Молодой Фрейд относился к верным приверженцам физикалистской физиологии, составлявшей тогда центр «трансцендентального материализма»69. В институте Брюкке он в течение пяти лет занимался гистологическими исследованиями над низшими видами рыб и речными раками. Он бы охотно там и остался, чтобы сделать университетскую карьеру исследователя-физиолога. Однако из‐за отсутствия благоприятных возможностей продвижения в физиологическом институте и тяжелого материального положения ему пришлось отказаться от такого плана. Вместо этого с 1882 года он проходит медицинскую подготовку в Венской общей больнице, специализируясь на невропатологии.

В контексте физиологических изысканий Фрейда показательно, что с 1884 по 1887 год он занимался исследованием возможных областей терапевтического применения кокаина70. В первой работе на эту тему, «О коке» (1884), в которой речь идет о «неоднократных опытах на себе и других», он высказал убежденность в «замечательном стимулирующем воздействии коки». Психическое воздействие заключается в «улучшении настроения и продолжительной эйфории. <…> Ощущается повышение самообладания, ты ощущаешь себя энергичнее и работоспособнее». Более того – и даже прежде всего, – кокаин оказывает стимулирующее воздействие на физическую силу: «При совершении длительной интенсивной умственной или мышечной работы не наступает усталость. Потребность в пище или сне, обычно настоятельно заявляющая о себе в определенные часы, как рукой снимает. <…> Я около десятка раз испробовал на самом себе это воздействие коки, защищающее от голода, сна и усталости и закаляющее для умственной работы; случая для выполнения физического труда мне не представилось»71.

Во второй работе – «Сведения о воздействии коки» (1885) – Фрейд вышел за границы метода наблюдения за собой и окружающими. Субъективные симптомы воздействия кокаина у разных людей оказывались совершенно различными, поэтому теперь он попытался исследовать его объективными методами. «От объективного метода измерения я к тому же ожидал, что он проявит для меня бóльшую однородность воздействия кокаина»72. Для измерения «двигательной силы определенной группы мышц» он воспользовался динамометром. Этот прибор представлял собой металлическую пружину, которая при сжимании перемещает стрелку по делениям шкалы. «Вскоре я стал испытывать доверие к показаниям динамометра, так как установил, что результаты сжимания, особенно максимальные, в высокой мере независимы от воли совершающего сжимание, а способ приложения усилия может вызвать лишь немногие и незначительные изменения»73.

Фрейд представил свои динамометрические данные в форме таблиц и пришел к выводу, что существуют закономерные суточные колебания, при том что по дням имеются заметные различия. При всех условиях кокаин вызывал «весьма существенное повышение двигательной силы <…> которое сохранялось около пяти часов»74. Это исследование, нацеленное на объективацию физической силы с помощью динамометра – метод, широко распространенный в XIX веке75, – осталось единственным экспериментальным психофизиологическим изысканием Фрейда. В этой связи примечательно, что и Ницше в конце 1880‐х годов эксплицитно опирался на измерения динамометра76.

Когда Фрейд в 1885 году завершил свою клиническую подготовку с апробацией по невропатологии, а также получил приват-доцентуру в этой области, он все еще оставался типичным представителем органической медицины. Затем он получил стипендию на прохождение стажировки в Париже. Четырехмесячное пребывание (1885/86) у Шарко, знаменитого невролога из клиники Сальпетриер, ознаменовало поворот от неврологии к психологии и психотерапии: как на уровне предмета – изучения истерии и неврозов, так и на уровне методов – клинического описания и классификации, а также применения гипноза77. С момента открытия в 1886 году неврологической частной практики, в рамках которой Фрейд более пятидесяти лет занимался психотерапией, его каждодневной задачей стало лечение нервных заболеваний. Из-за неудовлетворительных результатов терапии в 1887 году он провел первые терапевтические опыты с «гипнотическим внушением», а в 1889 году переключился на метод, который его коллега и наставник Йозеф Брейер несколькими годами раньше применил в знаменитом случае Анны О. В оригинальной истории болезни, записанной Брейером в 1882 году, целительное воздействие терапии, которую сама пациентка охарактеризовала как «лечение разговорами» (talking cure), было описано78 в таких формулировках, как «выговориться» (wegerzählen)79, «снять все это разговором» (die Sachen heruntersprechen), «прочистка дымохода» (chimney sweeping) и «устранить психические раздражения»80. Когда Брейер и Фрейд в «Исследованиях истерии» вновь обратились к этому случаю и попытались осмыслить его в рамках первой теории истерии, они назвали этот лечебный фактор «катарсисом»81.

К набору симптомов истерии относятся истерические припадки, двигательные расстройства (параличи, абазия и астазия), нарушения чувствительности (расстройства зрения, анестезии) и восприятия. Исходный момент для возникновения истерических симптомов Брейер и Фрейд видели в «психической травме», под которой понималось переживание, вызывающее мучительные аффекты, такие как страх, стыд, отвращение, печаль и т. д.

Как вторую предпосылку они рассматривали недостаточное «отреагирование» (Abreaktion). Если травматически обусловленные аффекты оказываются сглажены облегчающим разговором, эмоциональной разрядкой вроде плача и смеха или актом мести, то значительная часть аффекта исчезает. Если же, напротив, реакция оказывается подавлена, то аффект сохраняет связь с воспоминанием. «Оскорбление, на которое удалось ответить, хотя бы и на словах, припоминается иначе, чем то, которое пришлось стерпеть. <…> реакция пострадавшего на травму имеет „катартическое“ воздействие лишь в том случае, если она является реакцией адекватной, подобно мести»82.

Это предположение Фрейд и Брейер обосновывали тем клиническим наблюдением, что истерические симптомы всегда оказывались устранимы в случаях, «когда удавалось со всей ясностью воскресить в памяти побудительное событие, вызывая тем самым и сопровождавший его аффект, и когда пациент по мере возможности подробно описывал это событие и выражал аффект словами»83. Здесь можно провести параллель с описанной Ницше динамикой ресентимента, в которой также отсутствует «подлинная реакция»84.

Третий фактор проиллюстрирован в «Исследованиях истерии» показательным примером. Пациентка Люси Р. страдала от мучительных субъективных обонятельных ощущений, непрерывно ее преследовавших. Во время терапии ощущение запаха подгоревшего пирога удалось связать с внутренним конфликтом: она хотела отказаться от места гувернантки, так как не в силах была дольше оставаться в доме своего хозяина, но испытывала сильную привязанность к очаровательным детям, которым хотела заменить умершую мать. И как раз в момент актуализации этого конфликта произошел досадный случай – у нее подгорел пирог. То, что вспомнилось пациентке в дальнейшем, позволило увидеть более глубинный конфликт. Люси влюбилась в своего хозяина, не имея шансов на исполнение своего желания, но и не обладая мужеством признаться себе в этом любовном желании и связанном с ним разочаровании. Она точно описала свою стратегию, бессознательно выбранную для разрешения этого внутреннего конфликта: «Я же об этом не знала или, лучше сказать, знать об этом не хотела, старалась выкинуть это из головы»85. Речь шла о типичном случае «вытеснения». Несовместимое с Я представление «не уничтожается, а попросту вытесняется в бессознательное». Таким образом «возникает ядро и центр кристаллизации отделенных от Я психических групп, вокруг которого в дальнейшем концентрируется все то, что можно было бы принять лишь ценой примирения с противоречащим представлением»86.