Мне сложно контролировать дрожащие руки и унять ярость. Я рискую всё сломать в один момент лишь потому, что не в состоянии справиться с эмоциями. Я учусь на психолога, и я самый психованный психолог в этом мире.

Во мне накопилось так много боли и сдерживаемых эмоций, что, кажется, разожму кулаки, ослаблю давление стиснутых зубов – и сокрушительная сила разорвёт мою хрупкую телесную оболочку и уничтожит всё вокруг.

Я настолько оглушена страхом и яростью, что не слышу, как сзади подходит Странник. Ощущаю прикосновение… и что-то во мне лопается громко и очень больно. Меня встряхивает, как от разряда электричества, и я кричу, впившись ногтями в лицо и шею Странника. Кричу очень страшно, как зверь, и хочу впиться зубами в свою жертву.

Внезапно меня жалит мысль, что я сошла с ума, а ведь это тогда конец всему… Люди понимают, когда они сходят с ума?

– Тихо-тихо, маленькая, – ласковый, успокаивающий шёпот доносится до моего слуха, и я вдруг осознаю, что больше не кричу. Только тело сильно дрожит, стиснутое в стальных объятиях.

Странник целует мои щёки, виски, глаза, крепко прижимает к себе и шепчет, шепчет… Его лицо и рубашка в крови, и черты начинают расплываться…

– Поплачь, девочка.

Я словно ждала разрешения – слёзы хлынули мгновенно – очень-очень много накопленных слёз. С ними уходили злость, обида, страх… и накатывала усталость. Уплывая в спасительное забытьё, я почему-то вижу размытый образ Доминика. Он вглядывается в моё лицо и… плачет?

В самолёте Странник не выпускает мою руку. Боится, что кидаться стану? Злость на него давно прошла, но чувство вины за его разодранную физиономию так меня и не настигло. Из-за моей незапланированной истерики с последующим отсыпанием рейс пришлось перенести на вечер, но и туда еле втиснулись. Такое ощущение, что все немцы дружно рванули в Париж праздновать Рождество. Билет для Доминика достался только на завтра – бедная пучеглазка Лизи теперь не сомкнёт глаз в ожидании суженого.

– Кушать хочешь? – спрашивает Странник, и я отрицательно мотаю головой.

Не могу даже думать о еде, хотя кроме травяного чая в мой желудок сегодня ничего не попало.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Странник хмурится, заглядывая мне в глаза.

– Отлично, – вру я и отворачиваюсь к иллюминатору.

– Ничего, Лурдес тебя откормит. Не сомневаюсь, что у неё уже готов ужин из двадцати пяти блюд. Кстати, дома тебя ждёт подарок – уверен, ты будешь в восторге.

Я живо себе представляю своего черноглазого нарядного карапузика под рождественской ёлочкой и улыбаюсь – конечно, я буду в восторге.

Словоохотливый и доброжелательный Странник меня немного подбешивает, потому что я уже привыкла к его мрачности и немногословности. И весь остаток полёта я делаю вид, что сплю.

Странник садится за руль внедорожника, который дожидался нас в аэропорту Орли. Я не хочу ехать рядом с ним и занимаю место на заднем сиденье. Здесь мне комфортнее без его пронизывающего взгляда. Он никогда не забудет о моей позорной истерике, и я не знаю, как смотреть ему в глаза. Я снова оказалась слабой и беспомощной.

– Почему ты не снимала деньги с карты? – уже не в первый раз интересуется Странник.

Сегодня он ждёт от меня какого-то другого ответа?

– Ты знаешь почему – мне хватает.

– Ты ничего себе не покупала… – звучит, как упрёк.

Я не хочу обсуждать эту тему со Странником и поэтому молчу. Я жила на всём готовом и два раза в неделю подрабатывала в автосалоне неполный рабочий день. Там платили хорошие комиссионные от продаж, и мне хватало средств и чтобы отложить в копилочку, и на мелкие расходы.

Эту работу я получила совершенно случайно, когда любопытство занесло меня поглазеть на новенькие автомобили, и я убедила сомневающегося покупателя, что он делает правильный выбор. А поскольку это была моя любимая модель, то мне не составило труда разрекламировать все её достоинства.

Старший менеджер впечатлился и предложил мне попробовать себя в качестве продавца-консультанта. Заключили временный договор о трудоустройстве – и дело пошло. За своих два неполных рабочих дня я зарабатывала комиссионных, как опытные консультанты за неделю. И, конечно, я развивалась, ведь тема автомобилей была для меня второй в приоритете после танца.

Своими успехами я делилась только с Андре, а он мной гордился и восхищался. А зачем мне рассказывать об этом Страннику? Он и так всё знает о моей подработке, а напрашиваться на комплименты не хочу, тем более, я не уверена, что комплименты от Странника мне понравятся.

– Принцесса, тебя ведь никто не ограничивал в тратах. Ты должна соответствовать своему статусу.

А какой такой у меня статус, и чем вы опять недовольны?

Мне хочется выплеснуть на Странника своё раздражение, но я продолжаю молчать – на сегодня концертов достаточно.

– Извини, малышка, но мне бы не хотелось, чтобы ты была содержанкой у твоего танцора.

Что?! Я даже не успеваю переварить смысл слова «содержанка», но… «у твоего танцора»… Какие тут могут быть варианты?

Страннику известно о моей связи с Андре!..

Чем мне это грозит? Паники, на удивление, нет – вся вышла. Да и Странник отчего-то спокоен. Мне тут же в голову приходит мысль – если он намекнёт, что я не увижу Реми, то я просто убью его по дороге… и всё.

– Эй, ты чего там затихла, принцесса, убийство замышляешь?

Потрясающая у нас семейка – гипнотизёры, телепаты… демоны… Моя мамочка никогда не ужилась бы с ними.

Странник ждёт какой-то реакции. Спросить, о каком танцоре он говорит или сразу сказать, что он вовсе не мой? Стоп!

– Какой ещё содержанкой, ты что несёшь? – опомнилась я.

– Долго же до тебя доходило, – усмехнулся Странник. – То есть факт существования у тебя любовника танцора ты не отрицаешь.

А смысл? Но я у Андре ни копейки не взяла! А подарки… Так ведь он дарит их любимой женщине! Слово «любимой» пришло в голову спонтанно и теперь показалось неуместным. Андре никогда не говорил, что любит меня, но обращался со мной, как с любимой. А как звучит слово «любовница» – мне совсем не нравится.

– Кроме тебя и Демона, я ни у кого не брала деньги, – говорю жёстко, встречая взгляд Странника в зеркале заднего вида.

– У тебя очень красивый браслет, – замечает он как бы между прочим.

– Это подарок, – меня злит, что приходится оправдываться, но и пугает осведомлённость Странника.

Сказать, что я очень уж шифровалась, конечно, нельзя. Я просто расслабилась, решив, что давление и слежка прекратились.

– Я понимаю – девочки любят подарки, – миролюбиво ответил Странник.

– Как давно тебе известно? – решаюсь спросить.

– С того момента, как ты подцепила своего благодетеля в баре, а потом отправилась к нему в гостиницу. Надеюсь, тебе не нужно напоминать подробности?

Я была готова провалиться от стыда, представляя, сколько ему могло быть известно. Может, я вся напичкана жучками? Я отбросила свой телефон, как ядовитую змею. Как жить-то так?

– Малышка, неужели ты думала, что я доверю твою безопасность этому ничтожеству, который упустил тебя в первый же день? Чем ты ему рот заткнула, кстати? Чувством вины? Не пыхти, можешь не отвечать. Мои люди постоянно были поблизости и тебе ничего не грозило. Но так будет не всегда, и тебе следует быть осторожнее.

– Зачем тогда вообще был нужен Доминик?

– Ты ведь хотела его спасти, а я решил посмотреть, на что он ещё годен, – Странник усмехнулся. – Этот парень – отработанный материал.

– Не вреди ему, пожалуйста, – меня пронзила острая жалость к моему Ники.

– Только не говори, что у тебя на него романтические планы.

– Три года он был моим единственным другом, без него я бы сломалась. Пожалуйста, Хосе, он мне очень дорог.

– Как я могу отказать принцессе, которая даже помнит моё имя? Пусть до окончания твоей учебы продолжает дрочить и капать слюной, это даже забавно. А потом решим, что с ним делать.