Никто не видит, как Эдди прикрывает глаза и робко улыбается.

Никто этого и не увидит.

Это лишь для них, двоих.

========== Любовь? ==========

«I wanna be your lover

I don’t wanna be your friend»

You don’t know what you got ‘til it’s gone my dear

So tell me that you love me again.»

Вода из-под крана капает тягуче медленно, раззадоривая расшатанные нервы ещё сильнее. Кулаки сами собой сжимаются. Из ладони выпадает пара капсул на скользкий пол — этого ничто не изменит: ни горячие капли, ни плотный пар ванной комнаты, ни образ Эдди, застывший в голове подобно ядовитой занозе.

Ричи тяжело глотает вязкую слюну от таблеток, пропуская через горло импульсы забытых прикосновений, отдающих ароматом конфет и клубники, которые Он только что ел.

Капли перестают падать, пар рассеивается, но тягучая пустота внутри остаётся.

Ричи хочется немного сдохнуть и курить.

Совсем немного.

По ноге медленно стекает чужая сперма.

–-

Никто из них двоих не думал, что после произошедшего на вечеринке и разговора по душам в туалете все станет «лучше», как в дешёвых женских романах, что читает мамка Эдди на досуге между принятием валиума и вагинальных свечей.

Ни хрена не стало.

Ни у Ричи, ни у Эдди.

Пусто только в голове, как после экзамена, который ты завалил, как после дрочки в душе на светлый образ истинной любви.

Все так хреново, что Ричи подумывает, как спиздить у мамаши Эдди антидепрессанты, чтобы просто…

Просто «что»?

Унять возбуждение?

Забить хрен на друзей и на него?

Начать спать и нормально питаться?

Остановись, Ричи.

Все начало катиться в пропасть: бесстыжую и глубокую, под названием «я-боюсь-заниматься-этим-Ричи».

Эдди действительно боялся, потел, стеснялся и краснел даже от взглядов во время ланча, которые Тозиер несдержанно ему посылал.

Но давайте на чистоту, деле же не в сексе. У Ричи Тозиера на самом деле много недостатков, даже слишком много, — скажет любой, кто его знает хотя бы чуть-чуть (а чаще хватает одной минуты). Но никто не догадывается, какое же главное у него достоинство.

У Ричи Тозиера на самом деле громадное терпение, просто огромнейшее. Такому завидовать только остаётся, он всегда им гордился.

Но, как говорится, всему может прийти конец. Ричи не то что бы зол, нет, он, блядь, в ярости, потому что.

Да, потому что, ладно, окей, Эдди стесняется и так далее. Терпение, Ричи, терпение.

Дрочка в душе.

Таки украденные антидепрессанты.

Красные глаза и дым сигарет вместо свежего воздуха.

Но.

Всегда есть это чёртово «но» в круговороте людских поступков.

Но, — которое рушит нерушимое и разбивает остатки ясности в более-менее понятной ситуации.

Но, — которое заменяет агрессию на апатию.

Это «но», кстати, имеет довольно приятную оболочку и отзывается на имя — Кори.

Кори, которые вряд ли чем-то лучше Ричи.

Кори, который тоже дрочит среди пара в ванной комнате.

Который тоже что-то принимает и курит, как паровоз.

Но у него есть самый хуевый недостаток: он лезет в чужое.

Чтоб его, откуда он вообще взялся?

Около Эдди постоянно крутится, а все друзья называют его не иначе, как — непонятный пацан из клуба биологии. Да они в последнем классе старшей школы, кто вообще в таком возрасте ходит в клуб по биологии? Нет, ну правда.

Эдди это, конечно же, не касается. Он у Ричи особенный. Он ботаник в прямом смысле, все эти его цветы, горшки и прочая хуйня, которую Ричи удачно прослушивает по вечерам, пока гладит Эдди по волосам, по коленкам, по губам, — все это — его жизнь, он этим болеет, но тот парень…

Блин, ну Ричи ведь не дурак, он может отличить обычный взгляд парня от взгляда «Я-выебу-его-сегодня-на-заднем-сидении», и Ричи не может этого позволить, потому что его, потому что дальше совместной дрочки и пары и минетов не заходит. Потому что Эдди до сих пор всхлипывает и роняет слезы ему на ключицы, когда кончает в ладонь Ричи на вечеринках в душном туалете.

А потом плачет и сам Ричи, захлебывается истерикой, кричит и причитает, блюет желчью с алкоголем и плачет-плачет-плачет. Потому что нет любви. Потому что его не любят.

Потому что только Ричи может ждать, пока его маленький мальчик примет свою натуру и позволит собой обладать. У Ричи горит в штанах, но он терпит, у него же громадное терпение, антидепрессанты и начатая пачка сигарет — он справится.

Справится.

Его любви хватит на двоих, конечно же.

Вот только Эдди ни черта не видит правды — ни о Ричи, разлагающем самого себя безответной любовью, ни о Кори. Он не чувствует запаха мертвичины от Ричи, не понимает, что убивает его не депрессия, а он — потому что полностью закрывает глаза на его желания.

Он не видит похабности в действиях Кори, потому что ему вообще на него плевать.

И если Ричи ещё может оправдать похуизм на Кори, то на себя не может.

Эдди его не любит?

Эдди его не хочет?

Да ещё и обижается на правду.

Огрызается и стоически защищает этого тестостеронового гавнюка.

— Тебе твой сперматоксикоз глаза залил. Ричи, бип-бип, не все парни геи, уймись.

Ричи на это лишь паскудно улыбается и целует в щеку, сжимая кулаки, как в душе, представляя, что вокруг плотный занавес пара.

Не все геи, Эдс, конечно.

Но…

Это же чёртово «но», не забыли?

Ну не может пацан так неожиданно полюбить биологию. Ричи по себе знает, — нахер оно надо! Этот Кори, чтоб его, занимается футболом, ростом как три Эдди и массой как два Ричи, и это не может не напрягать.

Эдди слепой, как крот, или тупой, что очень маловероятно. Он с умным видом рассказывает этому Кори о том, что хотел бы стать селекционером и бла-бла-бла. Ричи видит только то, как Кори, подобно китайскому болванчику, кивает и залипает на лицо Эдди, на ноги Эдди, на задницу Эдди, вообще на всего Эдди.

У Ричи, правда, громадное терпение. Он терпел почти три месяца, но когда начались вечерние звонки от этого Кори и приглашения сходить в кино, Ричи понял, что пора вмешаться.

А лучше выйти из игры вовсе.

–

Сначала было немного страшно, пальцы трясутся, пока он снимает короткие шорты — Боже, Эдс, ты сам виноват в этом — с лежащего на кровати Каспбрака. У того прикрыты глаза, но ресницы двигаются неуловимыми взмахами, а сердце гоняет кровь, как угорелое. Эдди кажется, что он болен, что все вокруг иная реальность, созданная его болезнью, его помутившимся от таблеток разумом. Но тихий смешок, до боли знакомый, помогает вернуться обратно: в комнату Ричи, где они только вдвоём, в дом Ричи, где они только вдвоём. И Эдди понимает, что настал пиздец, что запах мертвичины дошёл до его ноздрей, что горячие капли слез принадлежат не ему, а смеющемуся Ричи, который склонился над ним в позе преклонения.

— Я так больше не могу, Эдс, — растягивает слова Ричи, но его тембр пропитан усталостью и сухостью в горле от бесконечных истерик. — Ты мне нужен.

— Я итак с тобой, — пытается улыбнуться Эдди, — мы вместе были, есть и будем.

И он сам почти верит в свои слова, если бы не червячок сомнений — не заметный, но существующий — что что-то не так: и с ним, и с Ричи. И виноват в этом только он.

Из них двоих больше любви требовалось не Эдди, как все могли подумать, а именно Ричи. И Эдди, прикрывая глаза, чувствует застоявшееся возбуждение, патокой растекающееся от вида слез Ричи на исхудалом лице.

Его потряхивает на кровати от ощущения тонких пальцев Ричи на его запястьях, соприкосновения кожи к коже на бедрах.

Эдди легко вырывается и нависает над Ричи, заглядывая в сверкающие от слез глаза, поражающие своей краснотой и пустотой. Космос на дому.

От Ричи не пахнет цветами, сладкой жвачкой или дезодорантом. Ричи вообще не пахнет, и это страшно, потому что не может так быть, не может все стать настолько плохо за такой короткий промежуток времени. Или все же…

— Тебе нравится Кори?