- Ну тогда… вот, держи, – длинным глотком ополовинив второй своевременно подставленный под пальцы стакан, рокер прищурился, а затем лениво медленно обвел левой кистью очертания лежащего на стойке DeLuze Orphean, а после дотронулся коротко до грифа, и, не задерживая прикосновения, двинул гитару по стойке к Евродину. – Сувенир тебе от меня.
- Шутишь? – вопрос из себя Кер смог выдохнуть не сразу, сначала широко распахнув яркие голубые глаза и недоуменно переводя взор с Сильверхенда на инструмент и обратно. Крайняя степень удивления рисовалась на его лице прямо-таки гигантскими неоновыми буквами. На миг Евродин уже протянул руку к гитаре, но после отдернул ее с недоверием, взглянув на рокербоя вопросительно. И в этих эмоциях наемник Керри понимал – тот и сам прекрасно знал, какую ценность для Джонни представлял этот предмет. Собираясь уходить, рокер оставлял лучшему другу физическое выражение своего творческого начала.
- Ну без тебя играть я не буду, – делано небрежно пожал плечами Сильверхенд. И одного этого жеста хватило для Евродина в качестве подтверждения искренности намерений рокербоя. Кер потянулся, ухватил гитару со стойки и устроил ее на коленях, обхватывая пальцами гриф и касаясь струн почти с нежностью. – Это будет уже не то.
- Понимаю тебя, – во взгляде голубых глаз, направленном на Джонни, читались парадоксальным образом смешивающиеся сожаление, тень боли… принятие и покой. И, кажется, руки у Евродина так и чесались извлечь звук из инструмента. – А я все-таки еще немного поиграю.
Пальцы Керри задумчиво гуляли по грифу, беря ловко аккорды и, казалось, он полностью погрузился в процесс, когда рокер, все еще пристально смотря на обесцвеченную макушку головы Евродина, склонившегося над гитарой, извлек из кармана капсулу блокаторов. Усмехнувшись удовлетворенно, но как будто с примесью светлой грусти, Сильверхенд решительно рывком забросил таблетку в сжавшееся на миг горло и сглотнул с усилием.
- Хочешь новую послушать?.. Джонни? – но с вопросами Кер уже запоздал. Рокербой покинул здание. И, судя по горечи следующего вопроса, Евродин это понимал. – Его уже нет, правильно?
- Да, – день, видимо, был особенно удачным и счастливым, потому что Ви так же мягко, с минимальными отрицательными ощущениями, вынесло обратно в границы собственного, все еще взмокшего и перевозбужденного от переизбытка энергии до дрожи, тела, – но он тебя слышит.
- Да что ты говоришь… Спасибо большое, но я сейчас не в настроении для шарлатанских спиритических приколов и голосов с того, блять, света, – Керри смотрел на него с сожалением и раздражением одновременно, но соло понимал, что эмоции направлены не на него, а на блядскую ситуацию в целом. А затем Евродин вытащил из-за пояса свой малорианский револьвер и уложил его на стойку перед Ви. Где-то в глубине сознания наемник буквально услышал звук победного гонга и крайне удовлетворенное фырканье Джонни, и осознал, что именно из этого ствола, похоже, Кер собирался покончить с собой. Учитывая эти обстоятельства, можно было понять, чего именно добивался рокер и что сейчас от души праздновал. Рокербой, как и обычно, рассчитал все как по нотам, спланировал, привел схему в исполнение и добился своего результата, кажется, вытащив друга из трясины депрессии и дав ему толчок к новому началу. Поразительно, но когда его манипулятивность и ум сливались с желанием помочь кому-либо, это рождало поистине действенные варианты решения вопросов. Его, блять, светлой ебанутой голове цены не было. – Наверное, лучше отдам его тебе. Знаешь, Ви, я как будто спал пятьдесят лет, а теперь проснулся.
Евродин уже собрался и ушел, а Ви все еще сидел за стойкой, потягивая виски и пытаясь уложить в себе кипящий вал эмоций, своих и Сильверхенда, переплетающихся в какой-то нескончаемо раскалённый клубок. Творившееся здесь сегодня вечером было той самой красотой, которая никогда не должна была исчезать. И соло с горечью и болью осознавал, насколько все это было глобальнее его самого, его жизни, его целей и способностей. Джонни не должен был умирать. Он должен был жить дальше и нести этот ослепляющий искренний жар, свое желание изменений и его воплощение. И было бы куда справедливее, если бы по итогам всего происходящего остался жить именно рокер, а вовсе не Ви, не умеющий ни вести за собой, ни вдохновлять на борьбу, ни пылать так яростно.
С момента приема капсул Сильверхенд не проявлялся ровно до того момента, пока слегка поддатый наемник не пошел отлить – и вот там-то, в узкой кабинке, освещенной неверным светом, рокербой его и сцапал, словно какое-то чудовище, блять, из кошмарных рассказов. Проявился беззвучно за спиной, когда Ви еще и застегнуться не успел, обвил внезапно, напугав до усрачки, сзади одной рукой за шею, дыша жарко в загривок, и ухватил без лишних прелюдий за и так все еще привставший от концертного перевозбуждения член, сразу забирая свой стильный охуительный темп. Ви и слова выдавить из себя не успел, как уже застонал от нетерпеливой грубой ласки.
Оба они, видимо, еще не освободились от владевшей ими раздирающей энергии, и соло только сейчас ярко осознал, насколько и ему самому необходимо было избавиться так или иначе от этого ебанутого зуда под кожей, этих не дающих покоя иголок, гуляющих по венам. Выдравшись из захвата Джонни, Ви стащил с себя майку и развернулся, впечатывая рокера в перегородку, и накрыл ртом его жесткие губы, облапывая жадно плечи, бока, живот и узкие бедра, расстегнул его ремень, дернул нетерпеливо вниз собачку молнии, ухватывая за член, размазывая по стволу уже выделяющуюся смазку. И Сильверхенд, усмехнувшись совершенно сумасшедше, опустил руки и запрокинул голову, разметав черные пряди по плечам, позволил наемнику до боли впиваться в свой рот, оцарапываясь о колючую щетину, сжимать до синяков кожу, ласкать грубо и ненасытно, своим раздражающим бездействием заводя Ви еще сильнее – до подсознательного, блять, вопля. Соло хотелось выбить из рокербоя неистовый ответ, заставить его содрогаться в том же изводящем возбуждении, которое сейчас накрывало его самого.
О том, что Джонни просто охуенно умеет сдерживаться, Ви узнал, когда тот глухо и угрожающе рыкнув, внезапно оттолкнул его от себя, тут же перемещаясь в ярком свете помех следом, одним резким движением развернул к себе спиной и впечатал всем телом в исписанную пошлыми граффити стенку.
- Поиграли и будет. Хорошего понемножку, – выдохнул хрипло и рвано в ухо наемника рокер, навалившись всем телом. – Штаны, блять…
И не было в этом никакой ласки, одно голое животное запредельное желание, когда Сильверхенд, вжав его телом в перегородку, не растягивал, а буквально ебал пальцами, начав сразу с двух. Но Ви стонал в голос, подмахивая и насаживаясь сам, наслаждаясь каждым движением.
Не позволяя и шевельнуться, рокербой, явно и сам слабо соображающий что-либо, крупно содрогаясь всем телом, толкнулся жадно, сразу проникая на половину длины и замер, задохнувшись от накатившего, видимо, волной возбуждения.
Не давая привыкнуть, Джонни, сжимая металлической рукой его загривок, драл соло размашисто и глубоко – иначе это и назвать было нельзя, но Ви даже в этом запредельном мареве желания и еле заметной за ним боли плавился от ощущения принадлежности – полностью и без остатка, слияния в единое целое до самого предела, до крика. Хотя и никогда у него самого-то не было мечты так жестко отодрать кого-нибудь в грязноватом сортире, не говоря уже о том, чтобы отодрали так его самого.
И даже когда с узнаваемым звуком открылась общая дверь, ведущая к кабинкам, явно впуская кого-то, жаждущего отлить, рокер не замер и не дал наемнику передышки, хотя тот, слабо осознавая, что его могут услышать, задергался, пытаясь вырваться из захвата. Живая ладонь рокербоя сомкнулась на его запястье и завернула одну руку за спину, фиксируя пока безболезненно, но прочно.
- Да кого ты, блять, стесняешься? – колено Сильверхенда надавило на внутреннюю сторону бедра Ви, заставляя расставить ноги еще шире, а узкий таз рокербоя двинулся скупо и коротко, позволяя ему проникнуть еще глубже, почти до возможного предела, выдирая из соло горловой стон, который он попытался сдержать, вцепившись зубами в собственное свободное предплечье. – Хочется стонать, так валяй. Это, сука, клубный сортир, а не консерватория.