- Тебе можно звать меня Винсентом, – усмехнулся наемник, ничуть не смутившись ядовитыми эскападами Сильверхенда, банально пропустив весь этот бурлящий искрометным юмором поток мимо ушей. До смущения ли ему уже было, в таких-то реалиях? Он рассматривал сквозь двойную преграду темных стекол прищуренные магические раскосые глаза, жадно забивая в подкорку каждую черту, каждое мелкое мимическое движение.
- Нельзя, – внезапно удивил его Джонни, покачав головой и отстранившись. – Так тебя звала мать, да? Оставь это в память о ней. Я знаю Ви. И мне нравится этот парень.
Где-то внутри у Ви все перевернулось от повторного приступа какой-то идиотской запредельной нежности – сегодня все почему-то качалось на какой-то эмоциональной острой грани. Ему всегда казалось, что позволить так называть себя – это привилегия для друзей и близких. Рокербой в своей манере сходу перевернул это понимание с ног на голову, вытащив на поверхность самую суть. Изменив правила под себя. Попав в яблочко. Он был прав: Винсент остался где-то там, в относительно уютном прошлом, где была жива мать. Где еще не было места биочипам, Арасаке, переписыванию сознания, киберпсихам и общему осознанию творящегося пиздеца. Теперь оставался Ви. Окрепший, упрямый, брошенный в самое пекло, но все еще не сломленный, поднимающийся раз за разом. И соло улыбнулся, покачав головой.
- Как ты себя чувствуешь, Ви? – они уже собирались двинуться дальше по берегу, когда Джонни поймал его за плечо и исподлобья заглянул в глаза, прикуривая другой рукой.
- Блять, не начинай, Джонни, хорошо? – Ви поморщился, пытаясь отвернуться. Ему совершенно не хотелось говорить сегодня о своем самочувствии. Ни о головных болях, ни о носовых кровотечениях, ни о приступах… Ни о чем из этого думать он не хотел, уж слишком хорош был день. Возможно, их последний день вместе. Сегодня наемнику хотелось просто быть рядом с рокером, просто победить в бою, просто поехать домой и, возможно, так же просто поглядеть какое-нибудь кино. Потрахаться от души, в конце концов. Как ебаные нормальные люди. Как умирающий известный соло и конструкт давно обнулившейся Легенды Найт-Сити. Как патологически ненормальная парочка.
Вместо ответа Сильверхенд подкинул напрямую из сознания в сознание картинку – его образ глазами рокербоя, словно моментальное фото. Осунувшееся загорелое небритое лицо, глубокие тени, залегшие под яркими, ненормально светящимися счастьем зеленовато-серыми глазами, обозначившиеся четче скулы и линия челюсти, безмятежная улыбка на тонких губах, чуть сдавшие в ширине, но все еще мускулистые, хотя и более жилистые руки. Если не пиздеть восторженно себе, то нужно было признать, что Ви выглядел давно и, возможно, смертельно больным, но поразительно счастливым этим фактом.
- Серьезно, Джонни, я знаю. Я видел себя в зеркале утром, – непроизвольно дернув плечом, соло отвернулся, вперив взгляд на изгибы рельсов аттракциона. – Давай не будем портить отличный день, а? К исходу он испортится и сам.
- Я знаю, что ты сможешь разделать противника даже в таком состоянии, – хватка ладони рокера не ослабела, – но я хочу быть уверен, что ты не обнулишься в процессе.
- Не должен. Насколько я себя знаю, – подняв руку, Ви нащупал на собственном плече пальцы рокера и сжал их коротко.
- И ты не будешь принимать все удары своим тупым лицом, Ви, позволяя сотрясти последние скудные запасы твоего серого вещества? – ладонь Сильверхенда оставила его плечо, а ухмылка осветила смуглое лицо, и только в уголках красивых губ все еще пряталось беспокойство.
- Зря ты меня неделю натаскивал что ли? – у бетонного возвышения посадочной площадки аттракциона Ви уселся на ступени, отряхнул ступни от песка и натянул кеды.
Американские горки были заброшены, судя по всему, равно как и торговый центр, сразу, как только построены. Извивались хитро изогнутые петли рельсов на фоне простора залива, ржавели потихоньку крепления. Конструкции тихо поскрипывали.
Ради интереса наемник просканировал оптикой вагонетку, обнаружив, что, конечно же, все давно обесточено.
- Катался на такой поеботе? – скрестив руки на груди и широко расставив длинные ноги, рокербой обозревал творение сумрачного гения с явным азартом, Ви буквально всей шкурой ощущал волны любопытства и возбуждения, исходящие от Джонни.
- Неа. А ты? – на миг соло отвлекся от изучения кнопок и рычагов управления, с недоверием взглянув на рокера.
- На такой, дышащей на ладан, – нет. Но если ты сможешь ее запустить, – то просто подержи мое пиво, пацан, – ухмыльнулся Сильверхенд и, явно отметив сомнение в глазах Ви, припечатал язвительно, оскалившись еще шире. – Если боишься, можешь пока еще разок прогуляться героически по мелководью, Ви.
- Щас тебе, – отслеживая сосредоточенно панель управления, дрогнувшим голосом отрезал наемник. Конструкции скрипели, прямо скажем, жутковато, но трусливо пасовать перед рокербоем, когда тот вел себя с таким невыносимым превосходством? Нет уж, блять, увольте. Ви отрубил предохранители, восстановил аварийное питание, щелкнул переключателем, и механизмы пришли в движение, издав отвратительный скрежет. – Вместе поедем, Джонни.
- Спорим, визжать будешь, как девчонка? – несмотря на издевательские интонации, улыбка Джонни была широкой, открытой, свободной и довольной, той самой, без двойного дна. Предвкушающей. Оглушающей как выстрел. У соло дыхание, блять, от нее замирало. И ради такой улыбки Ви бы целый парк аттракционов для рокера починил. Со всеми игровыми и торговыми автоматами в придачу.
Вагонетка особого доверия не рождала – старая, облезлая, с креплениями, совсем не выглядящими безопасными.
Наемник, только на миг прикрыв глаза, вполне себе ярко представил, как на особо резком повороте вылетает нахрен вбок и пикирует башкой вниз в воду. Дай бог, чтоб там было глубоко. И успеть бы сгруппироваться, чтоб не войти в залив плашмя, отбив себе все возможное и невозможное.
Стараясь дышать ровно и глубоко, Ви устроился на сидении рядом с расслабленным Сильверхендом и со вздохом опустил взвизгнувшие защитные рамы, тут же вцепившись в них пальцами до белизны на сгибах.
И вагонетка двинулась вперед по рельсам.
И все шло отлично, пока они, подергиваясь, двигались по относительно ровному участку рельсов, под углом ведущему все выше. Соло даже успел внутренне себя убедить, что ничего тут из ряда вон выходящего и не происходит – ерунда, блять, какая, подумаешь… Было б из-за чего визжать!
Ви даже вертеть головой начал заинтересованно, рассматривая с высоты Пасифику, поглядывая то с замирающим сердцем вниз, то на рокербоя. А тот был доволен, что твой слон. Улыбался широко, бросая искоса взгляды на наемника, и даже в глазах его была улыбка, что вообще было зрелищем поразительным.
А потом вагонетка поползла почти вертикально вверх, на какой-то момент зависла на пике… и сорвалась вниз, да так, что у Ви все внутри перемешалось, сместилось куда-то в один угол организма и примерзло изнутри к оболочке.
И соло орал. Ох, как он орал! Громко, испуганно сначала и восхищенно потом. И вместе с ним, ничуть не стесняясь, что бы он там ни бухтел при отбытии, орал и сам отважный сам-черт-ему-не-брат рокербой, суровый соло и яростный анархист Джонни, мать его, Сильверхенд. Причем, исключительно для истории Ви отметил, что голос Джонни подал первым, еще когда сам наемник и словечка-то вымолвить от шока и трепета не мог, напрочь потеряв дыхание.
Красивое, хриплое, громогласное, свободное и глубокое «Твою ж ма-а-ать!» с чудным эхом уже разносилось над заливом, когда Ви только обрел голос и зашелся в первом восторженно-напуганном «Су-у-ука-а-а-а!»
Повороты и петли сменяли друг друга, верх путался с низом, Пасифика плясала перед глазами, а в груди плескалось чистое ликование, такое, какое бывает только, пожалуй, в детстве. И весь страх испарился на втором повороте. Некогда было бояться – весь ужас заместил экстатический трепет. Упоение моментом: чистая звонкая радость от свободы почти до полета, и тепло бедра рокера, прижавшегося к его, соло, бедру, и эти ебанутые вольные вопли восторга в два эйфорически звучащих голоса, и яркий солнечный свет, отражающийся от зеркальной глади залива. И вся тьма отползла куда-то в самый дальний угол, запряталась без следа, а можно было и представить, – ну можно же, ну хотя бы на время?! – что и нет его вовсе, всего этого кошмара.