Вовка встал следом за мной, бросив на стол неприлично крупную купюру. Я лишь грустно проводила ее взглядом. Грустно – от того, что мне очень хотелось бы когда-то вот так же швырять деньги, не глядя, куда и сколько их падает…

– Надь, ты не забывай, что нам еще к паре вместе готовиться. Если не хочешь здесь сидеть – пойдем в библиотеку. Там сейчас должно быть много компов свободных. Что зря время-то терять?

– Вот же, прицепился, блин. Как банный лист… – пробурчала себе под нос. Как бы ни старалась я выглядеть злой социопаткой, но вбитая с детства вежливость совсем уж открыто хамить не позволяла. И уже в полную громкость спросила, – Ты специально, что ли, этот трюк на паре провернул? Чтобы была возможность прилипнуть ко мне и не отставать?

Мы стояли уже на самом выходе из кафе. Еще шаг – и снова окажемся в коридорах универа, где постоянно кто-то бродит, а здесь возникала иллюзия какой-то уединенности. Потому, наверное, и затормозили оба. Хотелось разобраться так, чтобы никто не мешал.

Зацепин, все-таки, схватил меня за руки. Теперь за обе. Перебирал мои пальцы своими, неожиданно теплыми и приятными, и опять смотрел в глаза.

– Надь, давай так: ты можешь придумывать все, что угодно. Про меня, про какое-то пари, про тесты и теории, которые я на тебе проверяю… Дай мне просто возможность за тобой поухаживать. А дальше уже сама решишь, нравится тебе это или не нравится. Если не понравится – значит, не сложилось. Бывает такое. Как только ты скажешь, что тебе неприятно мое присутствие или я сам, то сразу же от тебя отстану.

Речь звучала искренне и взволнованно. Глаза блестели. Руки мои уже как-то обвыклись и пригрелись в его больших ладонях. Хотелось верить.

– А в чем моя выгода от этого? – подозрительность моя никак не хотела успокаиваться.

– А что ты хотела бы, Надь? Рассказывай. – Как-то уж очень обреченно спросил. И повел меня, таки, в коридор. Руку, между прочим, так и не выпустил одну. А я не очень-то и сопротивлялась.

– А сколько дашь мне времени на раздумья?

– Не, ну, ты даешь, Надь! – Малинина округлила глаза испуганно и восхищенно, одновременно. – Че, прямо так и спросила, про выгоду? Да? – кажется, ее голос уже побил все рекорды по количеству оттенков удивления, выданных одной фразой.

– А что я должна была спрашивать? Когда он меня замуж позовет? – Десять раз пожалела о том, что поделилась новостью с соседкой. Анька ж теперь сама не уснет и мне спать не даст. Слишком тухлая личная жизнь у нас обеих, чтобы Малинина переварила данные легко и просто. – Кстати, надо этот вариант записать тоже. Проверю, насколько серьезен парень. Вдруг, на этом вопросе и сломается.

– Надь, блин, ну что ты… Всю романтику сразу обломаешь! Тебе человек почти в любви признался, а ты…

– Какая любовь, Анечка? Мы с ним разговаривали три раза, от силы. Даже если предположить, что он был искренним, то максимум – это интерес и увлечение. Все.

– Капец. Игнатьева, с таким отношением, ты замуж никогда не выйдешь!

– А я, между прочим, и не спешу.

Хреновая помощница и советчица из Ани. Мне бы нужен кто-то, способный убедить, что не надо с Зацепиным вообще связываться. Так как опасно для психики, нервной системы и здоровья в целом. А эта дурында лишь визжит от восторга, придумывает имена нашим будущим детям и напрашивается в крестные. Ну, где тут найти трезвый и рациональный подход?

Мне слишком понравился этот парень, и слишком хотелось поверить в то, что симпатия Зацепина ко мне – настоящая. И очень страшно было оказаться в нелепой ситуации. Такой, после которой даже моя непробиваемый панцирь из пофигизма даст трещину.

– И что делать собираешься? – Аньке было глубоко наплевать на мои философские размышления. Она должна была знать. И, конечно же, планировала категорически поправить мое мнение, если оно с ее представлением не совпадет.

– Схожу с ним на свидание, что делать-то? – выдохнула обреченно. – Он же не отвяжется так просто. Будет приставать каждый день. Мешать спать на парах…

– Ой, ладно, Надь… – соседка довольно прищурилась, хлопнула меня по руке, – я по глазам вижу, что самой хочется сходить. Меня-то обманывать не надо!

– Я и не обманываю. Просто надеялась, что ты меня отговоришь, а ты, вон, переметнулась в другой лагерь… – соседке, кажется, удалось меня смутить.

– Ну, если ты ему в глаза не смогла заявить, что он тебе не нравится… То мне-то, уж точно, можешь больше ничего не говорить.

– Малинина, ты так сияешь, как будто, на свидание пригласили тебя, а не меня!

– Я-то успею сходить еще, и не раз, а тебя – впервые на моих глазах куда-то позвали! Конечно, событие такое! Как не радоваться?

– Теперь я ощутила себя какой-то убогой страшилкой… – подруга нечаянно зацепила мою больную мозоль. Знаю, что не хотела, знаю, что она радуется искренне, однако…

– Да брось ты, Игнатьева! Тоже мне придумала еще! Тебя парню еще поймать надо, вечно занята какими-то своими думами и делами. Только настырный Зацепин и смог. Цени, Надюха, – он смог пробиться, наконец-то!

Аня что-то еще тараторила, пытаясь загладить неловкость, но настроение мое оказалось безнадежно испорченным. Потому, что мне, действительно, в личной жизни как-то не сильно и везло. Не знаю, по какой причине. Вроде бы, с внешностью проблем не наблюдалось – и по моей субъективной оценке в зеркале, и по объективным отзывам друзей и близких… Если, конечно, все они были объективны, а не просто жалели меня. Брат сказал как-то, что у меня есть все шансы начать клеить мужиков пачками… Но для этого надо перестать держать «рожу кирпичом», то есть улыбаться почаще. А я вот улыбаться всяким посторонним людям не люблю. Я даже в зеркале себе только ухмыляюсь. По принципу: «Да-да, я помню, кто это. Да, узнала. Но не уверена, что сильно рада».

И все у меня хорошо с самооценкой. И человек я общительный и дружелюбный. Ну, во всяком случае, раньше мне так казалось. А вот в последнее время, что-то пошатнулась уверенность. Скорее всего, новая обстановка, новые люди, предпочитающие смотреть не прямо на тебя, а сквозь… Новые требования, в которых я оказалась далеко не на высоте, и незнание, как этой высоты достичь… И постоянная, бесконечная занятость и недосып. Я либо постоянно находилась на работе, либо старательно училась, чтобы нагнать отставание, которое случилось за мою рабочую неделю. Отсутствие денег, которых не хватало ни на что лишнее, очень угнетало. Поэтому я так хотела получить нормальное образование, потом – хорошую работу. Чтобы навсегда забыть, что такое пахота по ночам за какие-то жалкие копейки. Чтобы доказать родителям, что для достойной жизни вовсе не обязательно рождаться с золотой ложечкой во рту или выйти замуж за ее обладателя. И что люди, которые родились и выросли не среди элиты, имеют полное право в эту элиту попасть. В этом – главная причина моих ссор с семьей. В моей уверенности, что имею право хотя бы попытаться получить достойный аттестат и приличную должность. В том, что не захотела остаться в родном городе, окончить педучилище и всю жизнь провести, работая продавцом, кондуктором, вахтером и лифтером за копейки… О том, чтобы в воспитатели пойти, даже мои предки не заикались – там и копеек-то не платят.

В общем, не до любви мне было в последние годы, и не до свиданий. Просто некогда было улыбаться людям, или не очень хотелось. А вот Вовке, отчего-то, я уже несколько раз улыбнулась. И о любви вспомнилось. И о том, что в зеркало не мешало бы посмотреться внимательно… Чтобы Зацепин, при более плотном общении, не ужаснулся. Вдруг, близорукость у парня, потому и повелся нечаянно на меня?

Зеркало не сказало мне ничего нового. Было бы странно услышать что-нибудь от стекла, и пора бежать к доктору, чтобы помог избавиться от галлюцинаций. Но и увидеть там что-то неожиданное я тоже не смогла. Моя вполне обычная внешность ничуть не изменилась за последнее время, только темные круги под глазами стали еще ярче, и еще сильнее подчеркивали бледность кожи, давно не видевшей нормального сна и загара. Честно попытавшись привести себя в божий вид, через полчаса плюнула на бестолковые старания, потому как косметика только страшнее меня делала, а не лучше. Умылась, расчесалась и двинула на свидание.