Когда злые дети из соседних квартир, подъездов и домов учат меня гадостным всяким штукам, я им отвечаю именем Неоплатона, и они пугаются, отступают, бегут в свои семейства и жалуются; тогда тень кошмарных московских вечеров повисает над нами. Со мной во дворе уже никто играть не хочет, я совсем об этом не жалею, Неоплатон мне дороже!
Меня преследуют тени котлована. Когда я вечером или ночью писаю, они меня щекочут. Утром - редко, днем - никогда не щекочут.
Неоплатона они тоже преследуют. Он же теперь живет вместе с нами, я забыл об этом сказать, у него есть отдельная тарелочка, я ее мою, а если я забываю помыть, Неоплатон сам помоет. Я так люблю эти легкие нитки поперек вытертой тарелки с нашего прозрачного китайского полотенца, обнимающего нашу кухонную вешалку. И Неоплатон тоже любит.
Ничего нам с папой не надо, ни прелестей, ни радостей от жизни мы не ждем, единственное наше желание - чтобы до котлована было рукой подать. Давно его обещают, вот вырыли котлован у дома, еще бабушка была жива, хоть внуки мои на метро поездят, вышел из дома и сразу в метро, чем плохо. Но эти жестокие планы, эти скомканные в гармошку, как в пятилетку, года - и ничего не построено, и неизвестно когда будет, а мы так хотим метро и больше не можем быть при котловане.
Мы с папой так решили - если через пару лет на месте проклятого котлована не будет новой станции метро "Неоплатоническая", то котлован зароем, а на строителей и их начальников пустим Неоплатона. Он уже согласился и даже сам первый попросил.
Папа постоянно чешет член. А все потому, что до метро ехать далеко, автобусы ходят редко, а под боком вонючая яма, терзающая нас и Неоплатона, живущего в нашем сердце и наяву.
Когда я был маленький и хотел крови, я представлял себе, что я Неоплатон, а мой противник - Платон, и я тогда бил его беспощадно.
К нам в гости приезжал известный публицист. Папа его водкой поил-поил, меня дважды в магазин посылали, в итоге он согласился, что те тридцать минут, что мы ждем автобуса, - отнимаются у вечности, обещал статью написать, будет статья - все сразу все поймут, и метро у нас будет. А что вечность, спросил папа, знаешь ли ты жуткие московские вечера? Мне ли их, публицист даже пить перестал, не знать, когда всю жизнь утром чего-нибудь ждешь, днем тоже ждешь чего-нибудь, а потом вечер - и ждать уже нечего, хотя мне ничего не надо, просто ждать надоело, как бы так сделать, чтобы ничего не ждать, чтобы утром вставать и уже ни на что не рассчитывать? А я в детстве маленьких обижал, сказал папа. И я обижал, как же без этого, ответил публицист. Ну и ладно, заключили оба, это ведь у нас была одна отдушина - подойти и повалить. Публицист захрапел, мы с папой его спать положили, утром он встал, весь похмельный, поехал в редакцию писать о том, как в городе плохо с водкой.
Каждое утро мы с папой идем на остановку, автобуса ждать, папе на работу, мне в школу, папе долго ехать, сначала до метро, потом в метро, потом из метро, мне же остановки две на автобусе, недалеко совсем по сравнению с папой - поэтому у меня комплекс вины перед ним. Идут на работу строители котлована, страшные люди, грязные люди, когда в рабочей одежде - грязные, когда в гражданской - тоже.
Зато у нас с папой есть Неоплатон. Сегодня вечером я лег спать, простыню положил, одеяло, подушку, а как же, я порядочный, кое-как не сплю. Но во сне разволновался, одеяло скинул, думал - замерзну, а Неоплатон тут как тут, подошел, одеяло поправил и дальше пошел. Неоплатон - он такой добрый, не то что суки в котловане, или гады на остановке, или наши собственные Платоны, или вот одноклассник один недавно подошел, спрашивает: "А ты дрочишь уже?" Я отвечаю, что меня это не интересует, не до того. А он, самоуверенный и наглый, не отстает: "А почему?" Я снова отвечаю - по кочану, а он - может, ты и не умеешь, я говорю, чего тут уметь, взял и дрочи, я не хочу просто, а он тогда мне заявляет: "Ты - козел, лишаешь себя большого удовольствия, наши годы в этом плане самые светлые". Я, когда спал, все рассказал Неоплатону, он меня сразу утешил, да пошли они все, козлы такие, не переживай, я сам был объектом гнусных шуток, но меня спасла персонификация идеи, и тебя спасет, ты только держись и не дрочи, я тебя сам всему научу, когда надо будет, они все равно ничего не умеют, откуда им? На следующий день я в школу пришел, меня этот спрашивает: "Ну что, не надумал еще?" Я ему тогда с достоинством ответил, как равному равный, когда надо будет, Неоплатон всему обучит.
История философии, замечает папа, все-таки прекрасная вещь, всегда что-нибудь найдешь, сердцу не чуждое, вот я нашел моего Неоплатона!
Спасаясь от кошмара московских вечеров, мы собираемся на кухне, все втроем, я спрашиваю, мне отвечают, чай пьем, что-нибудь кушаем из полуфабрикатов, времени даром не теряем.
Я: А давно ли появился котлован, а Идея с большой буквы - она есть или нет, а что первично - дух или материя?
П а п а: Всегда и навсегда, когда есть, а когда нет, от многого зависит, вот и от нас с тобой, все первично, разделять ничего нельзя, и не смей упрекать меня Гермесом Трисмегистом!
Н е о п л а т о н: Я им такой котлован покажу, они у меня узнают картофельные котлеты по девять копеек пара, хозяйственное мыло и первый поцелуй.
Снова утро. Папа в последний раз чешет член, на людях будет неудобно, а при мне и Неоплатоне можно, мы все понимаем, хотя я еще начальную школу не кончил, а он наполовину во сне. Идем к автобусу. Снова мимо идут такие же несчастные люди, и снова котлован, такой гадкий с утра; еще бы, что там делают ночью, когда все спят, а милиция сюда не ездит, потому что боится, так вот, здесь собирается шпана, много шпаны, они дерутся, а их девки достаются тому, кто в драке победит, так рассказывает папа. Много пустых бутылок, обрывки самолюбий, черные воздушные шары - вот что такое наш котлован с утра. Когда я был маленький и наша мама еще не сбежала от нас, приговаривая: "С одним придурком еще можно жить, но с двумя - никак", и мы в котловане играли в прятки на вылет, но тогда он не был такой грязный.
Зато из котлована вышел весь Неоплатон. Папа так вспоминает: иду, мол, пьяный от метро, автобуса ждать не стал, зачем, сам дойду, а возле дома силы изменили, стал падать в котлован, тут и вышел Неоплатон, поддержал, домой привел, спать уложил, так они познакомились и подружились, счастливая встреча, ведь папа годами им занимался и все мечтал лично увидеть!! От папы Неоплатон перешел ко мне.
Вечером я спать ложусь, иначе нельзя, мне завтра в школу, вставать надо рано, папе тоже рано на работу, но папа сильный, он может вообще не спать, "я американский телевизор", - говорит он Неоплатону, с которым беседует на кухне.
П а п а: А что, история наша и философия наша - почему такая гадость несусветная? А где лучше - тогда или сейчас, там или здесь?
Н е о п л а т о н: Жизнь наша такая, почему же история наша и философия наша должны быть лучше жизни нашей; везде плохо!
Успокоенный, я засыпаю.
Папа, папочка мой славный, любимый мой папочка, дурачок мой, и ты, Неоплатон, хороший мой, добрый такой, всегда ласковое слово найдет и в трудную минуту поможет, сильный мужик, много повидал, вот теперь ты у нас с папой сделайте так, чтобы было хорошо, чтобы не хотелось каждое утро, проходя мимо котлована, взять самую большую железяку, прийти с ней на аэродром, всех разогнать и улететь на самолете прочь, высоко-высоко, в мир Идей с большой буквы!
Иной раз папа выпьет крепко, язык у него заплетается, тогда он называет Неоплатона просто Платоном, Неоплатон сердится, кричит, что с этим засранцем он ничего общего иметь не желает, исчезает на пару дней, потом прощает папу и возвращается.
Вчера нас с папой обидели на остановке. Один, дергается весь, грудь в орденах, обиделся и закричал, что мол, из-за таких, как мы с папой, у нас ничего нет. Папа меня по головке погладил и заявил: "Это у вас ничего нет. А у нас есть Неоплатон!" И тот, с орденами, ошарашенный, замолчал.
