- Мы в Пасифике? – вопрос этот был ненужным, геолокация была ясна без сомнений, но в голове еще шумело, и Ви безбожно тупил, – Что это за место?
- Бывший отель «Пистис София». Сейчас мы – единственные гости, – в первый раз Сильверхенд оторвал взгляд от горизонта и взглянул на наемника. Улыбка на губах обозначилась ярче, но выражение лица было все таким же непривычным. – Хочу тебе кое-что показать. Идем.
- Почему… – Ви все пытался тщетно угадать, что же происходит, и почему все кажется таким пугающим при своей умиротворенности, – почему ты привел меня сюда?
- Погоди минуту, щас узнаешь, – рокербой изящным движением отпустил поручни и, чуть покачивая узкими бедрами, опоясанными ремнем, украшенным гильзами, – и в этом не было никакой низкой пошлости, лишь природная завидная грация, – двинулся по балкону влево, туда, где был поворот, ведущий к коридору с дверями номеров. Неестественно желтое утреннее солнце высвечивало удаляющуюся от Ви фигуру, обрамляло ее словно божественный ореол. Джонни был невыразимо прекрасен в этом свете. Непередаваемо красив, величественен до слез и… давно мертв. Это острое осознание на миг уничтожило Ви и разметало его в радиоактивную пыль. Он отчаянно хотел, чтобы Джонни был жив, чтобы это солнце могло ласкать его живое тело, его живую душу. Чтобы эта красота и это величие никогда не исчезали.
Но все, что оставалось наемнику, это двинуться следом за этим ярким божеством развалин, ожесточенных битв и пустых грязных мотелей.
- Ты взял на себя тело? – Ви не знал, зачем спросил об этом, но, видимо, для него все еще продолжалось утро ненужных тупых вопросов. Возможно, сознание все еще продолжало бастовать.
- Не мог же я тебя там просто бросить, – рокер остановился в отдалении, привалившись спиной и опершись локтями на перила, и пожал плечами, терпеливо дожидаясь, пока наемник разберется с собственными еще дрожащими ногами и нагонит его.
- Ну и как оно, одному в теле? – Ви не хотел залупаться, – всяко уж не сейчас, среди потустороннего окружавшего их великолепия, – он реально хотел узнать, каково было Джонни в кои-то веки одному, без своего вынужденного близнеца-спутника, но прозвучало не очень. – Забытые ощущения?
- Просто офигенно, – сияющее божество немного потеряло свою жутковатую непривычную божественность и, к радости Ви, стало более привычным и родным, приземленным, источая сарказм. – Лучший, блять, день в моей жизни.
С трудом Ви добрался до угла, но тут его накрыл новый приступ слабости, свалив с ног, и пришлось несколько секунд передохнуть, опустившись на грязный пол, усеянный осколками стекла. Как ни странно, рокер не сделал и попытки, как бывало раньше, помочь соло подняться, оставшись стоять у перил в той же расслабленной позе, освещаемый со спины райскими яркими лучами. В этот момент Ви уверился в том, что Сильверхенд не принимал псевдоэндотрезин. Судя по всему, рокербой выбрал досуха всю свою возможность по управлению, пока тащил Ви с парковки сюда, в отель, и теперь не мог воздействовать на их тело даже в мелочах. Наемник не возражал бы, если бы Джонни и закинулся капсулами, но эта мимолетная забота все равно согрела сердце. Доверие Ви оказалось совершенно оправданным.
- Спасибо, что помог, – сказанные слова шли от самого сердца.
- Для этого и нужны воображаемые друзья, – хмыкнул иронично рокер, дождался, пока Ви снова сможет подняться на ноги, и двинулся дальше по коридору, иногда перемещаясь в голубых сполохах помех.
Короткий путь шагов в десять оказался почти непреодолимым, у лестницы наемник снова рухнул на колени от очередного сбоя системы, ошалело тряхнул головой, словно оглушенное тяжелым ударом отупевшее животное, и намертво уцепился побелевшими пальцами в ограждение.
- Думаю, мне недолго осталось, – Ви пересилил дурноту каким-то запредельным усилием и упрямо, как умели только те, кто привыкли падать и вставать раз за разом, поднялся.
- Да, похоже на то… – Сильверхенд оказался рядом в одно перемещение, взглянул соло в глаза сквозь стекла авиаторов, но тон его остался таким же жутковато безразличным, немного горьким, сосредоточенным на чем-то недоступном Ви. После рокербой отвернулся, попытался пнуть носком ботинка какую-то смятую банку, – само собой ботинок прошел сквозь жесть, не потревожив предмета, – хмыкнул раздраженно, и снова перенесся к окну в конце коридора.
Сжав зубы до хруста, Ви преодолел оставшееся расстояние, уже на месте осознав, что дверь номера, у которого Джонни привалился к стене плечом, скрестив руки на груди, забаррикадирована какими-то досками и коробками. В любой другой ситуации наемник справился бы с этой преградой шутя, но сейчас он был не в силах даже долго держаться на собственных предательских ногах.
- Полезай через окно, – в первый раз за все это время в голосе рокера проскользнул какой-то отзвук сочувствия, впрочем, достаточно блеклый. Сильверхенд все еще был преисполнен какой-то сосредоточенности, не дававшей места другим эмоциям. – Думаю, с этим-то ты справишься.
Ви оперся на подоконник, собираясь миновать легким привычным прыжком преграду, но в итоге свалился на другую сторону как аморфный мешок, и даже остался ненадолго полежать на полу, отупело глядя в искореженный темный потолок номера.
- Ты хотел знать, зачем я тебя сюда привел, – рокербой оставался безжалостным, словно бы специально не позволяя себе дать даже малейшей слабины, отвлечься на что-то извне. Голос был безразличным, глухим, мягким и серьезным. – Вот тут, где я стою, есть тайник. Открой его и посмотри, что там.
Номер был засранным до невозможности. На чудом оставшемся целым каркасе кровати валялись грязные матрасы, стены покрывали постеры с голыми телками и неестественно мускулистыми мужиками, граффити расцвечивали стены от пола до потолка, мусор отвратительно трещал под подошвами, сломанные дверцы шкафов стояли сиротливо на полу, прислоненными к стене. Мертвый голопроектор свисал укором с потолка. Рядом с ним пластался в медленном размеренном движении каким-то чудом оставшийся в живых вентилятор с единственной лампой по центру, безразлично раскидывая в стороны свои крылья-лопасти. В воздухе висели тоска и безысходность.
Ви послушно снял указанную Джонни панель обогревателя и сунул руку в недра открывшейся полости, натыкаясь пальцами на какие-то обрывки, пыль и грязь. Пошарил хорошенько и нащупал холод металла, уцепил половчее и извлек наружу цепочку с нанизанными на нее солдатскими жетонами.
- Это твое? – обессиленно опустившись на задницу прямо у вскрытого обогревателя, соло привалился спиной к стене, подняв зажатую цепочку на уровень глаз и рассматривая жетоны.
- Было раньше, – рокер с присущей ему природной пластикой опустился напротив Ви на чудом уцелевший стул. – Теперь уже твое.
Сжав в кулаке цепочку с бирками, наемник поднял взгляд на Сильверхенда. Тот сидел на стуле верхом, широко расставив стройные ноги, обтянутые мягкой коричневой кожей; обе руки покоились на спинке, хромовая ладонь накрывала живую; на предплечье, покрытом татуировками, четко выделялись голубые вены; с запястья свисали концы тонкого черного кожаного шнурка. Лицо рокербоя, почти скрытое в тенях, – Ви все же улавливал, – было серьезным, брови над авиаторами сосредоточенно нахмуренными.
- Война в Мексике?
- Как я уже упоминал, я был молод и глуп, совсем как ты, и записался в корпоративную армию. В Мексике я понял, что какую войну ни возьми, побеждают всегда корпорации, а проигрывают обычные люди. Мы были окружены пропагандой. Нас кормили ею на завтрак, обед и ужин, иногда – на десерт, иногда – вместо главного блюда. Плакаты, речевки, радио, телевидение, речи с подмосток, пропагандистские наклейки на пачках сигарет, на нашивках на форме. Забивали в глотку под завязку, чтобы не могли задуматься о чем-то другом. Мы думали, что погибаем за безопасность нашей родины, что защищаем нашу страну от грязных делишек наркокартелей, но это было войной за влияние рынка сбыта наркоты. Ты сам уже видел, что вещества и сейчас, спустя пятьдесят лет, прячут на складах корпы «Олл фудс». Победа над одними мудилами принесла эдди в карманы других, но для обычных людей ничего не поменялось. Они все так же умирают от передозов на улицах Найт-Сити. И есть ли им разница, что теперь их убивают свои, а не чужие? Взрывом мне оторвало руку. Мне приделали новую и отправили обратно в окопы, но я уже не хотел воевать за эту грязь. И дело было не в потере руки, как ты, наверное, понимаешь.
