Таскать камни оказалось делом не таким легким – труба была прямо-таки бездонная. Мы килограмм сто в нее накидали, прежде чем она заполнилась доверху. Максим бегал за камнями вместе с нами, а Рустам и Сархад еще и основание трубы обложили камнями, насыпали сверху земли и утрамбовали.

– Может, цемент? – предложили они.

– Если все же выкопают, зальем цементом, – сказал Максим. – Пока так.

Ника зашептала мне в ухо: «Сколько ему лет, не знаешь?» Я, уже порядком уставшая от возни с камнями, громко спросила:

– Сколько тебе лет?

Максим застеснялся и замахал руками туда-сюда, как на физре перед прыжком в длину.

– М-м, шестнадцать.

– Шестнадцать, – повернувшись к Нике, громко повторила я.

– Да ладно тебе, – со смущенным хихиканьем шепнула мне Ника.

Втрескалась она, что ли, в этого Максима? У нее Тиша есть.

– А весишь-то на все восемь, – говорю я Максиму и тут же об этом жалею.

У него недоуменно вытягивается лицо, цитату из «Карлсона» он явно не узнал.

– Nevermind, – устало машу я рукой. – Шутка не удалась.

– Ага, – говорит Максим, глядя на меня как на сумасшедшую. – Пойду искупаюсь.

Он идет к мосткам – не разбегается, а просто шагает по ним и, когда они кончаются, падает в реку. Я тоже иду купаться – надо смыть пот и пыль. Ника обгоняет меня и прыгает бомбочкой, чтобы как следует меня обрызгать.

– А что ты все время солдатиком? Умеешь головой вперед? – спрашиваю я Максима, когда он возвращается из заплыва и вылезает на мостки, где уже стоим мы с Никой.

Помявшись, он отвечает, что головой вперед не умеет.

– Хочешь, научу? – сразу оживляюсь я. Обожаю учить людей нырять. Правда, никто особо не рвется ко мне в ученики.

– Не, спасибо, – с опаской отвечает Максим.

– Это очень просто, – не отстаю я.

– Не-не, у меня проблема, – подняв ладони, говорит он. Как будто загораживается от меня.

Мы с Никой глядим на него и ждем, когда он расскажет, какая у него проблема. Максим с тоской смотрит на небо, потом решается и говорит негромко:

– Мне кажется, если я прыгну головой вперед, то разобью себе голову о твердую поверхность воды.

– Вода же не твердая, – начинаю я.

– Я знаю! – восклицает Максим. – Но мне все равно так кажется!

Не сговариваясь, мы с Никой упираемся ему в бока и с силой толкаем. Он с воплем летит в воду – не головой вниз, а раскорякой. Мы хохочем и прыгаем следом.

В воде мы все трое орем и брызгаемся, пока не выдыхаемся окончательно.

После обеда (подгоревшая гречка с брынзой, готовила Ника) мы обрезаем тую, которая непомерно разрослась и хочет занять пол-участка. Я орудую секатором, отчекрыживая ветки потоньше, а Ника отыскала в сарае ржавую пилу и елозит ею по толстым ветвям.

– Смотри-ка, – говорит Ника, отпилив одну ветку, – тут внутри домик можно сделать. Как у Тоторо.

Она вытаскивает отпиленную туеву лапу из гущи пушистых ветвей и отбрасывает в сторону. В образовавшуюся на этом месте дыру мы просовываем головы и вглядываемся в прохладный сумрак. Внутреннее пространство туи занято сухими тонкими веточками – они торчат во все направления.

– Мы их срежем и расчистим себе место, – предлагает Ника.

Я соглашаюсь, и мы с азартом начинаем кромсать тую. Приходит Варвара с пакетом оладий и садится на скамейку.

– Спасибо, но мы обедали только что, – я киваю на оладьи.

– Потом съедите, – безмятежно говорит Варвара. – Я вам пакет тут оставлю.

Понаблюдав немного за нашими усилиями, она начинает рассказывать новости: Петр и Леонид собрались сегодня на вечернюю рыбалку и позвали парней. Идут Амадей, Тиша, Сеня.

– А мне Тиша ничего не говорил! – С наигранным возмущением восклицает Ника, колотя пилой по крепкой ветке, которая никак не желает отпиливаться. – Вот я ему устрою!

– Телефон проверь, он тебе написал, – говорит Варвара.

– Некогда, – отмахивается Ника.

Варвара продолжает рассказывать: Карабас на рыбалку не идет, он сидит с Илоной дома, у нее депрессия, потому что Леонид ее бросил. Мы с Никой перестаем пилить и резать и переспрашиваем: как это бросил?

– Сегодня написал ей, – отвечает Варвара.

– Вот придурок, – фыркает Ника, опять вгрызаясь пилой в ветку. – Мне-то он хоть в глаза сказал, а тут даже подойти к Илонке побоялся. И что, она плачет?

Варвара пожимает плечами, потом встает, подходит к забору и кричит:

– Ка! Ра! Бас!

На крик из зарослей малины с той стороны забора появляется мать Илоны и Карабаса.

– Ой, здрасте, – хихикает Варвара. – А Кар… Лева дома?

– Здрасте, – с недовольным видом говорит мать. – Сейчас позову.

Она удаляется, через некоторое время из малины к забору выходит сам Карабас.

– Как там Илона? – спрашивает Варвара.

– Сериал какой-то смотрит, – отвечает Карабас. Он щурится, разглядывая нас с Никой, копошащихся в отдалении около туи, и, разглядев, радостно кричит нам:

– Привет!

– Привет! – кричу я в ответ, а Ника машет ему пилой.

Счастливый Карабас с улыбкой глядит на Нику и теребит свою рубашку.

– Что за сериал хоть? – спрашивает его Варвара. – Про любовь или про зомби?

– Про любовь.

– Тогда все плохо, – вздыхает Варвара. – Погоди минутку.

Она берет со скамейки пакет с оладьями и возвращается к забору.

– На вот, – и перекидывает пакет через забор. – Илонке передай, пусть с вареньем поест.

Карабас не успевает поймать пакет, тот падает в малину и лопается. Охнув, Карабас нагибается и пытается собрать рассыпавшиеся оладьи в порванный пакет, но тот расползается на куски. Тогда Карабас собирает полы своей рубашки в кулак и, как в подол платья, начинает складывать туда оладьи.

– Ничего, вкуснее будут, – философски замечает Варвара.

Карабас, красный как помидор, бормочет «пока» И уходит через малину к своему дому.

– Привет от нас Илоне передай! – кричу я.

Он что-то мычит в ответ, и больше его не слышно. Варвара возвращается к нам и продолжает свой рассказ: итак, вечером парни отправляются на рыбалку, Илона с Карабасом сидят дома, а она, Варвара, едет с рабочими Валерой и Николаем на дискотеку в Глубокое, потому что папа Варвары уехал в Москву и у рабочих сегодня выходной. Они хотят покататься по окрестностям.

– Поехали с нами, – предлагает Варвара. – Посмотрим, что там в Глубоком.

– А на чем поедем-то? – спрашиваю я.

Выясняется, что у Валеры с Николаем есть старая «Лада» с выпадающими стеклами.

– Мы ненадолго, вернемся рано, – обещает Варвара.

В назначенный час мы с Никой, от души накрашенные, в стираных шортах, стоим перед домом Варвары. Тут же стоит серая «Лада», понизу поеденная ржавчиной. Выходит веселый Валера и начинает объяснять, что Варвара немного ошиблась насчет стекол – они не выпадают, а западают внутрь, да и то только те, которые на дверях. С лобовым стеклом и задним все в порядке. От Валеры пахнет стиральным порошком и шампунем – видно, он, как и мы, помылся и надел сегодня чистые джинсы и майку. Выходит Николай, тоже благоухающий, а следом Варвара в платье-майке с принтом Nirvana и придушенным смайликом с глазами-крестиками и языком набекрень.

– О, кощейно, – одобрительно кивает Ника.

Где она это слово взяла, не знаю. Может, сама выдумала и теперь вставляет куда ни попадя.

Мы грузимся в невыносимо душную «Ладу», открываем окна. Стекла немедленно западают куда-то внутрь дверей, да так там и остаются.

– Фигня, все равно жарко, – говорит Валера и садится за руль.

Мы медленно катимся по гравийной дороге, выбираемся из дачного поселка, выруливаем на шоссе и разгоняемся.

Николай, сидящий рядом с Валерой, включает какой-то рок на белорусском, мы с Никой и Варварой на заднем сиденье начинаем подпрыгивать и хлопать в ладоши – не то чтобы мы были в таком восторге от музыки, но нам просто весело. Минут через пятнадцать въезжаем в Глубокое – большой поселок с железнодорожной станцией и клубом, в котором летом устраивают дискотеки.