При этом он невесело усмехнулся.

– Попробуй вызвать какое-нибудь видение. Не торопись, просто подумай…

Я честно старалась. Но в голове стояла такая звенящая пустота, что я даже не могла ничего придумать, чтобы выдать правдоподобную ложь.

– Ничего не приходит в голову? – спросил маг.

– Нет, ничего.

– С вашей породой всегда трудновато. Ваш дар очень плохо поддается шлифовке. То вы начинаете вещать, когда не нужно, то наоборот молчите о том, что должно быть обязательно сказано.

Он вздохнул и продолжил:

– Медея невысокого мнения о предсказателях, она считает, что это просто способ проникнуть в ряды магов.

– Кто же захочет к вам… – буркнула я.

– О, ты себе даже не можешь представить, как много людей пытаются к нам примкнуть. Голодранцы всех мастей, крестьяне, что устали голодать и хотят «легкой» жизни, скучающие барышни вроде твоей сестры, которые охотятся за женихами.

При упоминании Кристы мои щеки вспыхнули.

– Ни на кого она не охотилась, он сам пришел.

Захария оставил мое замечание без внимания и продолжил:

– И почему-то многим кажется, что легкий способ всех одурачить – это сказаться предсказателем и выдавать что-то наподобие: «тролли хотят захватить королевство». Напустить побольше тумана и кровавых подробностей: «они будут насаживать младенцев на пики», «жрать человечину», ну и прочее. Врунов видно сразу. Тогда мы угощаем их доброй порцией розг и выпроваживаем прочь. Но случается, что в их словах содержится зерно истины, и тогда Медея начинает носиться с кристаллами, пускает в ход карты. Можно до бесконечности пытаться угадывать картинки. Некоторые маги считают, что у предсказателя открывается видение перед лицом смертельной опасности или под действием страха.

Он сделал шаг к стулу, на котором я сидела. Мне хотелось провалиться сквозь пол или броситься отсюда прочь, но я продолжала вжиматься в спинку стула.

– Но это не мой метод… Ты не будешь против, если я тебя немного подтолкну.

Не переставая говорить, Захария вытянул вперед руку, с пальцев потянулись белые светящиеся нити.

Стены пошли волнами, под моими ногами вспыхнули линии, складывающиеся в колдовской узор.

– Мой сын! Мой возлюбленный сын!

Она целовала посиневшие губы покойника, гладила ледяные руки, сложенные на груди.

– Мой король, мой сын.

Ее глаза были сухие и воспаленные, лицо бледное и изможденное. Темные косы обвивали голову, как корона.

– Почему? Почему это случилось? Сначала муж, а теперь сын. И я бы могла смириться, если бы он погиб в бою, но так…

Рыцари в траурно-черных доспехах несли последнюю службу у изголовья.

Мерно потрескивали фитили свечей, и дымок благовоний размывал очертания комнаты.

Королева закричала страшным звериным криком. В нем была такая боль, такая скорбь, что она ощутимой волной прокатилась по комнате, пробирая холодом до самых костей.

– А где были они, почему не защищали своего короля? Почему не уберегли? Жалкие, никчемные… Они любят пировать, любят развлекаться, что ж…

Королева обратила искаженное гневом лицо к неподвижным рыцарям:

– Идемте, – властно приказала она. – Я хочу, чтобы вы помянули своего господина.

Никто из собравшихся не посмел перечить, лишь Галард тихо сказал:

– Простите, моя госпожа, но разве мы можем оставить тут короля. Лежать одного…

– Вас это не смущало, когда вы пьянствовали в Тролльем замке. Вы оставили его одного.

Галард запнулся, опустил голову. Рыжие брови сошлись к переносице.

Королева стремительно вышла, ее длинный шлейф скользил по полу, точно змея, с таким же шорохом.

Рыцари потянулись следом, бросая скорбные взгляды на своего мертвого повелителя.

В зале стояли длинные столы, королева села на трон и хлопнула в ладоши.

И немедленно пажи внесли тяжелые серебряные блюда, на которых громоздились два огромных пирога.

Пажи изо всех сил старались смотреть прямо.

Среди рыцарей кто-то не смог сдержать вскрик, другие же вздохнули и задержали дыхание. В пироги были запечены головы рыцаренка Ланса и Думстанга.

– Пируйте! – холодно приказала королева. – Угощение подано!

У пажей, держащих страшные пироги, дрожали колени и руки.

– Что же вы стоите? – голос ее величества был тих, но звучал оглушительно в наступившей тишине.

Роберт, который бесстрашно сражался плечом к плечу с королем, который видел много смертей как людских, так и тролльих, пошатнулся, и если бы стоящий рядом сэр Седрик его не поддержал, то рухнул бы в обморок.

– Вы не достойны называться рыцарями рукава и находиться рядом с моим сыном. Я лишаю вас всех милостей и привилегий, – сказала королева. – Все ваше имущество перейдет в казну. Все вы отправитесь на границы простыми мечниками. Только смертью в бою можно искупить позор, которым вы покрыли свои имена. А пироги возьмите с собой в дорогу.

Пажи с явным облегчением передали блюда рыцарям и чинно удалились, следуя придворному этикету.

Рыцари в молчании покинули зал, неся свою страшную ношу.

– Где верховный маг! Где Бальтазар Тосса? – спросила королева.

– Он здесь, ваше величество. Ожидает.

Бальтазар Тосса вошел в зал и поклонился королеве. Его пурпурная мантия развевалась, шею оттягивал тяжелый драгоценный медальон.

– Мы незаслуженно пренебрегали магией, – начала королева…

Я лежала на полу, Захария склонился надо мной.

– Что случилось? – спросила я.

И удивилась, как слабо звучал мой голос.

Он помог мне сесть. В голове заворочалась тупая боль.

– Как ты себя чувствуешь, Мальта?

– Я… Голова. Очень болит.

Неясный отблеск неприятных, пугающих воспоминаний. Не знаю почему, я потерла шею. Мне захотелось удостовериться, что моя голова все еще на плечах.

– Мне нужно кое-что проверить, – сказал Захария, поднимаясь на ноги.

Его тон напугал меня. Видимо, произошло что-то совсем нехорошее.

– Я сделала что-то плохое?

Захария усмехнулся.

– Скажем так, нужно подумать, что с тобой делать. Да… не ожидал.

– Чего вы не ожидали?

– Признаться, я в некотором замешательстве от неординарности твоего дарования.

Захария взял меня за подбородок и посмотрел в глаза.

– Я очень доволен.

– Что я сказала? – боль в висках напоминала вспышки зарницы. – Я не помню…

– Немного, но это было весьма неожиданно и интересно.

Он помог мне подняться, и я едва не упала, стены комнаты закружились перед глазами. Захария поддержал.

Мы спустились по крутой лестнице, маг быстро переговорил с Медеей, после чего спешно куда-то ушел.

– Что ж, – сказала она и уголки губ дернулись, – ты все-таки маг. Поздравляю. А теперь начнем твое преображение.

– К-какое преображение?

Она привела меня в холодную комнату, стены которой были отделаны белыми плитками. Там в ряд стояли глубокие бадьи. Медея повернула кран, и в одну из бадей хлынула вода.

– Ну-ка…

Она обошла меня по кругу.

– Посмотрим, посмотрим.

Я не успела опомниться, а у нее в руках уже оказались ножницы, которыми она лихо отхватила мне косу.

– Ни к чему эти излишества.

Мой вскрик отразился от стен.

– Что вы… – слезы вскипели и покатились по щекам.

– Нечего причитать и вопить. Эта пакля только бы мешала. У тебя не будет времени рассиживаться целыми днями перед окном и чесать волосы.

Я смотрела на свою косу в ее руке. Голова враз сделалась легкой. Я провела рукой по волосам. Пряди рассыпались едва достигая плеч.

– Нечего на меня пялиться. Вы все так держитесь за свои прически, некогда мне тебя уговаривать. А теперь, когда основное дело сделано, дай мне подровнять.

– Нет! Не трогайте меня!

Медея не стала уговаривать, лишь пожала плечами.

– Как знаешь. Раздевайся и мойся. Маги придерживаются строгих правил в личной гигиене. Привыкай.

Она подошла к шкафчику и извлекла грубое полотенце и кусочек остро пахнущего мыла.