Погруженный в мысли и созерцание, наемник протянул руку, желая притронуться к черному лакированному корпусу, но какой-то внутренний стопор не позволил закончить жест, словно это было бы святотатством. Ни с Малорианом, ни с поршиком, ни со шмотками рокера таких предубеждений у Ви почему-то не возникало – их он касался легко и без проблем. Но через пару секунд зависания соло осознал: гитара не была предметом из сферы его жизни. Его жизнью были оружие, скорость и кровь – все то, что относилось к наемничьему ремеслу. Инструмент же принадлежал к чуждому и непонятному ему миру искусства. И Ви не чувствовал в себе права беспардонно лапать этот, блять, магический артефакт без разрешения пусть и мертвого, но все еще истинного владельца.

Наемник медленно поднял взгляд на Сильверхенда – тот, оказывается, сняв авиаторы, склонился над кофром с противоположной стороны и с небрежностью, за которой, Ви точно знал, скрывались настоящие удовольствие и ностальгия, тоже рассматривал инструмент. Отголоски той самой, неподдельной и бесподобной улыбки, не предназначенной для людей, приподнимали уголки жестких губ рокербоя – и соло застыл, боясь вспугнуть чудо, любуясь Джонни, наслаждаясь редким моментом. Не имея ни черта за душой и не стремясь иметь, будучи, судя по всему, истинным анархистом и в этом аспекте, рокер, кажется, искренне был привязан только к трем материальным вещам – своим тачке, стволу и гитаре.

Не глядя на Ви, и вряд ли сейчас вообще обращая на него внимание, рокер потянулся живой рукой и провел ладонью, увитой вкруговую татуировкой змеи, над видавшим лучшие дни корпусом, оглаживая воздух – словно бы не желая дотрагиваться до инструмента и осознавать, что не может фактически прикоснуться. Замерший наемник затупил, засмотревшись на улыбку Сильверхенда, и они столкнулись пальцами над кофром. Шипы с перстня на среднем пальце рокербоя оцарапали костяшки Ви.

- Ох, да не смеши, Ви, – похоже, молниеносно отвиснув и считав мысли соло, Джонни переплавил улыбку в привычную ироничную ухмылку, убрал руку и пожал плечами. – Всего лишь гитара. Да, моя, да, старая. Но ни хуя не музейный экспонат. Можешь лапать без зазрения совести. Мой DeLuze Orphean еще и не такое кощунство выдерживал. Но Нэнси, конечно, просто менеджер века. Может, она нам и доступ к Микоши организует, как думаешь?

- Спасибо тебе, что все устроила, – после реакции рокера прикасаться к гитаре соло расхотелось напрочь, потому он обернулся к Нэнси, признавая, что и так с этой благодарностью слишком запоздал. Но ему, как явно уже слывущему пизданутым фаном, было позволительно замереть на время в восхищении над подобным-то артефактом.

- Да без проблем. Керри до сих пор без моей помощи и лужу бы на полу не сделал, – Нэнси произнесла эту фразу язвительно, закатив глаза, но улыбка выдавала ее настоящее отношение к беспомощным коллегам и друзьям – скорее покровительственное, нежели раздраженное. Джонни вновь скрыл взгляд за авиаторами, и теперь скалился насмешливо и довольно, утвердительно кивая головой, явно соглашаясь с оценкой способностей Евродина.

- Сильверхенд, небось, такой же был? – с мстительным удовольствием не замедлил спросить Ви, искоса посматривая на рожу рокера, расплывшуюся в еще более широкой ухмылке.

- Гораздо хуже, – усмехнулась клавишница. – Керри хотя бы не мешает и делает то, что ему говорят.

В деланном возмущении Сильверхенд воздел руки, словно обращаясь к толпе и вопрошая «и где тут справедливость?!», но скалиться понимающе и утвердительно не перестал и после этого жеста. Получилось впечатляюще и максимально доступно и понятно, как и обычно у рокербоя: дескать, я, конечно, мудила, и я в курсе этого, но вы-то как посмели об этом прилюдно и вслух? Мельком глянув на выделывающегося Джонни, наемник покачал головой, но не сдержал, как и обычно, улыбки – уж слишком тот был восхитительно артистичен.

Нэнси волновалась за то, как отыграет концерт Ви. Это было понятно, но одновременно и забавно. Она, само собой, и не подозревала, что на сцене сегодня окажется вовсе не с молодым наемником без слуха, а со своим старым талантливым чумбой.

А соло волновался, видя небольшую сцену вдалеке. Возвышающаяся квадратная площадка была освещена уже настроенным светом в красно-синих тонах. И мысль о том, чтобы, даже пусть и пассажиром в собственном теле, подняться по паре ступенек и встать на виду у всей толпы для того, чтобы что-то там сыграть или спеть, вышибала у Ви пот по позвоночнику и легкое головокружение. Это же пиздец какой-то. Как идиотский сон о том, как ты приходишь на перестрелку голым. Наемнику ничего бы не стоило профессионально выкосить весь клуб, не прячась при этом в тенях, но, блять, поделиться чем-то личным с таким количеством народа – это было что-то из разряда ночных кошмаров. Ви вспоминал о том, как будучи в сознании рокера, пережил ощущения выступления – и это было потрясающе, охуенно, почти оргазмически. Но почему-то выходило, что быть при этом в теле Джонни – это одно, а вот находиться в своем – представлялось уже разительно другим. И это было странно, потому что – какая разница, если ведет в этой истории Сильверхенд, а соло в обоих случаях лишь зритель? Но упорно казалось, что какой-то важный нюанс был, а Ви просто не мог его правильно ухватить. Оставалось уговаривать себя, что на сцену поднимется рокербой, а наемнику останется только поглубже вдохнуть и наслаждаться, как на каком-нибудь ебанутом аттракционе, от которого у тебя перехватывает дыхание сразу от ужаса и удовольствия.

- Пора, Ви. Закидывайся. Только не светись, – Джонни переместился к двери, ведущей к сортирам, и Ви послушно последовал за ним на ватных ногах, попутно испытывая всю гамму эмоций – от отвращения перед предстоящим действием псевдоэндотрезина до туго свернувшегося внутри пружиной предвкушения какого-то запредельного восторга.

В тесной кабинке, освещенной тусклым зеленоватым светом, рокер появился почти впритык к соло и молча глянул нечитаемо сквозь стекла авиаторов в лицо.

- Развлечемся, – бодрясь, как перед прыжком в холодную воду, Ви вытряхнул на влажную ладонь капсулу и с силой втянул воздух, прежде чем закинуть ее в рот. В этот раз пошло на удивление мягонько, по сравнению с прошлыми-то чудными пиздецами. Накатили волной тошнота и слабость, подкосив ноги, но наемник даже не успел свалиться, как Сильверхенд словно мощной волной поднялся откуда-то изнутри, прочно перехватывая управление, и удержал тело от падения, уцепившись за перегородку.

- Порядок, Ви, – на миг уже привычно прислушавшись к себе, рокербой тряхнул головой и, как и обычно, видимо, не обнаружив следов присутствия Ви, направился в зал. – Понеслась.

Джонни, может быть, его и не чувствовал, но вот соло на этот раз прекрасно читал самого рокера. Капсулы нагнали немного тумана, но ощущение липкой вяжущей паутины не появлялось. Резистентность, что ли, развилась у Ви к этим капсулам из-за большого поглощенного количества? Была некая усыпляющая вялость. Но при этом наемника вполне четко передергивали эмоции Сильверхенда: тот чувствовал себя в родной стихии, предвкушал, в голове его уже звучали, вбиваясь аккордами, какие-то отрывки гитарных переборов, а душа требовала, блять, хотя бы какого-нибудь действия. Рокербой заебался ждать. Именно эта кипучая энергия обычно не давала ему стоять на месте, заставляя метаться из угла в угол, то ли словно наркомана под неоамфетаминами, то ли как загнанное опасное животное.

За общим столом уже появился Евродин, а в зал постепенно начал прибывать разогретый народ. На Керри обращали внимание и узнавали само собой, несмотря на его темные очки. Но за автографами пока не подходили.

- Чот я трясусь немного… Хотя с хуя ли бы? – сжав пальцы, унизанные золотыми перстнями, Евродин начал нервно постукивать костяшками по столу.

- Публики боишься? – вот уж кому сам черт был не брат во всей этой обстановке грядущего треша и угара мелкого клуба, так это Джонни. Он дышал свободно и полной грудью. И как чувствовал сейчас Ви, все, чего хотелось рокеру, – это завязать с тухлым пиздежом, ебануть еще пару порций виски, забраться на сцену с гитарой и наконец-то вжарить, блять, рок в этой дыре так, чтобы динамики нахуй повылетали, а народ обоссался от экстаза на жестком дисторшне. Сильверхенда привычно несло на волне предконцертного возбуждения, он самодовольно и подъебисто ухмылялся. – Или меня?