И у Ричи до сих пор болит где-то там внутри, между рёбрами, где болеть, блять, не должно… Наверное, это из-за курева.

Эдди понравился девочке. Всего-то.

Ричи нравится доброй половине школы, но он бы никогда не променял…

Впрочем, уже и не важно, что он еще «не», ради Эдса, ради милого Эдди, блядь, хватит Ричи разводить сопли, ты же поклялся, что больше нет.

А он все стоит и пьёт бурбон маленькими глоточками, прожигая Тозиера серной кислотой карих глаз, пережевывая все кости взглядом, выплевывая прямо на грязный пол, где куча пепла. Ричи думает, что ему там самое место, в ногах Эдди, потому что этот чистый мальчик и так сделал ему огромное одолжение, подарив свой первый поцелуй.

Ричи думает, что больнее быть не может, когда видит, как эта девчонка, Мэгги, кажется, или Элли, жмётся к нему, целуя в щеку, куда Ричи любил целовать, обнимая вовсе не так, как Ричи любил — властно, до тихого вскрика и стона в губы.

Блядь.

Они мило щебечут, а у Ричи лопаются капилляры в глазах и терпение.

— Эдди, можно тебя на минутку? — и голос почти не дрожит, и даже скромная улыбка появляется на лице.

Эдди пьян и вовсе не видит горящих от возбуждения глаз, закушенной губы и стояка в джинсах Ричи, но эта, то ли Элли, то ли Мэгги, видит. И как же Ричи этому рад. Он-таки заявляет свои права, закидывая руку привычным движением Эдди на плечи и ведёт его в сторону туалета.

Капсбарк шатается, что-то болтает об охуенном вечере и так тяжело дышит, обжигая дыханием шею Ричи, что тот еле сдерживается у самых дверей.

За ними идёт Элли/Мэгги, и Ричи смеётся, потому что все идёт по хорошо спланированному сценарию.

— Ричи, друг, — Эдди садится на край ванны, пока Ричи закрывает дверь перед самым носом Элли/Мэгги, — я хотел извиняться… ты знаешь же, э… гормоны… Я…

— Это не гормоны, Эдди, — зло шипит Ричи, хватая его за плечи, пальцами-удавками заставляя того задержать дыхание от забытой близости.

С Элли такого не было, ни с кем такого не было, а с Ричи было.

Было так чертовски вкусно и спокойно, что он так и залипает на эти невозможно искусанные губы и глаза, уже давно не скрытые стёклами очков, глаза, пожирающие душу Эдди изнутри.

Пальцы сжимаются сильнее, и Эдди почти чувствует эту ментальную боль Тозиера, скрытую мнимой улыбкой и червоточиной в зрачках, покрытой жаром, потом и сладкой клубничной жвачкой.

Ричи молчит и смотрит, а у Эдди ощущение, что он стоит перед Ричи голый. Непозволительное возбуждение оседает внизу живота, шорты ни черта не скрывают влажное пятно, а красные щеки — просто, блядь, из-за прикосновения к плечам, Эдди, ты болен — уже кричат Ричи, чтобы он сделал что-нибудь.

— Я… — Эдди на секунду прикрывает глаза и облизывает губы, понимая, что только что сдался, убил свои принципы окончательно и бесповоротно.

Ричи до боли в горле хочется ощутить на своих губах привкус шоколада и колы, алкоголя и клубничной жвачки, аромата ингалятора и лавандового мыла. Ричи сжимает Эдди в своих объятьях, зарывается в волосы и чувствует-чувствует, как быстро бьётся хрупкое сердце, покрытое пластырями, и как он делал больно сам, не замечая, что рушит самое дорогое для Эдди — его чистоту.

Ричи хочет убить в себе все эти чувства, когда Эдди потирается о него, как кот, мурлычет на ухо, зазывая, приглашая.

Ну же, Ричи, потрогай меня, ощути меня, возьми меня.

Забраться под тонкую кромку шорт и опустить их вниз одним движением руки, смотря прямо в глаза, забирая оставшееся чистое и никем нетронутое навсегда.

Они ещё не делали такого, но всему приходит конец.

Ричи упрямо думает о том, что он не любит Эдди, совсем не любит, когда наклоняется к его лицу и лижет нижнюю губу, сладкую губу хрупкого мальчика с пластырями на сердце. Хочется то ли взвыть и расплакаться, то ли рассмеяться и слечь в больничку, как Бауэрс, потому что если это не любовь, то что вообще есть любовь…

Эдди стонет в голос, когда Ричи врывается в его рот языком, вылизывая изнутри, как самую вкусную конфету, с каждым движением губ сжигая их дружбу окончательно и бесповоротно.

Кожа у Эдди белая, и на ней так красиво светятся засосы Ричи, что он оставляет яркую вереницу, идущую с шеи вниз к самому сердцу. Эдди стонет, почти кричит, когда Ричи, смотря ему прямо в глаза, кусает за сосок и сжимается пальцами ноющую головку влажного члена.

За дверью слышится голос Элли, зовущий парней, она прекрасно слышит стоны, но упрямо стоит за дверью, впитывая в себя чужое грехопадение, как губка.

Как грязная, вонючая губка, — думает Ричи, проводя по распухшим губам Эдди пальцами, и тот понимает все без слов, языком облизывая указательный.

Видел так в одном порнофильме, что они смотрели вдвоём со Стэнли, потому что оба жутко стеснялись осуждения своих друзей, потому что смотрели не на обычную пару, а на геев, и оба не очень удачно скрывали свое возбуждение.

Эдди никогда никому об этом не рассказывал, старался выкинуть из головы обрывки истории, боялся собственных мыслей и желания быть тем парнем, что умело, как пёс, вылизывал чужие фаланги, погружая их в рот и покусывая… но в данный момент, когда перед ним сидит на коленях самый красивый парень в мире, Эдди не стесняется, Эдди вбирает сразу два пальца и жадно их лижет, неотрывно смотря в глубину зрачков, уходя в эту топь все глубже и глубже.

— Да, детка, давай, — Ричи кусает губу, жмурясь от удовольствия.

Эдди, его славный Эдди целует его руки, лижет его пальцы и стонет при этом, ерзая на краешке ванны и сводя ноги вместе.

Господи, прости меня, думает Ричи, вынимая пальцы изо рта Каспбрака и проводя ими по члену в самый низ к яичкам и тому самому месту, о котором Ричи старался в данный момент не думать.

Не все сразу.

Эдди дрожит от возбуждения, его глаза похожи на два вспыхнувших огонька. Ричи улыбается и спускается поцелуями вниз по животу, к бёдрам, кусая каждое с особой нежностью и разводя острые коленки в стороны.

— НЕТ, РИЧИ! — пытается брыкаться Эдди, понимая, что будет дальше. — Это грязно… — и Ричи похуй.

Ричи на пробу лижет головку члена, поглаживая коленку Эдди, будто успокаивая. Лицо у Эдди красное-красное, он пытается закрыть его ладошками, но глаза упрямо оставляет открытыми, наблюдая, как алые губы, мягкие, касаются его там, целуют его там, где куча микробов, и если бы Эдди не был пьян, он бы уже рыдал от такого, но Ричи, как уже было сказано ранее, похуй.

Ричи сделает это, заклеймит, заберет последнее светлое, как завоеватель, как смерть, и больше никому не разрешит прикасаться.

Никому и никогда.

Собственное возбуждение давит с особой болью. Тозиер, не отрываясь от Эдди, расстегивает джинсы и начинает водить по члену в такт собственным движениям рта. Эдди плачет, дрожит и все пытается свести ноги вместе.

Эдди сладкий на вкус, и Ричи не сдерживается, говоря об этом Капсбарку, а после заглатывает, как можно глубже.

— Господи, Ричи, я ненавижу тебя, говна кусок, ненавиж…

Эдди затихает и крупная судорога проходит по его телу, выплескиваясь вместе со спермой и слезами. Ричи сидит с влажной рукой и алыми губами, покрытыми спермой Эдди, и улыбается.

Где-то на фоне играет музыка, червоточина внутри обоих парней затягивает друг друга. Все становится на места.

— Я люблю тебя, — шепчет Ричи, вытирая рот и целуя разомлевшего Эдди в колено, — и мне плевать, даже если ты не будешь любить меня в ответ, понимаешь, Эдс?

— Не называй…

И Ричи его просто затыкает, ни целуя, ни сильнее раздевая, а просто обнимая, кладя голову себе на грудь, где гулко бьется сердце.

Эдди затихает и смущенно улыбается.

— Ты сделал мне минет и признался в любви.

— Ты больше не встречаешься с Карой.

— Это Элли, — смеется Эдс, — ее зовут Элли.

— Да мне плевать, — шепчет Ричи, заботливо поправляя одежду и прическу Капсбрака.

Они выходят вдвоем, и никто даже не смотрит в их сторону, всем плевать.

Никто не видит с какой нежностью главный балабол Дэрри проводит по спине Каспбрака, подталкивая вперед.