Я опустила письмо, но на место его так и не вернула. Эта идея казалась мне безнадежной. Авторами «Картографии будущего» были исключительно мужчины, но это не означало, что они отнесутся к запросу брата с пониманием. Редакторская группа была печально известна своими консервативными взглядами, и дополнения в «Картографию будущего» вносились чрезвычайно редко. Последнее дополнение, призванное сделать акцент на гендере и сексуальности, едва признавало то, что влечение к лицам своего же пола и отношения с ними вообще существуют. Майлс требовал от авторов слишком резкого скачка вперед. И еще, на мой взгляд, предложение его было нецелесообразным. Девушкам никогда не будет спокойно в присутствии мужчин-толкователей. Это же очевидно.

В те подростковые годы я еще не видела разницы между официальными каналами и неформальными – теми, где зарождался истинный прогресс. Дополнение к «Картографии будущего» действительно в конце концов опубликуют, но совсем не в той форме, какую изначально запрашивал Майлс. В последующие годы я буду покупать исправленное и дополненное издание, но не для себя, а для девушек, которых ждало иное будущее – то, какое в те времена я не могла даже вообразить.

Я все еще держала в руках письмо, когда Майлс вернулся домой и взбежал вверх по лестнице. Он сделал шаг в свою комнату и, увидев меня, замер.

Я подняла письмо.

– Что ты задумал?

– Я пытаюсь изменить систему. – Он подошел и выдернул бумагу у меня из рук. – Не пускать в профессию талантливых людей – это расточительство.

– Ты же знаешь, что в «Картографии будущего» говорится о мужчинах-толкователях. – Я подошла к стеллажу с его книгами и отыскала домашний экземпляр справочника. Я сняла его с полки и пролистала до раздела «Мужчины и толкование». – Женщину метит сама природа, но мужчина лишен отметин, и истолковать его невозможно, – зачитала я вслух. – По этой причине мужчинам не рекомендуется выбирать толкование в качестве профессии. В искусстве толкования ни один мужчина не сравнится с женщиной, и мужчинам не следует питать иллюзий относительно своих способностей в этой области. У мужчины есть своя роль: управлять обществом, устанавливать законы и нести ответственность за будущее в более широком понимании. В то же время область домашних и частных дел находится в ведении женщины.

– Знаю я, что там говорится. – Майлс был взбудоражен. – Смотри на вещи шире, Селеста. Возможно, мужчины потому не считаются способными, что их никогда как следует не обучали или им самим не приходило в голову себя в этом пробовать. А может, Министерство будущего всерьез не рассматривало такую возможность, потому что никто за нее не боролся. Я готов этим заняться.

Я, как и брат, хорошо понимала, каково это – столкнуться с ограничениями из-за твоей половой принадлежности. Моя книжная полка, полная трудов по психологии, написанных мужчинами, была весомым тому подтверждением. Но в то же время я ни за что не захотела бы раздеться перед мужчиной-толкователем, присутствуй рядом с ним ассистентка или нет. В реальной жизни нам ни разу не встречались мужчины-толкователи – те немногие, что занимались этим, жили в городах покрупнее. И их работа все равно считалась баловством.

– Тебя Джулия заставила? – спросила я. – Я же тебе говорила, что-то с ней не так.

– Нет. Это моя идея, но Джулия ее поддерживает. Она знает, что у меня есть талант. Знает, кем я могу стать.

Я пробежалась глазами по последним предложениям в разделе «Мужчины и толкование» и прочла их про себя: «Наша позиция по этому вопросу ясна и конкретна: бремя необходимости истолкования несет женский пол, а значит, именно женщины лучшим образом приспособлены к познанию тонкостей сего вида искусства. И мужчина в данном вопросе женщине не ровня».

– Ладно, сейчас это все неважно, – сказал он. – Мне пора идти.

– Куда?

Майлс мне не ответил. Он наклонился и покопался в куче одежды. Отыскав темно-синюю толстовку на молнии, он накинул ее себе на плечи. Я впервые заметила, что руки у него дрожат.

– Майлс. Скажи мне, что происходит.

Он даже не поднял на меня глаз.

– Дейрдре, – наконец произнес он. – Она вернулась.

Книга в руке у меня словно налилась свинцом.

– Вернулась?

– Я только что узнал. Пойду ее проведаю.

– Я уверена, что сейчас она не захочет оставаться с парнем наедине. Я пойду с тобой.

– Так себе идея. – Майлс застегнул толстовку. – Поверь мне.

На мгновение я испугалась, что лихорадка сейчас вернется и меня так скует ужасом, что я не смогу двигаться. Но нет. Я должна была увидеть Дейрдре, своими глазами увидеть, что с ней случилось.

– Я иду с тобой, – твердо сказала я и вернула «Картографию будущего» на место в книжном шкафу Майлса. На ее корешке тускло поблескивали золотистые буквы. Но походили они не на звезды, а на пару глаз, наблюдающих за мной. Знавших, что со мной происходит и чему еще предстоит произойти.

По словам Майлса, Дейрдре нашли без сознания, выброшенной где-то на аллее. Врачи «Скорой помощи» подобрали ее и увезли в больницу, где она провела четыре дня, восстанавливаясь в отделении реинтеграции. Только после этого ее отпустили домой. Ни официального заявления, ни торжественной встречи, ни праздника в честь возвращения домой. Будто она все еще числилась пропавшей.

Дейрдре жила на окраине нашего района, примерно в миле от нас, в простом кирпичном домике, укрытом зарослями винограда. Мы пересекли заросший газон, прошли мимо покосившейся ржавой кормушки для птиц, свисавшей с сосны возле входа, и громко постучали в парадную дверь. Родители Дейрдре тут же нас впустили. Похоже, они были рады, что хоть кто-то решился навестить их дочь.

Поднявшись наверх, мы нашли Дейрдре в кровати. Она исхудала, словно не ела много дней. Волосы ее были подстрижены до подбородка, что показалось мне странным – может, это сделал ее похититель? А может, и родители – в попытке сделать ее неузнаваемой – или, может, медсестры в больнице, или это сделала сама Дейрдре, потому что знала – теперь она другой человек.

Майлс сел за письменный стол, а я устроилась на полу, скрестив ноги. Я заметила, что на Дейрдре не было ее подвески с опалом – пропала еще одна яркая частичка ее.

– Как ты? – спросил Майлс.

Дейрдре уставилась на него без всякого выражения.

– Я ничего не помню – это единственное, что я сейчас понимаю.

Мы с Майлсом кивнули. Похитители накачивали девушек наркотиками, чтобы те вели себя тихо и послушно. Эти наркотики также стирали память, и некоторые поговаривали, что такой побочный эффект был весьма кстати.

Дейрдре перевела взгляд на меня. Во мне бурлила куча вопросов к ней – вопросов, которые я ни за что не осмелилась бы задать вслух. Какие ощущения были у нее в теле, на коже, чувствовала ли она его запах до сих пор. Знала ли, кем он был, как ее мучил, что с ней делал. Даже представить это было страшно, но я все равно представляла: как мужчина оголяет, терзает, ранит Дейрдре. Ломает всю ее жизнь. То, что ее волосы были острижены, казалось уместным – она была обрезана, как деревце, обрублена у самого корня. Вот такие мысли роились у меня в голове – мешанина из непристойных подробностей, – и избавиться от них я не могла. Я ощущала себя монстром, даже просто размышляя о том, что пережила Дейрдре, но крошечная часть меня отчаянно, оголтело желала узнать больше.

Дейрдре все еще смотрела на меня. Я испугалась, что она почуяла, какие гротескные сцены разворачиваются в моем воображении.

– Я кое-что тебе принес. – Майлс достал пакетик с двумя красными пилюлями. На его ладони они выглядели как две капли крови.

Дейрдре потянулась вперед, встав на колени прямо в кровати, и с нее свалился плед. Я не могла отвести глаз от ее тела – ее хрупкого, травмированного тела, лишенного сияния, поскольку ее превращение завершилось. Теперь она была женщиной, бледной копией девушки, которую я видела в школьном туалете всего пару недель назад, но было в ней что-то новое. В ней была сила. Без нее, решила я, Дейрдре не пережила бы насилия.