно ступая, похрустывая осколками стекла, старик прошел к задней части автобуса, где кресла отсутствовали, а заднее ветровое стекло хоть и было треснуто, но было на месте. Высунув в крайнее боковое окно стволы своего ружья, старик принялся размышлять, как быть дальше.

Расклад выходил такой. Ближайшая община, месторасположение которой ему было известно, была полицейской. Группы их сталкеров на своем транспорте в сопровождении охраны частенько приезжали за водой. От ходоков Григорий знал, что их община находится в бывшем здании Ленинского отдела полиции. Значит, остается только добраться до него. Проще подумать, чем сделать. Но надо дойти и рассказать, что тут произошло. Община полицейских находится на улице Орлова, к которой ведут несколько основных дорог, не принимая во внимания частный сектор. Туда уж лучше и вовсе не соваться. Узкие заросшие улочки, заваленные трупами ржавеющих автомобилей, тесно расположенные друг к другу сгоревшие и полуразвалившиеся дома давно стали прибежищем многих мутантов. Не зря ходоки прозвали частный сектор зоопарком. Строить маршрут через него – чистое самоубийство.

«Маршрут будет такой: преодолев Поливенское шоссе, выйти на улицу Юности. Оттуда можно будет повернуть в двух направлениях. Вправо на проспект Нариманова либо налево к улице Розы Люксембург. По ним обеим можно добраться до общины, поэтому обе подойдут. Дальше загадывать не имеет смысла. Как получится. Разберусь по ходу», – Дед в растерянности сидел и соображал, мысли об оставлении убежища терзали его. А вдруг все закончилось, и в бункере много выживших, а он сейчас сорвется в неизвестность? Хотя кто там мог выжить, если вся охрана с лучшим оружием осталась на первом ярусе? Что могут противопоставить оставшиеся и закрывшиеся в своих комнатах бункера люди? Он должен привести помощь, должен спасти остальных.

Створка двери трансформаторной слегка покачнулась. Старик напрягся и затаил дыхание, направив стволы на дверь. Прошли минуты, линзы противогаза запотели от частого дыхания, на висках запульсировали вены.

«Все, ждать больше нельзя. Если начнется стрельба, то неизвестно, какие еще твари захотят посетить вечеринку. Вряд ли кто-то выжил. А если и так, то я приведу помощь. Все, надо уходить».

Дед быстро поднялся, все еще держа стволы ружья направленными на двери трансформаторной, быстро прошел к выходу, отчего стеклянное крошево под ногами снова захрустело. Оказавшись у двери, старик неуклюже выпрыгнул из автобуса, закинув ружье за спину, короткими перебежками покинул территорию предприятия и двинулся в направлении города по дороге, той, что еще осталась от Поливенского шоссе.