- Александровка.
- Вашей Александровке. А если кто-то решит иначе - позвони, приедут люди и все решат.
Василич взял протянутую визитку, с гербом и красивыми вензелями.
- Ну бывай дед. - сказал главный и направился к машине. - Может когда и добрым словом помяните, - донесся его негромкий и уставший голос.
Машины подняв пыль рванули прочь из деревни, оставив Василича одного у остановки. Он еще раз посмотрел на визитку от которой веяло неведомой силой и властью.
Тем временем, непонятно как, образовалась толпа односельчан, чуть не в полном составе. На лицах была тревога и надежда.
- Не томи, мать твою, - выразил общее мнение Михалыч.
- Значится так, - приосанился председатель. - Остановку поставили по ошибке, но забирать не будут. Наша она теперь, я договорился, - решил немного приврать для пользы авторитета Василич.
Поднялся жуткий гвалт. Со всех сторон посыпались предложения по использованию приобретенного даром имущества. Василич поднял руку и повысил голос:
- Хватит! - наступила тишина. - Остановку поставлю на баланс, как общественное имущество. Порча и урон будут караться по всей строгости. Пользоваться можно всем без ограничений. Все! Расходимся! - и повернувшись, направился в сторону дома, чувствуя, как в кармане покалывает острыми углами заветный прямоугольник визитки.
Народ расходиться не спешил, увлеченно обсуждая событие. В страстной полемике никто не заметил, как Филипповна сняв калоши, босиком прошла на остановку и села на край скамейки. Разговоры стихли и все посмотрели на счастливое лицо Филипповны.
- Ну как? - нашелся первым Михалыч.
- Необычно как-то, - промурлыкала Филипповна. - Нравится.
- Ну-ка подвинься! - донеслось из толпы и народ хлынул на остановку.
С этого дня жизнь деревни заиграла новыми красками. Остановка быстро стала центром общественной жизни. Здесь коротали вечера, назначали встречи, проводили собрания, провожали и встречали. Кто-то предложил и отпевать тут же - мысль отклонили решив, что это перебор. Бабы связали коврики и подушки для лавочки. Мужики поставили еще три скамейки, не пожалев строганых ровных досок и две банки эмали (из резервного фонда). Порядок на остановке поддерживался безукоризненный. Рядом разбили клумбу и посадили пару березок. Со временем остановка прочно вошла в топ достопримечательностей Александровки потеснив даже развалины колхозного элеватора.
Все шло своим чередом. Александровка напоминала крепкий корабль, с хорошей командой, где каждый знал свое дело. А капитан (Василич) вел его через неспокойные житейские моря твердо и уверенно. Его стараниями местное общество стало представлять собой смесь израильского кибуца и советского колхоза; и жило вполне себе счастливо не задумываясь о глобальном потеплении, гей-парадах и политических кризисах.
2.
Однажды вечером Михалыч услышал стук в дверь. Открыв, он увидел на пороге взъерошенного Федьку, внучка Семеновны. Федька - парень двадцати пяти лет, работавший механиком, был главным женихом и надеждой общества "отгрохать" свадьбу.
- На тебя только надёжа осталась! Помоги, Михалыч!
- Лариска? - зная ответ, спросил Михалыч.
- Она, - упавшим голосом сказал Федька.
Вся деревня, разумеется, была в курсе. Безответная любовь Федьки и прохладность Лариски - местной красавицы, давно была хитом деревенских новостей.
- Измотала совсем. Что только не делал. И цветы дарил, и в город, в кино возил, и колечко золотое справил. Все без толку. Чего ей надо, ума не приложу.
- Женскому организму романтика требуется. Принца на белом коне им подавай, мать его.
- Я не принц, конечно, - разочарованно сказал Федька, - и с конями белыми у нас туго. Кобыла есть - Зорька, и та пегая.
- Принц - это фигурально, - поморщился Михалыч. - Знаешь, какую книжку она у меня месяц назад брала? "Алые паруса", - сам ответил Михалыч. - И вернула через два дня! То есть запоем прочла. А когда возвращала ...ты б ее глаза видел!
- И? - заерзал Федор.
