Она заложила страницу закладкой и с удивлением взглянула на меня.

– Конечно, Селеста. Я же обычный человек.

Я всматривалась в нее, выискивая какой-нибудь знак того, что предметом ее желания был еще один ребенок. Но ничего такого не заметила.

Майлс вернулся на кухню и положил «Картографию будущего» на стол. Эта книга, облаченная в тяжелый переплет из темной кожи с золотой филигранью, оттягивала руки весом своей истины и возраста. Мать похлопала ее по обложке, словно радуясь встрече со старой приятельницей.

– Спасибо, – сказала она. – А теперь идите оба умойтесь. Хватит с вас пачкотни на сегодня.

В тот день к игре мы с Майлсом не вернулись. Вместо этого мы маялись во влажном летнем мареве: слушали радио, ели фруктовый лед, который таял и стекал по нашим рукам, просто валялись, растянувшись на полу в гостиной перед вентилятором. В конце концов Майлс ушел к себе в комнату. Я сидела у окна в гостиной и наблюдала, как небо темнеет до глубокой кобальтовой синевы. Тьма накрывала соседние дома, отчего те выглядели тусклыми и заброшенными, словно за считаные мгновения успели состариться на полвека.

Все это время я думала о нашей незаконченной игре, об отгадке, которая таилась в подвале. Правда или ложь. Я представила, что ответ брата – это живое существо, которое ждет меня в сумерках, призывает меня к себе. Молит познать истину.

Спуск в подвал тем вечером стал моим первым шагом к чему-то новому – теперь я это понимаю, – но тогда я просто медленно погружалась в темноту, ни в чем не уверенная и совершенно одна.

Я спустилась по лестнице и замерла, чтобы глаза привыкли к мраку. Стоя на месте, я думала о Майлсе и о том, каким нечитаемым он стал во время игры. Впервые я поняла, что он был способен хранить настоящую тайну, нечто куда более серьезное, чем любые наши выдумки в этой игре, и меня тревожило, что это могло означать. Там, в прохладном воздухе подземелья, безымянная тревога пробудила к жизни что-то внутри меня – настороженность по отношению к брату и тому, что еще он однажды мог от меня утаить.

Подвал освещала одинокая гудящая лампочка, ее слабое мерцание едва доставало до угла, где днем мы сидели в пыли. Я стала красться туда, навострив все органы чувств. Наконец, я добралась до слова, выведенного на земле под занавесью паутины. Майлс написал свой ответ печатными буквами – послание, которое стало провозвестником грядущего обмана – как с его стороны, так и с моей.

Надпись гласила: «ЛОЖЬ».

Тогда я впервые увидела проблеск правды.

По иронии судьбы я появилась на свет спустя ровно два года после Майлса, поэтому день рождения у нас был один на двоих. Иногда я воображала, что мы двойня и нас не разделяют пространство и время. Мы были достаточно похожи, чтобы сойти за двойняшек: волосы одинакового каштанового оттенка, темные глаза с искрой – скорее карие, чем зеленые, даже брови и уши были одной формы, словно я была его оттиском, сделанным на два года позже. Я всегда старалась нагнать те два года, пыталась сравняться с братом, словно могла перехитрить само время.

В тот год лето внезапно перегорело и превратилось в осень, а жара моментально перешла в мороз. Первый холодный день в сентябре шокировал, студеный воздух казался нездешним. Все это мне запомнилось, потому что в тот день Майлс попросил меня сходить с ним на занятие по толкованию. Его учительница Джулия хотела осмотреть меня, перед тем как мои отметины сменятся взрослыми. Джулию я видела лишь однажды, но много о ней слышала: она была опытной толковательницей, но подход ее считался нетрадиционным, и меня терзало любопытство, что же она скажет мне – практически незнакомому человеку.

Было уже далеко за полдень, солнце заливало все золотистым светом, в деревьях щебетали птицы. Майлс с «Картографией будущего» под мышкой шагал по нашему району чуть впереди меня. Я пыталась идти с ним вровень, но все равно отставала на шаг-другой. Ноги у меня были длинные, но у него длиннее. Мы были и похожи, и нет.

Он переживал, что опоздает – это было понятно и без слов. Будучи первым и единственным учеником мужского пола в классе у Джулии, он должен был трудиться вдвое усерднее, чтобы его воспринимали всерьез.

– Успеем, – приободрила я его, когда мы свернули с нашей улицы и нам осталось чуть больше мили. Мы жили в старом районе, который граничил с центром города. Здесь преобладали пешеходные дорожки и живые изгороди, но застройка была плотной, и некоторые дома заметно одряхлели. С дома по соседству с нашим краска отслаивалась, как кора с древней березы, у другого окна на верхних этажах были заколочены фанерой. Зато всего в паре кварталов отсюда в окружении пышных зеленых лужаек стояли дома с колоннами и башенками, а возле одного из них статуи двух львов, распахнув пасти в нескончаемом рыке, стерегли вход на аллею к дому.

Мы вошли в центр города, где улицы сужались, а сквозь трещины в асфальте пробивались крошечные растения. Молодая поросль, проложившая себе путь через обломки, причудливые осыпающиеся здания – то были первые знаки, что мы приближались к району толкователей. Вход в него украшала кованая арка с надписью «Будущее – это судьба». Пройдя под ней, мы очутились в лабиринте брусчатых улиц, на которых изогнутыми рядами теснились малоэтажные домики. Верхние этажи были жилыми, а на первых располагались кабинеты толкователей – окна в них были без штор, чтобы прохожие могли заглядывать внутрь.

Район толкователей был практически поровну поделен между серьезными заведениями и теми местами, где занимались фарсом. Здесь предлагали и настоящие, и развлекательные толкования, и профессионалам вроде Джулии приходилось сосуществовать с псевдотолкователями, которые вешали у себя над входом неоновые вывески и раздавали купоны на улице. Гадания по хрустальному шару, по руке, по чаинкам, по картам Таро и толкование снов – все это было лишь показухой. Только отметины говорили правду.

Пока мы с Майлсом шли по главной улице, краем глаза я поглядывала на витрины. Светящиеся гирлянды, кружево, кристаллы, бряцанье дешевых занавесок из бусин – всем этим завлекали к себе псевдотолкователи. Ни с того ни с сего я начала рассказывать Майлсу о девчонках из школы, которые часто захаживали в такие места ради смеха. Их приводили в восторг безумные предсказания лжетолкователей о невероятных любовных романах, свалившемся с неба богатстве, приключениях…

– Некоторые из наших собираются зайти сюда на толкование, когда их отметины сменятся на взрослые, – сказала я.

Майлс покачал головой:

– Не трать на это деньги. Кроме того, превращенкам опасно посещать район толкователей.

– Разве что ночью.

– Возможно. Но это все равно слишком рискованно.

Он имел в виду, что девушки, только вступившие в фазу превращения, – особенно это касалось дерзких, безрассудных или травмированных девушек из проблемных семей, – нередко пропадали в темное время суток в районе толкователей. Эти улицы – единственный городской округ, выделенный для профессиональных толкователей, – привлекали изрядное количество посетительниц и потому были первоочередной целью для насильников. Это не было для меня новостью – все об этом знали, – но, как и большинство, я предпочитала избегать подобных мыслей. Тогда я относилась к похищениям так же, как к собственной смертности: то была неоспоримая правда жизни, однако непознаваемая, слишком серьезная и жуткая, чтобы думать о ней дольше пары секунд.

Поэтому я и не думала. Я была пятнадцатилетней девчонкой, которая решила составить компанию брату. Нас ждала Джулия, нас ждало будущее. Нам только и оставалось, что шагать вперед.

На доме Джулии не было вывески – никаких указаний на то, что это не просто жилой дом. Ни неоновых огней, ни дешевых занавесок и уж точно никаких хрустальных шаров. Мы с Майлсом вошли в приемную: комнату украшали напольные часы, старинный диван и обои с блестящим узором. Я сочла, что здесь к будущему относятся серьезно.