Служка, стоя на коленях, принялся собирать белье с ковра, и Архонт понял, что снова завис, изучая тонкий силуэт.

– Замечу что-нибудь мерзкое – выставлю на улицу, – угрожающе процедил он, а парнишка, сидящий перед ним на полу, замер, и поднял на хозяина вопросительный взгляд.

Эйден едва не задохнулся от новой порции фантазий, обрушившейся на него.

«Должно быть этот малец – насмешка Всевышнего. Но мне необходимо заполучить его энергию… Такой сладкий изнутри, – большая рука невольно потянулась за новой порцией удовольствия, и грубые пальцы сжали острый подбородок парня. Мысли бросились врассыпную: – Кожа нежная. Похоже, он ещё даже не бреется», – глаза снизу вверх смотрели запугано и одновременно как-то завороженно.

Из приоткрытого рта, выскользнул кончик язычка, и, пробежавшись по губе, спрятался за пухлыми створками.

У Эйдена пересохло во рту:

– Черт… Я понял кто ты… – он пристально вглядывался в такие черты лица. – Сегодня останешься в моей комнате, Луч, – повелительно прохрипел Архонт.

В эмоциях парнишки Эйден с удивлением уловил, как на смену кратковременному испугу, пришла покорность.

На мгновение Высшему даже захотелось испытать, как далеко простирается эта самая покорность…

– Как прикажете, хозяин, – завораживающий шёпот слетел с влажных губ.

Безоговорочной покорности я научилась всего-то за последние несколько недель…

Мама всегда учила меня:

«Мужчина, которому ты подаришь добродетель – твой хозяин, муж и господин! Один единственный и на всю жизнь».

Так жила она.

Так жили все женщины в моей деревне.

Так буду жить и я…

Но все, чего я хотела, это иметь шанс выбрать того, кто станет моим хозяином…

Никогда! Не позволю!

Лучше заплутать и сгинуть в джунглях! Пусть меня даже растерзают дикие звери! Все лучше, чем я стану женой этого старика!

Слёзы нещадно жгли глаза, мешая разглядеть дорогу.

Считают, раз я сирота, значит можно распоряжаться моей жизнью, как им вздумается?

Мама не зря говорила мне держаться подальше от старейшины. Видимо она давно догадывалась, что он замыслил. Мерзкий старик! Если бы только матушка была жива…

Я с трудом пробиралась по болоту, подняв повыше длинный подол своего льняного платья, на ходу растирая слезы по грязному лицу и пытаясь собрать растрепавшиеся волосы, которые то и дело цеплялись за ветки.

Выбравшись из трясины, я бежала вперёд, не останавливаясь и не имея ни малейшего представления, куда приведут меня ноги.

Но вдруг замерла. Привлеченная непонятным звуком, встала, как вкопанная.

Толи рык, толи вой…

Я стала озираться в поисках источника, чтобы определить в какую сторону бежать, и попятилась, увидев движение в пышных кустах.

Кошка…

Даже мысли задрожали от предчувствия конца. Кажется меня растерзают быстрее, чем я того ожидала.

Бежать нет смысла, но я продолжала неосознанно пятиться, когда ягуар, заметив жертву, лениво направился в мою сторону.

– Уходи, пожалуйста, – давясь от слез, умоляющее бормотала я. – Ну же… Брысь, – в отчаянии прошептала, и, споткнувшись об ветку, повалилась в мощные корни деревьев.

Дикая кошка медленно приближалась, как вдруг напряглась, замирая, будто встретив опасного противника, ощетинилась. Заметалась, словно наткнувшись на непреодолимое препятствие и… бросилась наутёк.

– Нужно было просто сказать «брысь»? – я непонимающе хлопала глазами, радуясь, однако, что хищник отступил. – Должно быть она сыта?

Огляделась и…

– Ой, мамочки! – вскочила на ноги и от страха прижалась к широкому стволу дерева.

Едва не норовя слиться с землей, зарывшись руками в сырую почву, с ног до головы в крови и копоти, лежал мужчина.

– Ч-человек? – наконец осознала я. – Человек!

Подхватив подол разодранной в клочья юбки, я бросилась к незнакомцу. Присела рядом, боясь прикоснуться.

– Как же тебя занесло сюда, несчастный? – пробормотала я, вновь оглядевшись, но не нашла ни единого объяснения, как человек в красивом костюме, из дорогой с виду ткани, туфлях, годных разве что ходить по асфальту, коего здесь не наблюдалось на много миль вокруг, мог оказаться посреди джунглей. – Такой красивый, – бездумно пробормотала я, и коснулась шеи незнакомца, – и мёртвый, – ощутив тёплыми пальцами ледяную кожу мужчины, скоропостижно заключила я, убирая руку.

Но мужчина вдруг дернулся, и скривился, словно от боли.

– Ж-живой? – справившись с первым испугом, я, не зная, как помочь корчащемуся в муках мужчине, приложила ладонь к его лбу. И метания тут же прекратились.

– Тише-тише, – успокаивающе прошептала я и взяла его запястье в руку, чтобы снова попытаться нащупать пульс. – Есть, – облегченно выдохнула я, обдумывая, как бы дотащить беднягу в деревню, да ещё и не оказаться при этом никем съеденными. – Видимо побег пока отменяется…

«Кажется, я умер…

Вернее сейчас это было бы куда предпочтительнее, нежели состояние в котором я оказался. Но, к сожалению, это невозможно.

Великий. Могущественный. Бессмертный…

Сейчас, пожалуй, впервые, я предпочёл бы отказаться от своего бессмертия.

Вертолёт, в котором я летел над Южной Америкой разбился, и лучше бы у меня была возможность испустить дух, как у тех жалких людишек, что сопровождали меня. Целых три человека было в том вертолете! Столько энергии пропало впустую… Какая расточительность.

Я успел получить только эмоции своей умирающей секретарши, и этого едва хватило, чтобы выплыть из реки, в которую угодил отслуживший транспорт, и напрочь заблудиться, в попытке выбраться из чертового леса. Даже врождённые инстинкты Архонта тут оказались бессильны.

Лежу теперь посреди джунглей не в силах ни жить, ни умереть.

У меня уже началась ломка из-за недостатка энергии. А ведь это только начало предстоящей мне агонии. Бессмертной агонии. Бесконечной.

Хотя наверно у меня есть призрачный шанс, что через пару сотен лет сюда приползёт человеческая цивилизация, начнут строить какой-нибудь мегаполис и людишки найдут меня, невольно накормив своей энергией.

Это было бы смешно, будь у меня ещё хоть капля эмоций в запасе.

Мы – Высшие, правящая нация, однако не в состоянии нормально существовать без этого низшего слоя – смертных. Если бы мы не питались их эмоциями, то возможно давно бы уничтожили человеческую расу».

Высокопарные мысли Высшего об истреблении человечества, то и дело прерывались неосознанными метаниями его тела, раз за разом переживающего муки смерти, которая отчаянно желала, но не могла дать освобождение бессмертному созданию.

– Черт! – будто раненый зверь рычал Эйден, когда его спина в очередной раз непроизвольно выгнулась от адской боли, скрутившей тело.

Его пальцы впивались в сырую землю, в отчаянных попытках поджечь чертов лес от ярости, но в итоге порождая лишь искры – всё, что сейчас осталось от некогда могущественной силы Архонта.

Волна боли временно отступила, позволяя его телу расслабиться, и хотя ломка не прекращалась, но одно то, что он может позволить себе такую роскошь, как дыхание, уже казалось хорошей новостью.

«Сколько времени я уже тут валяюсь? Час? Год? Надеюсь хотя бы пару десятилетий…

За все время своего бесконечного существования я ни разу ещё не испытывал ничего подобного. Я привык жить по расписанию, получать энергию строго в одно и то же время. И соответственно перебоев у меня не возникало, ведь у меня всегда имелся под рукой «план Б». Но не одним из своих планов я не мог предусмотреть, что меня подведёт техника, и я окажусь в столь беспомощном положении.

Рэм как-то пробовал отказаться от энергии ради эксперимента. Он сказал, что сдался на первой же волне агонии.

Какую там метафору он использовал?

«Тебя не просто будто разрывает на куски, скорее каждая клетка неуязвимого тела, будто пытается самоуничтожиться».