– Диана. Грёбаная принцесса, – произносит Рустам, рассматривая меня с головы до ног, – она плохо кончила, кстати. И ты плохо кончишь, – констатирует он ровным голосом. Кажется, это небольшое затишье перед бурей. Я чувствую, как он плохо сдерживает ярость, потому что воздух вокруг гудит от напряжения, – даю тебе последний шанс, принцесска, уйти здоровой на своих двоих. Дам тебе денег на аборт и еще сверху отвалю щедро. Ты ведь этого ждешь? Сумму назови.

– Я не стану делать аборт. Не настаивайте. Я могу подписать любое соглашение, если вы боитесь за свои деньги, – пытаюсь увещевать его я.

Он скептически склоняет голову на бок. Я тихо выдыхаю. Знаю, что он будет давить до последнего, угрожать и использовать любые способы, чтобы получить желаемое сейчас, а не потом. Ему нужен этот пистолет. Очень. Иначе бы он не был в такой ярости.

– Мне не нужны дети от шлюхи, которая разок раздвинула передо мной ноги. Ясно тебе?

– Тогда вам стоило позаботиться о предохранении заранее, а не решать проблемы по факту.

Эти слова вылетают у меня сами по себе. Черт. Срываются. Это я, конечно, зря, но просто не смогла выдержать все его унизительные фразы. Какого дьявола он винит только меня?

– Я сейчас убью тебя. Доболтаешься, – холодно произносит Садаев, и в его взгляде расцветает что-то жуткое, – потом убью всех твоих друзей. И всех твоих родственников. А если я не найду пистолет – убью еще и их родственников. Ты можешь предотвратить кровавую бойню, принцесска. Остаться с баблом и свалить отсюда живой. Выбирай.

Я медленно мотаю головой. В этот момент Садаев подлетает ко мне, хватает за плечо, дергает на себя и начинает обшаривать мои карманы. Я растерянно смотрю на то, как двигаются мощные мышцы его груди, пока он запускает руку мне в передний карман, и вытряхивает всё оттуда. Если этот огромный зверюга, которому я действительно даже до плеча не достаю, думает, что я спрятала в этих обтягивающих джинсах его пистолет – он точно дурак.

Но Рустам достает мой студенческий и встряхивает, раскрывая его. Читает мои имя и фамилию, отшвыривает его в сторону, достает ключи, и они тоже летят в другой угол комнаты.

– Что вы делаете?! – кричу я. Он молча вытаскивает мой телефон, я протягиваю за ним руку, а потом она вспыхивает жуткой болью, и мир переворачивается перед глазами. Садаев заламывает мне ладонь, поставив на колени. Я бьюсь ими об паркет, и издаю тихий стон, потому что это было еще больнее.

– Я тебе шанс давал, принцесса, – мрачно произносит Садаев. А я покрываюсь холодным потом. Звучит его тон очень плохо. Очень, очень плохо.

Запястья перехватывает что-то жесткое и затягивается на них. После чего этот зверь подтаскивает меня назад, к шведской стенке и привязывает к ней в очень неудобной позе. Плечи начинают ныть, а я в ужасе смотрю на него.

Он улыбается. Нет, оскаливает зубы в ухмылке. Приседает напротив, наклоняется ко мне, и тихо произносит:

– Я сломаю тебя. Ты сделала огромную ошибку, попытавшись меня шантажировать. Не доросла еще до таких приколов. Соберись, принцесска. Пока я тут – у тебя есть шанс отделаться легким испугом. Не пойму, ты больно богатая, что ли, от такого щедрого предложения отказываться?

– Нет, – отвечаю я, – просто считайте, что у меня есть принципы.

Мне страшно так, что тошнота подкатывает к горлу, как приливы на море. Я сглатываю раз за разом слюну, а потом она накатывает снова и снова. Даже на секунду появляется мысль отдать Садаеву пистолет – со смазанными отпечатками, распакованный. Но это будет еще более глупо. Потому что он тогда меня точно прибьет этим же пистолетом. Он настолько зол, что я думаю, им же он и выкопает мне яму, и им же закопает.

Мне нужно потянуть время, чтобы иметь возможность как-то сбежать, если это вообще вероятно в моем положении. Может быть, договориться. Но дело в том, что мне неизвестно, что Садаев думает сотворить со мной дальше, и сколько у меня осталось времени. Эта неизвестность просто убивает меня и мои нервные клетки миллиардами.

Он протягивает руку к моему лицу. Я чувствую прикосновение грубой, шершавой ладони. Зверь гладит меня пальцем по щеке, словно издеваясь.

– Принципы? – спокойно переспрашивает он, – принцесска, какие там, блин, принципы, из-за которых ты готова сдохнуть? У тебя бесплодие и ты впервые в жизни смогла залететь?

– Это вас не касается, – хмуро говорю я, а он похлопывает меня по щеке, как псину по морде, и убирает руку.

– У меня тоже есть принципы. Я обычно баб не обижаю, – он выпрямляется, возвышаясь. Мне кажется, что Садаев настолько огромный, что его фигура заслоняет собой свет из окон, – но для тебя я исключение сделаю. Хочешь дождаться времени, когда аборт поздно будет сделать? Дождешься, принцесса. Возле меня. Под присмотром. Будет у тебя время еще подумать, пока я занимаюсь твоими друзьями.

– Не трогайте моих друзей! Они не знают, где пистолет! – вскрикиваю я, но зверь игнорирует меня.

Садаев подходит к двери, открывает ее и что-то говорит тому маньяку, который ждет снаружи. Если бы я даже захотела – не услышала. Потому что у меня сердце колотится так, что стоит шум в ушах, и я могу разобрать только громкие звуки.

В комнату лениво заходит его верный пес. Увидев меня, привязанную к шведской стенке, он странно облизывается, и подмигивает мне. Мне кажется, что в меня кто-то залил серную кислоту – именно такое жуткое чувство я испытываю, находясь полностью беспомощной рядом с убийцей и насильником.

– Развлекайся. У тебя есть час, – слышу я голос Садаева, а потом закрывается дверь. Она с грохотом бьет об косяк, запирая в одной комнате меня и это чудовище.

***

– Ну что, цыпленок? – произносит маньяк хриплым, по всей видимости, из-за предвкушения, голосом, – что мы с тобой будем делать?

А я начинаю громко визжать. Самый страшный мой кошмар сбывается – я заперта в комнате с настоящим маньяком, а еще связана, как свинья на убой. Ещё я надеюсь, что соседи услышат мой вопль и вызовут полицию.

Рука, вся пропахшая табаком, внезапно затыкает мне рот.

– Дьявол, захлопнись, а? – произносит маньяк, – у меня уши сейчас завянут.

– Ммм, – отвечаю я.

Все, что я хочу – это продолжать кричать, чтобы у него завяли не только уши, но и то, что в штанах. На всякий случай. Пусть пинает меня, издевается словесно, унижает или даже бьет. Но не пытается даже изнасиловать.

Но его взгляд убеждает меня, что ему как раз мои вопли нравятся, что бы он там и не говорил. Видимо, он хотел, чтобы я кричала просто чуть потише.

– Слушай, не бери грех на душу, – произношу я, когда он убирает руку с моего лица. Пряди волос падают вперед, и щекочут нос и щеки, – я беременна. Не надо меня насиловать. За что ты сидел? – я задаю ему вопрос, надеясь потянуть время. Если Садаев сказал час – мне надо продержаться всего час.

– Я уже говорил тебе, цыпа, за что, – отвечает медленно он, а я продолжаю:

– Ты сказал обтекаемо. Сколько людей ты убил и изнасиловал?

Он чуть сощуривается.

– Зубы мне заговариваешь?

– Нет, – я мотаю головой, соврав, – просто хочу знать, с кем имею дело. Если не ответишь – я буду снова визжать. Так сколько ты убил и изнасиловал?

Этот маньяк едва улыбается, прежде чем ответить мне. Наверное, вспоминает с удовольствием свои злодеяния.

– Четверых. Одного из них с особой жестокостью.

– Одного? Ты изнасиловал мужчину? – недоумеваю я, а он громко усмехается.

– Да. Выебал его в задницу и убил. Это все вопросы, цыпа? – интересуется он, но мне почему-то кажется, что он сейчас мне соврал. Слишком уж легко он это произнес, и в голосе у него проскользнули ироничные нотки, – если все, то сейчас начну задавать вопросы я.

– Просто вопросы? – шепчу я, а он кривит губы.

– У нас час, цыпа. Мне мало часа для тебя. Чего ты ломаешься перед Садаевым? – неожиданно спокойно и ласково говорит он, будто бы добрый папочка, – какой у тебя срок?

– Чуть больше месяца, – осторожно произношу я. Не понимаю, для чего он интересуется, но меня немного отпускает напряжение, потому что, по крайней мере с меня пока штаны не стягивают.