— Отпусти меня, Малфой. Что дальше? Это что, расплата за твои услуги, доброту и щедрость? И да, я хочу пить!

Я отпустил её. Разжал свои объятия, и она пошатнулась, сумев удержалась равновесие.

Надо принести воды и сбросить ботинки — эти мысли перебивали всё остальные. Терпеть не могу обувь. Мне во всём нравится чувствовать свободу. Будь-то отношения, выбор или просто чувствовать ногами пол в своём собственном доме. Неважно. Полный комфорт и свобода — вот, что я ценю.

— Вода! — я протянул ей стакан и всмотрелся в её лицо. Она остыла и выглядела устала.

— Я могу предоставить тебе кровать, и ты поспишь. Отдых тебе не помешает, если честно, ты выглядишь неважно.

Её истеричный, громкий смех меня вывел из себя.

Раздражение начинало подниматься снизу вверх.

— Что смешного я сказал? Я предложил тебе отдых. — грубо, очень грубо, но по-другому не вышло.

Я хотел сказать что-то ещё, крикнуть громко чтобы она вздрогнула. Но она закричала первая.

— Во-первых, ты не ответил на мой вопрос. Во-вторых, ты притащил меня сюда не спросив. И, в-третьих, ты предлагаешь мне кровать. Это значит, что мой вопрос, на который ты так и не ответил, является правильным, и я права. Это расплата за твою доброту. Малфои не делают ничего бесплатно, верно?

— Не говори ерунды, такая плата мне не нужна. Ты правильно сказала, я Малфой, у меня нет с этим проблем.

Я подошёл к ней настолько близко, что кончик её носа упёрся в меня. Я смотрел на её макушку, и думал, что же такое ей сказать, чтобы наповал…

— Зачем ты меня поцеловал?

— А ты мне зачем ответила?

Гермиона сделала несколько шагов назад. Я смотрел на неё, и не понимал, что мы сейчас делаем.

Зато прекрасно знал, что она не может аппарировать так как находится в другой стране. Она была в ловушке, в которую я сам ее и словил. Только вот, зачем?

Я не знаю.

— У тебя была истерика. Ступор. Между этим миром и тем. Мне кажется, с тобой не совсем всё в порядке. Я серьезно, Гермиона. Я поцеловал тебя, чтобы вернуть в эту реальность.

— Ты целитель, Малфой? — она сказала это как плюнула, брезгливо.

— Да.

Вот этого она не ожидала. Это поворот на бешеной скорости.

— Прежде чем создавать бизнес такого масштаба, я должен был изучить то, чем хочу заниматься. Мне было интересно. У меня даже была практика. Но больше всего я умею делать то, что делаю. А именно превращать услуги в золото.

Она издала в ответ что-то на подобии звука, и качнула головой.

— Я отвечу на твой вопрос: я поцеловал тебя первый раз, чтобы вывести из этого ступора, вдохнуть жизнь в тебя. Вызвать эмоции. А второй раз я поцеловал тебя, потому что я так хотел.

Гермиона ничего не ответила. Она просто пошла и легла на широкую кровать. Она лежала, а я стоял и смотрел на Гермиону Грейнджер, нет, Уизли, лежавшую в зелени моего бархата.

В один момент мне надоело стоять, и просто лёг рядом.

Я лежал, смотрел на свой зелёный балдахин, слушал тишину. Вечер потихонечку подкрадывался, и комната погружалась в полумрак.

— Может, быть тебе стоит развестись с Уизли? — тихо сказал я.

Я не знал, спит она или нет. Я даже не смел смотреть в её сторону. Я ждал, и сам не знаю чего.

— А что это изменится?

— Мне показалось, что ты несчастлива. Ты сколько всего говорила, и это, знаешь, как поток слов. Столько эмоций, и ничего основательного. Это истерика как раз говорит о том, что ты не в порядке. Нет, не сама по себе, а в той жизни, которую ты живёшь. Разведись, Гермиона. Начни с простого. И брось ты эти дурацкие проекты, ты же умная. Сможешь добиться намного большего.

О да, она разозлилась и резко нависла надо мной. Её глаза они бегали по моему лицу, слова искали за что зацепится.

— Мои проекты дурацкие? Потому что ты чистокровный засранец, который всю жизнь использовал эльфов! А они, между прочим, живые существа, и их свобода также бесценна как и твоя собственная.

— Ты заговорила про эльфов, а про свой драгоценный брак и слова не сказала. Вот про это я и говорю.

Она продолжала надо мной нависать, балансируя на одной руке, и её волосы касались моего плеча.

Я резко приподнялся и впился в её губы.

Перехватив её своими руками так, чтобы она не смогла шевелиться, я не усиливал хватку.

Сначала она мне не отвечала, а потом… Потом всё изменилось.

Гермиона растворилась во мне, заполняя каждую клеточку моей души собой. Её запах завораживал и будоражил. Заставлял забыть о том кто мы, и кто мы друг другу.

Я знал что это была истерическая близость, которая через несколько секунд перестанет казаться, и когда наступит утро, всё исчезнет. Исчезнет и Гермиона, но я решил, что пусть эта ночь произойдёт с нами. Пусть произойдёт всё.

Я раздевал её сам, медленно снимал одежду, чтобы она могла передумать. Но она даже не открыла глаз. Её тело откликалось на каждую мою ласку, и она дарила мне поцелуи, которые затмевали разум.

Голова кружилась, когда её тело ласково впустило меня и смотря на её лицо, которое было прекрасно, я не смог не заметить, что глаз она так и не открыла.

Она потянулась ко мне и целовала меня снова и снова, обхватив ногами она сделала несколько толчков, издав стон. Откинувшись, она притянула меня к себе и целуя её, я чувствовал на своих губах снова тот соленый привкус.

***

Ночью я проснулся и не обнаружил её рядом. Не успев испугаться, заметил её у окна.

Она стояла обнажённой в свете Луны. Окутанная светом она была необычайно красива. И такая же недосягаемая, как эта луна.

Она обернулась и посмотрела на меня.

Между нами не было больше стеснения и скованности, мы прыгнули вместе в эту пропасть и исчезли в ней. Чтобы будет дальше, никто из нас не знал.

— Почему ты выбрал такой витраж? — она отвернулась и провела рукой по стеклу. Жёлтые и зелёные кусочки стекла с изображением льва и змеи. Она провела пальцем по очертанию змеи.

— Это чтобы ничего не забыть. Кто я, и кем я не смог стать. Напоминание о войне, где не я был на стороне победителя, а наоборот. Знаешь, ведь это как добро и зло — всегда рядом. Мы так не похожи, но необходимы друг другу.

Я говорил непонятно, но точно знал, что она прекрасно меня поняла.

Она улыбнулась впервые и так тепло, что я хотел запомнить её такой.

Она вернулась в кровать и укуталась в бархатное покрывало, что было на полу. Она сделала это намеренно, чтобы не присоединиться ко мне и не прикоснуться больше к моему телу.

Мы были разъединены: она под зелёным бархатным покрывалом, а я под такого же цвета шёлковым одеялом.

Вот оно, наше будущее, и Гермиона уже всё решила.

***

Это ночь была для меня самой длинной, даже длиннее тех, когда смерть ходила по пятам и казалось, что безысходность накрыла меня с головой.

Луна отступала. Небо начинало светлеть. Я лежал и наблюдал как оно словно отслаивается, снимая сначала самый тёмный слой, потом чуть светлее…

Тени, что ползали по стенам, казались мне спрутами, которые сейчас окутают меня и её, оставив на этой кровати навсегда.

Я слушал её дыхание, и для меня оно была словно медленная мелодия, тихая и печальная. Мелодия, которую я слышал в первый и последний раз.

В комнате с каждой минутой становилось светлее, и я понимал, что сейчас она откроет свои карие глаза и возможно даже не посмотрит на меня. Она не сможет.

Я встал с кровати и подошëл к столу. Посмотрел на свою волшебную палочку.

Может быть, я поступаю неправильно, и всё что произошло это превратности судьбы. Всё случилось, потому что так должно было быть.

Я обернулся и посмотрел на Гермиону Уизли, и я знал, что она не принадлежит мне. Она не должна принадлежать никому, выбор сделать должна только она сама, и не так, как это случилось.

Я уверенно взял в свою руку палочку и сделал то, о чём никогда не смог бы забыть.

— Обливиэйт.

***

Гермиона очнулась не скоро.

Я боялся больше всего, что она может пострадать и воздействие заклятие может изменить её.