Естественно, наутро сон сбывается: «И долго потом из многих городов и царств приходили в Великий Новгород люди и словно на чудо какое дивное взирали, видя архиепископа в белом клобуке, и поражались снова, и во всех странах и царствах рассказывая».

То есть повесть сия о том, что первосвятительская святость переносится из Рима в Константинополь, а из него – в Новгород. И ровно о том же, кстати, предание о чудесном перенесении Тихвинской иконы Божьей матери из Константинополя в Новгородскую землю. Москва ни в одном случае и не поминается, так же, как и великий князь.

То есть, опять же, никоим образом не утверждаем, что легенда эта отражение неких контактов с гвельфами (хотя, в Новгороде, кто только ни бывал). Но очевидно, что здесь провозглашается сакральность града на Волхове, причем, чисто священническая по своему генезису. Никакого имперства и в помине!

Надо отметить, что с жестким и концептуальным противостоянием Священства и Царства русские люди познакомились очень рано. Через посредство несчастной внучки Ярослава Мудрого, родной сестры Владимира Мономаха, Евпраксии Всеволодовны, в европейских источниках Адельгейды. Она оказывается буквально в эпицентре конфликта императора и папы, причем, опят же в Вероне.

В 80-х годах XI века она выходит замуж за Генриха Штадена, маркграфа Саксонской Северной марки. Тот был не чужой человек русским князьям – родственник жены великого князя киевского Святослава Ярославича, Оды. Вскоре после свадьбы Генрих умирает. Но Евпраксию-Адельгейду замечает тезка ее усопшего супруга, император Священной Римской империи Генрих IV. 14 августа 1089 года магдебургский архиепископ Гартвиг в Кёльнском соборе обвенчал их.

Но Генрих был персонаж очень непростой. Он давно и яростно боролся против примата папской власти. И всего за два года до свадьбы перенес страшное унижение – босой и во власянице вынужден был идти каяться в папский замок Каноссу. И породил тем самым крылатое выражение «пойти в Каноссу». У него не было выхода – понтифик Григорий VII отлучил его от Церкви. И соответственно, германские князья могли совершенно с чистой совестью отказаться ему повиноваться. Что многие и не замедлили проделать.

Но теперь ситуация изменилась. За Рим боролись сразу два папы – Климент III и Урбан II. Генрих приезжает со своим двором в Верону. И начинает войну с влиятельной сторонницей Урбана, графиней Матильдой Тосканской, которая, к тому же была замужем за его врагом, герцогом Вельфом.

Параллельно он внезапно начинает учинять над законной супругой буквально ритуальные издевательства. «Штаденские анналы» сообщают: «Конрад, сын Генриха от первого брака, восстал против своего отца по следующей причине. Король Генрих возненавидел королеву Адельхайду, свою жену, да так, что ненависть была ещё сильнее, чем страсть, с которой он её прежде любил. Он подверг её заключению, и с его позволения многие совершали над ней насилие. Как говорят, он впал в такое безумие, что даже упомянутого сына убеждал войти к ней. Так как тот отказывался осквернить ложе отца, король, уговаривая его, принялся утверждать, будто он не его сын, а одного герцога, на которого названный Конрад был чрезвычайно похож лицом».

В конце концов, Евпраксии удается бежать. Ее берут под защиту Папа и графиня Матильда. А она на церковном соборе в Констанце (апрель 1094) и на синоде в Пьяченце (март 1095) обвиняет императора во всех вышеизложенных безобразиях, плюс ритуальных оргиях и сатанизме. Основываясь на ее показаниях, теперь уже Урбан II предает Генриха анафеме.

Известно, что после всех этих приключений Евпраксия около 1099 года вернулась в Киев, где приняла постриг. Погребена она в Печерском монастыре.

Так что в войну гвельфов и гибеллинов русские были втянуты даже до того, как возникли и получили широкое распространение сами эти термины. Но, как же, резонно спросите вы, православная концепция симфонии властей? Все эти латинские измышления, возможно, и имеют к нам касательство. Но мы-то наследники Византии.

В самом деле?

Принцип симфонии священства и царства сформулировал великий император Юстиниан I еще в 535 году:

«Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство (ἱερωσύνη) и царство (βασιλεία), из которых первое заботится о Божественных делах, а второе руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всём (συμφωνία τις ἀγαθὴ), что служит на пользу и благо человеческого рода. Потому мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства, надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем».

Так-то оно так. Однако даже в Византии этот принцип, по большей части, оставался лишь теорией. А на Руси и вовсе, даже просто для попытки его реализации требовалось равенство сторон (роль фактических регентов в лице митрополитов Алексия и Макария, явно тут не в счет). И оно появляется лишь при утверждении первого патриарха Иова, неусыпными стараниями Бориса Годунова. Ну, а к реализации принципа подступаются лишь при Михаиле Федоровиче. В это царствование сие было не сложно, учитывая, что патриарх Филарет был его отцом. А вот дальнейшее развитие этой модели тандемом Алексей Михайлович – Никон приводит к катастрофе Раскола. И навсегда упраздняет симфонию на российской почве.

Впрочем, это дела далекого грядущего. А мы с вами пока во Владимире, в 1174 году, только что злодейски убит первый наш великоросс, и по совместительству, гибеллин.

Погибает Андрей, поскольку им был утрачен священный меч святого князя Бориса. Он всегда был с Боголюбским, но в ночь смерти убийцам удалось заблаговременно удалить его из спальни. Они понимали, что иначе, даже всей толпой они могли бы с ним, опытным воином, не совладать. Или, уж по крайней мере, не обойтись без потерь.

Фигура Бориса в концепции Андрея тоже не случайна. Он первый канонизированный русский святой, и он князь. Святой князь…

Обратимся к Георгию Федотову, его «Святым Древней Руси»:

«Смерть князя Владимира (1015) застает Бориса в походе на печенегов. Не встретив врагов, он возвращается к Киеву и дорогой узнает о намерении Святополка убить его. Он решает не противиться брату, несмотря на уговоры дружины, которая после этого оставляет его. На реке Альте его настигают убийцы, вышгородцы, преданные Святополку. В своем шатре князь проводит ночь на молитве, читает (или слушает) утреню, ожидая убийц. Путша с товарищами врываются в палатку и пронзают его копьями (24 июля). Верный слуга его, “угр” (венгр) Георгий, пытавшийся прикрыть своим телом господина, убит на его груди. Обвернув в шатер тело Бориса везут на телеге в Киев. Под городом видят, что он еще дышит, и два варяга приканчивают его мечами. Погребают его в Вышгороде у церкви св. Василия.

Глеба убийцы настигают на Днепре у Смоленска, в устье Медыни. По летописи и “Сказанию”, князь едет водным путем, по Волге и Днепру, из своей волости (Мурома), обманно вызванный Святополком. Предупреждение брата Ярослава, застигшее его у Смоленска, не останавливает его. Он не хочет верить в злодейство брата Святополка. (По Нестору, Глеб находится в Киеве при смерти отца и бежит на север, спасаясь от Святополка.) Ладья убийц встречается с ладьей Глеба, тщетно умоляющего о сострадании. По приказу Горясера собственный повар Глеба перерезает ножом его горло (5 сентября). Тело князя брошено на берегу “между Двумя колодами”, и лишь через несколько лет (1019–1020), нетленное, найдено Ярославом, отмстившим братнюю смерть, и погребено в Вышгороде рядом с Борисом».