Боженька дал полторы.

Мотор хрюкнул, залязгал, выпустил струю черного дыма, скрежетнул и остановился. Пропеллер лениво прокрутился несколько оборотов, аппарат со свистом перешел в планирование.

Какими силами я удержал аэроплан и не дал ему свалится – не знаю. Но до лужаек я дотянул и даже сел почти штатно, сломав лишь правое колесо.

Встречали меня овцы, сперва шарахнувшиеся от неведомой дряни, упавшей с небес, а потом подходившие щипать травку все ближе и ближе. А я все сидел, не замечая впившихся в зад реек и приходил в себя. Минут через пять или сколько там прошло я лениво подумал, что надо бы слезть и посмотреть двигатель, но дрожь в ногах говорила о том, что я не сделаю и шагу. Дым из мотора все истончался, пожар мне не грозил, значит, сижу, пока не отдышусь.

Я задрал очки на лоб и запрокинул голову. Хорошо… Овцы блеют, трава на ветру шуршит, движок тарахтит… Не сдох, значит, крутится… Как не сдох? Я повернул голову и уставился на неподвижный пропеллер, недоумевая, отчего звук мотора с каждой секундой все громче. Надо все-таки слезть и посмотреть.

Чуть не упал, но наконец-то понял и чуть на рассмеялся – от деревушки слева катился автомобиль. Ноги подкосились и я сел на траву, упираясь рукой в землю. Так меня и застал водитель – классический английский спортсмэн в клетчатых кепке, пиджаке и бриджах.

– Mister Raspoutine, I suppose?

– Yes, sir. And who do I enjoy talking to?? – ответил я на языке родных чертополохов. Спасибо маме с папой – не жалели на репетиторов.

– Oh, you speak English! What a surprise! – восхитился автомобилист и тут же представился. – Я Кристиан Фергюсон, вон там, за рощей – мое поместье. Я читал о вашем дерзновенном плане и верил, что человек способен совершить задуманное! Рад, что не ошибся!

Понимал я его с пятого на десятое – языки с разницей в сто лет сильно отличались, да еще это произношение, – но все-таки понимал. И он меня тоже.

– Приглашаю вас в мой дом.

– Мне бы в Дувр, – протянул я, – туда мои товарищи приедут.

– О, не беспокойтесь! – по лошадиному широко улыбнулся англичанин, – пока они доберутся до Кале, пока переправятся в Англию, у нас есть как минимум два часа. По дороге мы дадим телеграмму моему человеку в городе, он встретит ваших спутников, а вы тем временем приведете себя в порядок.

Так и вышло. Кристиан для начала налил мне стакан чистого виски и я его со спокойной душой хлопнул залпом – знай наших. На это хозяин отреагировал разве что поднятой бровью. Потом я плескался в ванной и через час снова стал похож на человека – чист, причесан, руки-ноги не дрожат, в глазах блеск и сумасшедшинка. И мы поехали в Дувр.

Человек Кристиана не только встретил нашу авиаделегацию, но и арендовал зал в гостинице, и назвал газетчиков (кое-кого успел вызвать аж из Лондона), и даже собрал небольшую толпу «восторженных поклонников и поклонниц» у входа в отель, с цветами и даже бело-сине-красными лентами. Я уже начал подозревать, что здесь что-то не так, но потом сообразил, что на всех фото рядом со мной стоял Фергюсон. Красавчик, что и говорить – урвал кусок славы. Но ведь встретил, приветил, обласкал – так что не жалко, пусть радуется. К тому же, он твердо взял в руки организацию общения с прессой и нашу первую блиц-конференцию закруглил буквально через пятнадцать минут, объявив, что основная будет в Лондоне завтра.

На следующее утро, Стольников с Дрюней и приехавшим с опозданием Габриэлем пошли смотреть мотор самолета, а Фергюсон повез меня поездом в Лондон. Сельская пастораль промелькнула – не успел заметить. Все отвечал и отвечал на вопросы Кристиана, даже нарисовал схему биплана, который сейчас строит второй Вуазен под Парижем.

– Это гениально! Я хочу, просто обязан быть частью всего этого.

Порасспросив Фергюсона я узнаю, что тот уже летал на воздушном шаре, влюбился в небо, но будучи единственным сыном крупного английского землевладельца – был вынужден заниматься поместьем.

– А кто у нас отец? – поинтересовался я.

– Сэр Фергюсон! Член палаты общин.

Как там было в «Обыкновенном чуде»? «Предупреждать надо». С депутатом надо бы познакомиться и наладить связи, но по приезду в Лондон нас закрутила суета. Уже на вокзале поезд встречала огромная толпа. Ее сдерживало всего несколько полицейских «бобби» в смешных касках. Столичные жители, впрочем, вели себя вежливо, насколько это можно, но когда я появился в дверях вагона – многие закричали «Спич!». То бишь хотят речь.

Опять вспыхнули магниевые вспышки, репортеры, работая локтями, полезли вперед.

– Откуда только узнали? – я повернулся к Кристиану, который стоял позади меня.

– Я дал телеграмму знакомым. Утренние газеты вышли уже с новостью.

Вот же ухарь! Точно хочет проехаться на моей славе.

– Речь, речь! – жители Лондона не скандировали, но похоже, были готовы к этому.

– Есть такие, кто сомневается, что я перелетел Канал? – крикнул я громко в толпу.

– Ну вот я, например, – вперед вылез толстый бородатый мужик весь в черном. Даже котелок у него на голове был темных тонов, чем-то обсыпанный. Да это сажа! Трубочист. Давно позабытая профессия.

– Звать тебя как?

– Стив О'Доннелл, сэр.

– Приходите, Стив, через два дня к поместью Кристиана Фергюсона, что рядом с Дувром. Полечу обратно во Францию. И вы все, кто сомневается, приходите!

Рисковал я? Безусловно. Но Вуазен привез с собой второй мотор – переставить его на самолет за два дня, да еще с помощниками – было вполне возможно. А эффект перелета надо было закрепить. Да и сомневающихся высокомерных лягушатников хорошо бы было «макнуть».

Впрочем, высокомерия и недоверия я сполна хлебнул на встрече с английскими журналистами в отеле Rubens at the Palace. Даже импровизированный фуршет не помог. Хорошо хоть Фергюсон с нами был, а то сожрали бы начисто, так что бог с ним, с куском славы.

На сцене, а точнее на небольшом подиуме в зале отеля стоял длинный стол, все вокруг было убрано розетками и лентами бело-сине-красных цветов, позади воткнули три флага – российский в центре и по бокам английский и французский.

Распопов уже профессионально хлопнул пробкой шампанского, разлил по бокалам, мы чокнулись на камеру… и началось.

– Дэйли Мэйл, – поднял карандаш живой как ртуть толстяк. – Мистер Распутин, вы утверждаете, что пересекли Дуврский пролив за тридцать минут на аэроплане?

– Именно так.

– А позвольте спросить, где ваш аэроплан?

– Аэроплан находится у меня в поместье, – отсек сомнения Кристиан, – желающие могут с ним ознакомится.

– Манчестер Гардиан! Показать конструкцию недостаточно! Кто может подтвердить факт перелета?

Я кивнул Щекину. Тот начал на французском, к неудовольствиею хозяев – нелюбовь к французам никуда не делась. Еще бы, ближайшие соседи и соперники – читал, что Англия с Францией воевали шестьдесят четыре, что ли, раза. А неча тут, сами построить не смогли, так терпите.

– У нас имеются фотографии взлета и заверенное нотариусом свидетельство, – Щекин пустил по рукам заранее напечатанные снимки.

– О! Как мы можем их получить? Прошу прощения, Иллюстрайтед Лондон Ньюс.

Но деловой разговор прервал дедок лет за шестьдесят, воинственно потрясавший нашим фото.

– Это невозможно! Я научно доказал, что крыло должно быть маршевым! Ваш самолет не мог продержаться в воздухе более пяти минут!

Вот только безумного изобретателя нам и не хватало. Впрочем, его, похоже, тут знали – Кристиан шепнул мне, что мистер Филлипс давно пытается построить самолет, похожий на жалюзи, но все время что-то идет не так.

– Билл Прауди, Таймс, – представился крупный мужчина с мясистым носом и маленькими злыми глазами. – Фотографии это прекрасно, но их можно сделать и за амбаром.

Сентенция вызвала предсказуемые смешки среди недоверчиво настроенных журналистов, а вот простая публика отозвалась недовольным шумом.

– Сейчас две киномастерские в Лондоне срочно размножают киноленту, снятую на старте. Завтра она будет показана в нескольких синематографах, – уперся я в Билла фирменным «распутинским» взглядом. – Кроме того, мой полет видели рыбаки и моряки в Ла-манше. Если вашей национальной гордости не претит, вы вполне можете опросить их. Полагаю, не каждый день над ними летают подданные русского царя. Вашего союзника, кстати.