Быстро иду в ее сторону, Алина, чувствуя движение, резко поворачивает голову. Градус напряжения спадает, как только понимает, что это я.

– А где Даша? – задаёт вопрос, отводя взгляд на дорогу.

– С Дашей все в порядке. Ты как собралась домой добираться?

– Такси вызову.

– По разряженному телефону?

Она кидает на меня колючий взгляд и молчит.

– Поехали, – вздыхаю я, доставая ключи от машины, Алина продолжает топтаться на месте, глядя недоверчиво.

– А Даша?

Я морщусь, далась ей эта Даша.

– Ты домой хочешь или нет?

Она недовольно молчит, но кивает.

– Хочу, – добавляет чуть не через силу.

– Тогда поехали.

Алина

– Как поживает твой брат? – спрашиваю Яну, когда она ставит передо мной тарелку с оладушками и пиалу со сгущенкой.

Специально делаю глоток какао, чтобы спрятаться за чашкой. Вчера я так и не спустилась вниз, несколько раз выходила из комнаты и возвращалась обратно, слыша тихие голоса. Сидеть там и чувствовать себя лишней не хотелось. А именно так и было бы. Но сейчас не сдерживаюсь и все же задаю вопрос, он выглядит уместным, проявить любопытство ввиду вчерашней встречи я ведь могу.

Яна облизывает с пальца сгущенку и возвращается к плите, быстро переворачивает оладьи. Наблюдать за ней одно удовольствие. В свои тридцать семь она выглядит прекрасно, а когда еще в хорошем настроении, как сейчас, кажется порхающей бабочкой. Она легкая в общении и всегда на позитиве, это очень располагает.

– Денис отлично, – отвечает мне Яна, – как обычно, тьфу, тьфу, тьфу. После того как Лёня вложился в его бизнес, дела у брата пошли в гору, – добавляет тише, косясь в сторону выхода, словно ее слова большой секрет. – Родители наконец выдохнули спокойно, дети пристроены. Теперь ждут внуков, не от меня, конечно, от Дениса.

Я киваю: Яна – чайлд-фри, заводить детей не планирует, предпочитая жить для себя. Ее это устраивает, отца – тоже, тем более что ребенок у него уже есть.

– Правда, не представляю, что должно случиться, чтобы Денис обзавелся семьей, – продолжает Яна, колдуя над сковородой. – Он женат на своей работе, и его это вполне устраивает. Девок вокруг него вьется: бери, не хочу, – но что-то мне подсказывает, он так же далек от детей, как и я. Ты чего не ешь?

Она поворачивается, сдувая каштановую прядь волос и поправляя пояс на шелковом халате. Я хватаюсь за оладушек, макаю в сгущенку и, откусив, начинаю активно жевать.

– Вкусно, – замечаю Яне, она удовлетворенно кивает, снова возвращаясь к плите.

Я жую, думая над ее словами. Ну что ж, кажется, за Дэна можно порадоваться, он добился того, чего хотел. Радоваться почему-то не получается. Мои ничем не подкрепленные надежды на наше общение тают на глазах. По словам Яны очевидно, что Дэн не нуждается ни в друзьях, ни в возлюбленных. И уж тем более ему неинтересна двадцатидвухлетняя девчонка, с которой он возился семь лет назад.

– Слушай, – Яна опирается на стол, наклоняясь ко мне, я поднимаю на нее задумчивый взгляд. – Лёня сегодня уезжает в командировку, вернется завтра, если хочешь, можешь сгонять погулять в город. Встретишься с подругами, повеселишься. Вряд ли отец тебя отпустит на подобные тусовки в ближайшее время, ты же для него чуть ли не младенец.

Я посмеиваюсь, глядя на Яну с благодарностью. Да, папа и впрямь перебарщивает с опекой, но я списываю это на то, что последние пять лет мы виделись мало, и он просто никак не приспособится к нашему общению. И не примет факт, что я действительно выросла.

– Пожалуй, можно, – киваю в ответ, – напишу Дашке.

– Вот и хорошо, зарулите в “Корсар”, новый клуб, Денис открыл его три месяца назад. Попал в цель, очень популярное место.

При упоминании Дениса сердце подозрительно екает, а желание поехать в город растет на глазах. Значит, он открыл клуб, я ничего об этом не знала. Страницы Дэна в социальных сетях поросли пылью много лет назад.

– Секретничаете, девочки? – слышу голос отца, инстинктивно выпрямляю спину, Яна расцветает улыбкой, проходя к нему, быстро целует в губы.

– Оладьи? – спрашивает папу, он кивает, усаживаясь за стол, кидает на меня взгляд, я опускаю ногу со стула.

– Рассказываю Алинке, что у нас тут нового, а то же она отстала от жизни нашего городка, – хихикает Яна, быстро сервируя стол для папы.

– Это правильно, нужно вливаться, – он переводит на меня взгляд, – отдохни еще какое-то время, потом подумаем, куда тебя устроить на работу.

– Я бы хотела пойти по специальности, – начинаю робко, но папа перебивает меня, не дослушав.

– Пойдешь туда, где есть возможность расти и занять хороший пост, а область деятельности – дело десятое. Если ты действительно грамотный специалист, то быстро освоишь новую профессию.

Я бросаю взгляд на Яну и опускаю глаза в чашку, делаю глоток в воцарившейся тишине, прерываемой звоном посуды. Яна делает на мгновенье сочувствующее выражение лица, а потом переводит тему:

– Ты завтра во сколько вернешься?

– Самолет прилетает в двенадцать, плюс пока доеду до нас, часа в два.

Я посылаю Яне благодарный взгляд и, получив быструю улыбку, ускользаю, пока они обсуждают планы на выходные. Поднимаюсь к себе, выдыхаю. Я люблю отца, но с ним сложно. Всегда было сложно.

Присаживаюсь на край кровати и почему-то вспоминаю, как он забрал меня.

Мне было шесть лет, и до этого времени я знала о нем только то, что он козел, который, правда, присылает нам ежемесячно крупную сумму денег. Для той дыры, в которой мы жили, сумма, наверное, была и вовсе астрономическая. Но мать распоряжалась ей не самым разумным способом.

Когда мне было четыре, она начала пить, наш дом стал пристанищем всякого сброда. Я боялась этих людей, пряталась в своей комнате, иногда залезала в шкаф или под кровать. Мать пьяная была тихая, злилась она в основном с похмелья. Конечно, тогда я не понимала причин, но факты сопоставлять научилась. Меня она не обижала, но и не занималась мной. Благо, ей хватило ума отдать меня в детский сад, и таким образом мы виделись только по вечерам и выходным.

А потом она пристрастилась к наркотикам. Кто-то из ее дружков принес эту дрянь, и дело стало совсем плохо. Вот тогда-то и появился отец.

Я не знала, что это он, для меня это был очередной мужчина, пришедший к нам в дом. Они ругались, мать кричала на него, он отвечал тихо, до того тихо, что мне стало страшно, и я переползла в шкаф вместе с плюшевым зайцем. Там и сидела, пока не услышала шаги. Медленные, тихие, они звучали в комнате то ближе, то дальше, нагнетая еще больше страха. А потом скрипнула дверца шкафа, и дневной свет попал в глаза, заставляя зажмуриться. Я сжала зайца, мне было страшно. Раньше ко мне никто не заходил.

– Привет, Алина, – услышала ласковый голос, открыв глаза, поймала внимательный взгляд. Отец улыбнулся мне, протягивая руку. – Тебя никто не обидит, слышишь? Я твой папа. Я приехал за тобой. Ты будешь теперь жить со мной. Все будет хорошо. Ты мне веришь?

Несколько секунд я молча на него смотрела, а потом вложила свою ладошку в его большую ладонь.

Это воспоминание до сих пор такое яркое, словно все случилось вчера. Наверное, потому что с тех пор моя жизнь изменилась. Отец забрал меня с собой, маму лишили прав, и это был необратимый процесс. Не думаю, что она сильно расстроилась из-за моей потери, скорее, из-за того, что прекратился финансовый поток. Еще через три года она умерла от передоза.

Мне сложно оценивать сейчас все эти события, я научилась принимать их как данность. Я любила маму, несмотря ни на что, наверное, потому что у меня не было больше никого. И это чувство никуда не исчезло, когда отец забрал меня к себе.

В моменты трезвости она звонила, и мы говорили, звук ее голоса бередил во мне чувства, и я просила отвезти меня к маме. Но папа не возил.

Много позже я узнала, что мама-то не сильно стремилась к общению, это была отцовская инициатива. Потом он решил, что мое эмоциональное состояние слишком расшатывают подобные разговоры, и наша с мамой связь прекратилась совсем. Она умерла, и отец мне не рассказал.