А в школе я про Неоплатона уже никому не говорю, пускай меня дрочить учат, пускай женщина, что химию преподает, кричит, что у больных отцов больное потомство, что она шпану из котлована на меня натравит, она знает, где они собираются, пойдет к ним, попросит и приведет... Пусть! Я молчу, пальцы стисну, во рту ручку зажму, грызу ее, зато молчу, зато у нас есть Неоплатон! Но этот проклятый автобус, всегда переполненный, эти злые люди, они толкают и толкают, и каждый раз они новые, ни одного знакомого лица...
Папу хотели провести кандидатом в депутаты, папа ответил: "Не хочу, политика такая гадость, вот если бы Неоплатона - было бы дело, а остальные современники, больные и тронутые, чему смогут нас, болеющих и тронувшихся, научить?"
Мы сидим на кухне, котлеты жарим, Неоплатона нет, скоро должен подойти, знаешь, говорит папа, почему я так к нему привязался? Во-первых, он - это я, во-вторых, он - это ты! Я его часто ночами спрашивал, а можно ли так жить? Автобуса ждать полчаса, потом до метро полчаса, и все это в среде испарений человеческого тела, жить на копейки, под носом эта долбаная яма, и не пить нельзя! Он смотрел на меня, цитировал Плотина, был философ такой известный, они дружили, пока их гетеры не развели, а потом делал такое движение рукой и головой одновременно, что я понимал - нельзя, но в то же время - можно! Можно, но в то же время - еды нормальной - никакой, бабы, которые и дать толком не могут, всю жизнь сходишь с ума, но так и не сойдешь по-настоящему, голова болит постоянно, но сколько можно таблетки жрать! Неоплатон меня приласкает, успокоит, скажет что-нибудь такого рода: "Спасибо тебе, что был такой, потому что в тебе есть идея!" Совсем другой смысл у последнего слова, чем всегда... Эта не та идея, которая русская идея, и не та идея, что пора на работу вставать, или что жизнь проходит и нет ни хуя... Это совсем другая идея! Эта как пустой автобус и садись куда хочешь; эта - как будто вместо котлована вот оно - метро!
Государство - вот конец всего тихого и светлого, вот начало всего страшного и темного; представь себе гнилое семя - государство еще хуже! Государство есть черный квадрат навсегда, подножка у входа в рай, и как только козел Платон мог тома о государстве писать, не знаю! Я ночью не сплю, ворочаюсь, чешусь, думаю - с Платона все пошло, научил человека - мол, ты дерьмо, а государство - оно хорошее, вот и кушай теперь картофельные котлеты по девять копеек пара, да и те не всегда бывают! Когда я слышу слово "государство", я плачу; когда я его не слышу, я тоже плачу, потому что знаю скоро дождусь любимого слова! А человек - маленький, грязный весь, бедный и больной, душа в потемках. Кто о нем вспомнит? А кто его всяким хорошим вещам научит - читать, писать и грамотно дрочить? Государство - оно вспомнит и научит...
Мы сидим на кухне и пьем чай. Неоплатон продолжает громить своего извечного врага: мы с папой его понимаем - он исправляет ошибки своего друга и учителя Платона. Неоплатон платонически уничтожает государство. Вот он какой, наш Неоплатон! Мы с папой им гордимся.
Сердце, мое сердце, бедное мое сердце, чистое мое сердце, красный мой уголок, нет в тебе идеи, а вдруг есть? Идея, идея, где я? А будет она, когда Неоплатон меня дрочить научит? Я ведь спокойный и тихий, я никому не делаю зла, никому я не нужен, кроме папы и Неоплатона, папа меня не бьет и понимает, а Неоплатон меня и не думает бить и прекрасно относится. Вот, я слышал, к учительнице, которая хочет меня шпане отдать, подруга в школу пришла и говорит - черт, везде черт, а учительница, - нет, Бог, везде Бог, а та - нет, черт, а учительница - нет, Бог. Подруга заплакала, страшно, говорит, везде же черт, а учительница - чего зря плакать, совсем не страшно, Бог потому что везде! Не знаю, чем кончилось, неудобно за дверью подслушивать, дома спросил у Неоплатона: "Кто везде? Бог или черт?" Неоплатон посмотрел на котлован и ничего не ответил, вздохнул только.
Я обычно писал где надо, а в этот раз, в автобусе, страшно так стало, защекотали тени котлована, вокруг чужие лица, хотелось кого-нибудь обнять, успокоиться, но нет Неоплатона, а кого еще обнимать в автобусе, тут я и, как говорят хорошие люди, дети в том числе, - написал не в унитаз, или описался, или, как говорят плохие люди, дети в том числе, - обоссался... Когда я описался, автобус только от остановки отъехал, зачем я раньше не вышел, но чего теперь напрасно рефлектировать, до следующей остановки долго, светофоры на каждом углу, тут же струйка потекла из-под брюк на пол, посередине большое пятно, но от него такие маленькие дорожки разбегаются, отворачиваются люди, и хорошие и плохие, и добрые и злые, вокруг меня пустое пространство, я сразу заплакал, один сказал: "Плачь, плачь, легче будет", другой возразил: "Не один, чай, едешь, других тоже уважать нужно, хоть бы к окошку отошел", вот остановка, я выскочил, все посмотрели мне вслед с негодованием и довольные. Домой бегу быстрее лани, холодно, пятно и дорожки замерзают, но мне не стыдно, а описался потому, что мне стало очень грустно, на моем месте любой бы так поступил, за собой вины не чувствую, Платон во всем виноват, все с него пошло!
Папа нашел следы текстов Неоплатона в девятнадцатом веке! Оказывается, животрепещущие пауки из одного банкирского дома интернационального треста продали их Герцену, и тот уже решил опубликовать тексты в девятнадцатом томе полного собрания своих сочинений, да поссорился с Огаревым; забыл смотровую площадку на Ленинских горах и невинные взгляды, когда клятву давали... Тексты в очередной раз пропали, но папа благодаря своему интеллекту, а также потрясению, вызванному моим рождением, не растерялся и восстановил автора, а скоро возьмется за тексты!
Пусть мы не можем родить собственных Платонов, мы и сами не желаем, зачем они нам? А вот собственных Неоплатонов - еще как можем!
Родственник приезжал, дядя чужой, новый мамин муж, забрать меня хотел, объяснил почему - мы все здесь с ума сходим, пока не поздно, надо ребенка спасать, может быть, ему в жизни повезет больше, чем нам, а у них с мамой хорошо, все есть, также две птички над головой летают по квартире и собака их охраняет. Неоплатон заинтересовался и спросил: "А какой породы?", - он всегда животных любил. Мамин муж только начал отвечать обстоятельно и неторопливо, как побледнел, мол, а кто это у вас разговаривает, а не видно? Мы с папой ответили, что Неоплатон, а потом и Неоплатон все про себя рассказал, дядя чужой совсем бледный стал, почти белый, в туалет просился, долго там был и ушел от нас еле-еле. Меня увезти уже не хотел. Вечером позвонила мама, поблагодарила нас с папой за то, что мы из ее нового мужа сделали идиота, неужели теперь все - идиоты? Конечно, нет, ответил папа, Неоплатон хороший.
Когда я не там и не туда посикал, решил вовсю описать портрет в нашей школьной библиотеке, ведь Платон во всем виноват, с него все пошло! Долго готовился, хотел зайти в библиотеку, когда там нет никого, и отомстить! Как индейцы, мы с хорошими детьми в них играли в котловане, они так неожиданно и смело мстили белым гадам за насилия и поругания своей индейской чести... Но боялся, что не попаду, - портрет маленький и висит высоко, а я тоже пока маленький, могу не достать. Решил написать в банку, словно бы для анализа, потом прийти и вылить на портрет. Здесь главное - не испугаться, когда в библиотеку с банкой войду, а во второй раз описаюсь, может войти в нехорошую привычку, кто меня вылечит потом?
Я рассказал папе и Неоплатону, каким образом собираюсь отомстить Платону за котлован и за то, что описался. Папа закричал, чтобы я не смел говорить об этом даже в шутку, Неоплатон тоже заметил, что это не шутки, к этому надо подходить серьезно.
Еще раз, серьезно и основательно, продумал план мести. Вот библиотекарша, что нам книжки выдает с учебниками, одна осталась, я за дверью стою, караулю, она вышла минут на пять, на десять по делам - позвонить кому или в буфете чего перекусить, я вбегаю, вынимаю банку, отворачиваю крышку, выливаю на портрет, убегаю... А вдруг кто войдет или библиотекарша раньше вернется? А куда потом девать банку и крышку? Ничего, индейцы - смелые люди, их любит удача, все будет нормально! Благослови, Неоплатон! Не буду, говорит Неоплатон, этим делу не поможешь, нужно идти другим путем. Да я и сам больше не хочу, все верно не поможешь, Неоплатон прав, как всегда.
