Мгновения проносятся перед глазами. Неуловимое прошлое до прибытие на остров Фортуито. Будто сам он производит выстрел. Перед глазами мимолётно пробегает образ неизвестного, который сидит на коленях и умоляет о чём-то. Револьвер наставлен на голову фантому. Одно из потерянных воспоминаний прошлого оказывается в его голове, но всё же остаётся недоступным для понимания и осознания.

Стрелок возвращается в сознание в комнате, в которой спал, держа в руке револьвер. Стоя на ногах, целится в эгаранади. Пустой взор и безобразная улыбка вооружённого пугают всех присутствующих. Один служитель стихий понимает борьбу одержимого, смотря на картину с печаленным взором. В светлых глазах читается, что он знает Карвера, ведь смотрит, будто на родного себе человека.

Карвер отпускает револьвер. Оружие с грохотом падает на пол. Лицо обретает жизнь, вновь возвращается привычный для всех образ. Тело не заставляет ощущать ни боль, ни слабость, только невыносимое желание пить. Шёпот и шум в голове пропадают, и по телу проросится жар со слабым напряжением нервов, похожее на слабые электрические разряды.

— Воды, — умоляет он, пав на колени. Задыхается, кашляя и страдая от обычной потребности. Мираэтта, оцепенев от страха, не смеет подобраться ближе. В дверном проёме стоит Олаф, который вошёл в помещение всего за пару секунд до произошедшего, успев застать, как тот поднял оружие.

— Бегом! — рявкает светловолосый. Кислый приносит воду почти моментально. Рядом со Стрелком приземляется оловянная кружка с холодной водой, на глади которой прыгают кусочки разбитой ледяной корки.

— Вам ещё рано знать ответы, — тихо шепчет эгаранади и уходит в спешке прочь.

— Стихии, мать вашу, оставили нас, — тихонько проговаривает Олаф и подходит к подруге, которая уже успокоилась, но всё равно поглощена ужасом в глубине своего сознания. Она садится на край жесткой койки и наблюдает, как Карвер наслаждается водой, сидя на коленях в холодном поту. Смотря в одну точку, восставший пытаясь вернуться из воспоминаний, подаренные сновидениями. Больной больше походит на местного алкаша, чем на вояку с многолетним стажем. Волосы спутаны и лохматы. Уголки рта отпущены ниже обычного, поэтому на лице глубокое недовольство и слабое отчаяние, вызванное уходящими кошмарами.

— Да что, мать вашу, здесь происходит? — задаётся вопросом Кислый, смотря жалобными глазами на Стрелка. Карвер, допив воду, встаёт без верхней одежды, из-за чего девушка никак не может оторвать от него глаз. Отряхнув штаны из мешковины, надевает на себя рубаху, которую аккуратно сложили рядом с кроватью на небольшом столике, подбирает семисотый и, проверив барабан, закрывает. Пара поворотов для проверки работоспособности. Убийца возвращается в строй. И не видно на нём никаких болезней.

— Эти двуличные твари скорее всего и отравили меня, абанала́ра, — ругается на языке "еверабискхе". — Садрос, как и… — тряхнув головой, — хотят избавиться от меня. Мы не можем им доверять. — Одеваясь, говорит, — скроемся, а потом выясним, что со мной, — решительно проговаривает грубым голосом стрелок.

Вскоре, трое напарников собираются в путь, только необходимо взять кобуру, ножны и собрать остальное снаряжение, что аккуратно и заботливо разложено по комнате.

Проходя по коридору, трое спешно направляются к выходу, стараясь покинуть таинственный дом. Мимолётно заглядывая в каждую комнату на пути, не останавливаются, спешат выбраться и разузнать всё после. Ступают по лестнице вниз.

— Сюда, — говорит Олаф и выходит вперёд. Машет рукой и подходит к двери, которая ведёт на улицу, где веселятся и радуются люди. Звуки счастья просачиваются сквозь толстые стены и окна, ещё сильнее омрачая внутреннее переполненное тревогой помещение.

Майнбласт останавливается. Замирает. В мысли вторгается подобие воспоминания, природу которого не может понять. Словно будущее связывается с ним. Мгновения пролетает перед глазами. В нём он видит себя, Мираэтту и Олафа. Они смотрят в бездну, а Карвер, словно обратившись ей, смотрит на компанию. Сбросив неизвестные веяния, сталкивается со взором своего друга, а после, пробежавшись глазами по помещению, понимает, что они находятся в месте, где происходили действия воспоминания. Помутившись, делает шаг вперёд и бросает взор под ноги. Ему отчётливо кажется, что что-то важное находится под полом. Оно словно манит своей таинственностью. Он словно хочет подтвердить свои странные видения.

— Стой, — шепчет Карвер. Его брови напрягаются, а взор застывает, всматриваясь в забитые грязью трещинки и щели в полу. — Здесь что-то есть, — жестом подзывает к себе Кислого. Пару шагов назад в обратном направлении. Медленно и аккуратно ступает, специально создавая стук тяжелой обуви по безобразной поверхности.

— Здесь… — удивляется Мираэтта. — Подвал? — подходит к Стрелку и осматривает пол, наклонившись, всматривается меж досок, которым устелен просторный зал. — Я ничего не вижу. Грязь и только, — сидя на коленях. Белоснежные ладони с тонкими длинными пальцами легли на колени. Она поднимает напуганные глазки на Карвера. Немного смутившись, старается не подавать виду и отворачивается в сторону, немного краснея, ведь в её голове застыли образы обнажённого торса Майнбласта. — Думаю… кхм… я думаю, — слова Гильдры перебивают выстрелы, сотрясающие своим грохотом стены и барабанные перепонки каждого, кроме владельца орудия. Мираэтта от каждого выстрела слегка вскрикивает своим звонким музыкальным голосом, а убийца, пленённый желанием вызнать причины происходящего, совершенно не думает о других. Щепки летят в разные стороны. Взор нахмурен. Из дула выходит едкий дым пороха, который напоминает ему недавнее сновидение. Желание найти ответы, которые задавались в мимолётном воспоминании, усиливается.

— Вот, сука, — возникает Олаф, держа уши закрытыми. — Что ты, мать твою, делаешь? — Карвер молча перезаряжается, смотря на своих напарников, не желая раскрывать все свои тайны сразу. С потолка сыплется пыль, а некоторые бокалы и чаши, аккуратно выставленные на полках в баре, падают, так как старая деревянная платформа с посудой не выдерживает такого мощного резонанса.

Он высаживает ещё один барабан, зная, что имеет достаточно патрон в запасе. Перезаряжается и опускается к полу, отрывая руками древесные пласты. Все в ожидании, пока сойдёт пыль. Девица жмурится, ладони зажимают уши, меж пальцев вьются золотые волосы. Сначала она открывает один глаз. Олаф подходит ближе и шепчет:

— Что за, мать твою?

— Абанала́ра, — ругается Карвер, смотря на лицо неизвестного под полом. — Ещё одна загадка? — дыра, представляющая из себя смесь щепок, пыли и гнилого мяса, пробуждает в свидетелях странный, почти неизвестную никому боязнь мертвецов. Лик неизвестного давно перестал вызывать хоть капельку приятных ощущений, ведь узнать в нём человека попросту сложно. Ему уже по меньшей мере несколько лет. Губы уже съёжились и превратились в пересохший фрукт, а трупная улыбка смеётся, затрагивая нервные струны и отражая боль в самое сердце. Выглядит всё искусственно, словно кто-то специально оставил труп, зная, что его найдут. Длинные седые волосы ещё сохранились на черепе. На голову надет, подобный королевской короне, венец, с изображением Скорбящей Матери — высоком горном пике, на северо-западе острова, который виден почти из любой точки.

— Что за…? — девица открывает второй глаз.

— Безумие! — рявкает Карвер и направляется к выходу. — Я вам всё объясню, нам нужно уходить! — Олаф и Мираэтта же, ещё пытаются разглядеть знакомые черты на трупном лике. Гнилая маска смерти ушла в глубины их сознания. В мыслях витают разные встревоженные всполохи о том, что этот несчастный убит по их вине, но это лишь страхи. Наёмника больше тревожит то, что это может быть макетом — уловкой тех, кто старается добраться до кроющейся в нём силы. Манипуляция — то, что приходит на ум убийце. В голове всё путается. Трое не могут сконцентрироваться из-за картины в разуме. Теперь же свет проникает в здание мрачнее и темнее. Каждые звуки с улицы превращаются в издевательские насмешки, способные породить ледяные наросты на, и без того каменном, сердце убийцы.