Сердце соло съежилось, казалось, до размера ебучей пули. Высохло и замерло.

Он умер внутренне еще раз, но прикрыл веки и двинулся уперто вперед. Дернуло будто электрическим разрядом, когда он прошел сквозь энграмму Джонни. Получилось это само собой. Быть осязаемым или нет – решать конструкту. Новые правила старой игры.

Цифровой шум стал тише и, подняв веки, Ви обнаружил рокера чуть дальше на мосту.

Четко ощущая себя палачом, наемник моргнул, сглотнул натужно – и опять пошел упрямо вперед.

- Сколько ни вали на меня, Ви, но, признай, ты сам просто зассал! Настолько, что решил лечь и сдохнуть, – Сильверхенд пылал яростью и безумием. Отчаяние и жаркое бешенство пронизывали каждое слово. Лицо было дикой животной застывшей маской.

С трудом втянув воздух, понимая, что любое промедление, любое уроненное слово могут открыть путь чему-то жуткому и нестерпимому, наполняющему и его самого до края, Ви стиснул зубы и безмолвно обогнул тонущую в алых и голубых помехах родную напряженную фигуру. Пригнулся, как против ветра, и впечатал следующий шаг по мосту.

- Трус! – тяжелая металлическая ладонь опустилась на плечо соло, и рокербой развернул его с силой к себе, выплевывая ядовитые, злые слова с ненавистью, презрением и гневом. Жесткие губы кривились в язвительной ухмылке. – Влюбленный банальный идиот, ты должен бороться за свою жизнь, а вместо этого ебнулся на пол и задрал лапки кверху! Так пересрал прикончить меня, что решил обнулиться сам. Жалкий слабак!

- Завязывай, Джонни. Просто прекрати, остановись, блять, – чувствуя все растущее внутри желание уебать в ответ на эти чудовищные, заведомо несправедливые слова и оскорбления, соло разжал хромированные пальцы и сбросил с плеча давящую руку Джонни.

Терпим. Дышим. Дышим.

Рокер знал, куда бить больнее, смертельнее, и нихуя не стеснялся вдарить ниже пояса. Не было для него грязных, сука, приемов.

Отвернувшись, как заведенный заклиная себя не вестись, Ви зашагал прочь, на этот раз ускоряясь.

- Ты, конечно, хороший парень, Ви, но одно прискорбно – тупой как пробка, – не сдаваясь, упорный, как киберпсих в активной фазе, Сильверхенд вновь перенесся следом, уцепив на этот раз наемника за запястье. Дернул с силой назад и ближе к себе, заставляя смотреть в лицо, дышащее жестокой насмешкой, сожалением и пренебрежительностью. – И мозгов у тебя даже за время нашего общения поразительно, но не прибавилось. Патология.

- Ты должен попробовать жить снова, Джонни, – выдравшись, Ви усмехнулся криво, но уже спокойнее: неистовство последних бесполезных попыток рокербоя заставить ненавидеть себя читалось настолько ясно, что перестало вызывать раздражение. Заход с тупостью соло был уже от безнадежности. Эти обвинения не особо бесили Ви и при жизни. Джонни иссякал, не находил больше точек давления. Выдыхался наконец-то. Но все равно в ответ непослушно отрицательно и зло покачал головой. Вздохнув, соло опять попер вперед.

- Я боюсь, Ви. За тебя, – тихий, сдавленный низкий голос достал наемника в спину почти у самого столба мерцающего света. Прошил словно пуля – убийственно, навылет. В этот раз рокер говорил с трудом, будто извергал из себя слова с боем, не хватал его грубо, не исходил ядом – и именно это заставило Ви споткнуться, замереть.

Задохнувшись, соло опустил голову и зажмурился. Но не смог побороть себя и заставить сделать последний шаг. Развернулся, открывая глаза: Сильверхенд стоял за ним, почти вплотную. Кибернетическая ладонь в кармане, живая правая – на собственном левом плече, словно бы рокербой удерживал сам себя от необдуманного, но желанного жеста. Из черт лица вымыло всю ярость и язвительность – осталась только бесконечная тоска.

- Все будет хорошо, Джонни, – снова, и снова, и снова чувствуя, что умирает, рассыпается на части, не может выносить все это, понимая, что и Джонни тонет в том же кошмарном потоке, Ви протянул руку рокеру. И на миг они застыли в этом моменте. Все еще упрямясь, не в силах смириться и попрощаться, Сильверхенд, ломая себя, содрогался крупно, сжимал пальцы на собственном плече, царапая ногтями металл, но, зная рокербоя как самого себя, наемник, которого тоже мелко потряхивало, терпеливо ждал.

Помнившаяся вечно горячей крупная ладонь стиснула его запястье почти до боли, серебро перстней впилось в кожу, и Джонни дернул Ви к себе, обхватывая хромированной рукой за спину, прижал судорожно и жадно, рвано и сипло дыша, замирая мучительно. Соло уткнулся в плечо рокера, вспоминая родной запах, обнял крепко, знакомо цепляясь за бронник, скользя пальцами по лопаткам.

- Ви… – хриплый выдох в самую шею выдрал озноб, прокатившийся по позвоночнику.

- Джонни, – первым разорвав объятия, Ви отстранился, сжал длинные сильные пальцы в последний раз, отпустил, взглянул в любимые раскосые глаза, и, больше не давая себе и секунды, – чувствуя блядскую жалкую накатывающую слабость и тающую решимость, – развернулся спиной к Сильверхенду и сделал шаг вперед, все еще ощущая эхо родных драгоценных прикосновений.

Ебучий мир не переворачивается, как пишут в лживых, помпезных, полных пафоса хреновых книгах, когда Ви просто и быстро, в своей решительной до пизды манере отворачивается и шагает к Альт, зависшей над краем моста, словно всесильное божество.

Энграмма пацана замирает, будто попадая в ловушку, на миг фигура Ви кажется почти плоской, ненастоящей, а потом начинает чудовищно медленно осыпаться во мрак мелкими красными пикселями. И поток этих алых искр множится, процесс все ускоряется, а Джонни стоит, закаменев и чувствуя, что сходит с ума, сдвигается к жаркой пасти безумия с каждым отделившимся от родной фигуры ярким осколком, не может даже сомкнуть веки. Его, блять, парализовало. Он смотрит, и смотрит, и смотрит, осознавая четко, как закипает его мозг и взрывается что-то с каждым содрогающимся толчком невыносимо в груди, разливаясь по венам лавой.

Смотрит – и верит, полностью принимая реальность происходящего. Подыхает в агонии. Это невозможно терпеть – ему хочется сделать что-то страшное и дикое. Содрать себе лицо. Разнести что-нибудь. Убивать. Умереть. Только бы очнуться от этого кошмара. Только бы не видеть Ви, уходящего, исчезающего навсегда.

Смотрит – и не верит, совершенно не понимая, как ситуация дошла до этого пиздеца, когда все катило так гладко. Хочет орать, срывая голос, – до крови из горла. Отмотать все назад, вернуть, переиграть – и это кажется подозрительно сумасшедше доступным. Только найди нужную кнопку – и ты повелитель времени и пространства.

Глотку перехватывает и Джонни издает какой-то неистовый, ужасающий его самого хрип. Понимает, что если проводит пацана взглядом до последнего растворяющегося во мраке красного пикселя, то необратимо, бесповоротно свихнется. Но все равно наблюдает пересохшими дикими больными глазами, впитывает до конца, наказывая самого себя, забивая это зрелище в подкорку с бескрайней жестокостью. До того чудовищного момента, как Ви истаивает во мраке без следа.

И только тогда Сильверхенда отпускает ебучий паралич, но вместо того, чтобы кричать на износ, так как ему хотелось, он тихо и глухо, почти беззвучно стонет, кажется себе одиноким и мертвым как никогда.

Неспеша поднимает живую руку, с трудом разжимает сведенный кулак и тупо пялится на ладонь, спотыкаясь взглядом о линию татуировки кобры, все еще не в силах понять, как это так: кожа еще помнит тепло и пульс запястья пацана, но Ви больше нет.

Ви больше нет.

Сильверхенд выбирается из емкости с охладителем, подтягивается, на миг наваливаясь всем весом на покалеченную кисть, шипит, кривясь, но забрасывает собственное – нихуя не собственное – тело на платформу. Он валится на пол, ловя под веками яркие пульсирующие пятна. Рокербой вымотан да самого края, его трясет, он чувствует себя почти прозрачным. Сводит опаленную глазницу, отсутствующие пальцы стенают о том, что вот нихуя подобного, они, сука, на месте!

Распахнув глаз, распластавшись на спине, Джонни тупо смотрит в потолок, свет тусклых ламп ослепляет. Он стискивает зубы, напрягает пресс и садится. Во рту неприятно хрустит. Сунув мокрые, отдающие химическим запахом охладителя пальцы в рот, рокер уцепляет зуб и на пробу качает его из стороны в сторону. Так и есть, блять, тот шатается. Ну ебаный ты нахуй…