— Выглядите не очень, — хрипло отметила Таня, пока врачи освобождали её от различных проводов и трубочек.

— Кто бы говорил! — сквозь слёзы парировала Алиса.

Улыбка с лица Громова пропала. Он, игнорируя врачей, поднял одеяло, под которым были спрятаны ноги Тани, и резко схватил её за щиколотку, сжимая до боли и с опаской смотря ей в глаза. Внутри всё критически сжалось.

— Чувствую, — ответила Таня, наблюдая за тем, как грозовые тучи в глазах любимого мужчины сменяются на морской штиль. Громов приложил ладони к лицу, а затем отошел к окну, чувствуя, как с него сваливается огромное напряжение, державшее его в плотном кольце последние несколько дней. Таня здесь. Таня жива. Таня чувствует ноги. Это, конечно, далеко не всё. Впереди ещё серьезные обследования на предмет поражений нервной системы, но сейчас Громов был самым счастливым человеком, который при этом чувствовал себя абсолютно обессиленным.

***

— Что-то я не помню, чтобы я соглашалась выйти за тебя, — улыбнулась Таня, когда врачи перевели её в обычную палату и пустили к ней Евгения, который за те пару часов, что был без неё во время обследований, успел изрядно соскучиться. Ещё немного и он начал бы царапать дверь, за которой была Таня. Врачи, как один, понимали, что разлучать этого сумасшедшего с ней нельзя.

— У тебя амнезия. Ты не помнишь самые последние события до травмы, — улыбнулся Громов, позволяя Тане заметить серость его лица. Пусть он и был одним из сильнейших мужчин на белом свете, но организм его очень устал за прошедшие дни. Он был истощен физически. Ему нужно было поспать.

— Сколько ты не спал? — Таня чуть приподняла ладонь, не в силах дотянуться до его лица, но Евгений понял её без слов. Он обхватил её ладошку, а затем приложил к своей щеке, чувствуя, что теперь руки его любимой женщины не мертвенно холодные. Они вновь наполнены жизнью. Они вновь исполнены нежностью.

— Ровно столько, сколько спала ты, — тихо ответил он, с удовольствием отмечая, что кроваво-красные синяки под её глазами начали становиться светлее. Скоро их не будет вовсе.

— Испугался?..

Громов поджал губы, опуская глаза. Он до сих пор не отошел от ужаса, который жил в нем несколько дней. Он понимал, что жизнь без Тани перестанет иметь хоть какой-то смысл. Таня тепло улыбнулась. Ей хотелось обнять его, она видела, что Женя как никогда слаб. Женю хотелось прижать к себе и пожалеть, но сделать этого она не могла. Тело до сих пор не слушалось настолько, что Тане казалось, будто все её прошлые победы, все тренировки и вся жизнь спортсменки не больше чем глупый сон. Ей казалось, что она больше никогда не сможет контролировать себя так, как было раньше…

— Какое сегодня число? — поинтересовалась Таня, едва ощутимо поглаживая пальцами щетинистую щеку Громова и испытывая невероятное блаженство, видя в его стальных глазах океан. Океан любви, полностью принадлежащий ей.

— Девятнадцатое, — тихо ответил он, будто боясь как-то спугнуть тот уют, тот свет, что поселился в этой палате как только Таня пришла в себя. Жене было хорошо там, где была она. И дом его будет там, где будет она. А территориально… Какая к черту разница!

Таня прикрыла глаза, сдерживая смех, от которого травмированная голова начинала болеть ещё сильнее. Евгений нахмурился, встревоженно наблюдая за любимой женщиной.

— Ты не помнишь, что было в этот день ровно год назад? — поинтересовалась она, смотря на Женю искрящимися от счастья глазами, которые были невероятно красивы даже в обрамлении синяков и бледно-голубой кожи.

— Не помню, — честно ответил Громов, глупо и виновато улыбнувшись. Дверь в палату скрипнула и в неё несмело прошла Алиса, держа таблетку и стакан с водой. Она протянула всё Жене, пояснив, что это успокоительное от Антона, которое поможет поспать и восстановить силы. Громов спать не хотел. Слишком хрупким было счастье, которое к нему вернулось. Он боялся, что если закроет глаза, больше не увидит Таню, что всё это окажется лишь игрой его воспаленного усталостью сознания. Но бывшие партнерши в один голос настояли употребить лекарство и противостоять им Громов не смог.

— Мельдоний? — улыбнулась Таня, как только Евгений запил таблетку водой.

— Мышьяк, — кивнул он, понимая, что ровно год назад они сели в самолет до Кёльна, уже в статусе пары отправляясь на первые совместные сборы.

— Так ты помнишь! — воскликнула Таня, намереваясь ударить Женю по плечу, но снова не смогла поднять руку. Один из аппаратов, к которому она всё ещё была подключена, издал неприятный писк, намекая Громову, что если он продолжит тревожить Таню, то останется без невесты.

— Разумеется! Я не могу забыть момент, когда в моей жизни появилась самая несносная женщина на свете.

— Однако именно мое желание уйти от тебя поставило твои мозги на место! — парировала она, недовольно поджимая губы.

— Ага, — мрачно добавил Евгений, — и чуть не лишило тебя собственных. В прямом смысле слова.

— Где Илья? — опомнилась она, порываясь встать, но снова не имея возможности этого сделать. — Надеюсь, не в соседней палате?

— Мельников отказывается сдавать мне его местонахождение, — монотонно ответил Громов, снова вспыхнув от злости.

— И правильно делает, — вздохнула Таня, понимая, как тяжело сейчас Томилину. Как только представится возможность — она обязательно с ним поговорит, вот только когда это произойдет, учитывая, что Евгений теперь не отойдет от неё ни на шаг, сказать было трудно.

— Я так понимаю… — несмело начала Алексеева, оглядевшись по сторонам и только сейчас замечая огромное количество плюшевых игрушек и цветов. — На лёд мы не…

Таня замолчала, заметив, как брови Громова съехались к переносице от накатившего недовольства. Она понимала, что поспешила с этим вопросом. Сильно. Она до сих пор даже не пыталась вставать и ходить самостоятельно. И если она вполне возможно нашла бы в себе силы вернуться через год или два, чтобы отправиться на следующую Олимпиаду, то Громов… Громов этого не допустит.

— Нет.

Таня неудовлетворенно вздохнула. Она вполне могла бы прожить без льда, но Громов… Громов был в отличной форме и мог бы дотянуть до следующих игр. Он достоин не одной, как сейчас, а нескольких олимпийских медалей высшего достоинства. Он не может жить без льда и пока тело позволяет он вполне мог бы…

— Я не говорю про сейчас, — попыталась оправдаться она. — Может, через три года? Вернемся прямо в олимпийский сезон? Три года на то, чтобы прийти в себя, это достаточный срок и…

— Это исключено, Таня! — разозлился он, пытаясь не повышать голос. — Ты себя слышишь? Ты только пришла в себя!

— Значит, поговорим позже, — мягко улыбнулась она, понимая, что такая её улыбка действует на Громова успокаивающе. Для более быстрого эффекта нужно было поцеловать его, но самостоятельно Таня дотянуться до него не могла. — Когда я стану твоей женой.

Глаза Евгения округлились, а лицо вытянулось от радостного изумления.

— Ты действительно думал, что я могу отказаться? — засмеялась она.

— Таня, я знаю, что если я и лучший партнер, то вот мужчина — вряд ли. И я готов меняться, готов стать лучше, только…

— Есть одна проблема, — строго перебила его она, с трудом сдерживая улыбку.

Громов напряженно поджал губы, с опаской посмотрев в любимые карие глаза.

— Какая? — глухо поинтересовался он, ощущая, как сердце пропустило удар.

— Я люблю тебя таким, какой ты есть, — улыбнулась Таня, наблюдая, как страх в глазах Громова сменился сначала облегчением, а затем в них проскользнула едва уловимая злость. — Я слышала, как ты сказал, что ты никто без меня…

Громов виновато опустил глаза вниз, разглядывая кафельный пол.

— И это самое романтичное, что я только могла услышать от тебя, — договорила Таня, снова поймав на себе его взгляд. — Я согласна, Женя. Потому что в тот день ты был прав. Я без тебя действительно никто.

Громов блаженно выдохнул, ближе пододвинув стул к кровати Тани, а затем устало положил тяжелевшую голову на её живот, закрывая глаза.