Аврор стоит под чарами невидимости, пока начинается сортировка, и снова угадывает будущий Дом для детишек, что надевают на голову старый артефакт Гриффиндора.
Его глаза автоматически прослеживают стол Годрика. Гарри Поттера он находит сразу по неизменному гнезду на голове. Тот довольный, возмужавший. Еще не мужчина, но уже не мальчик, каким он его видел раньше.
Рядом с ним рыжий, очередной мальчик из семейства Уизли. Фоули тоже помнит его и видит, как он набивает рот едой так же агрессивно и жадно, как врезался зубами в куриную ножку на первом курсе.
Ничего не меняется, — думает Фоули, и тут же осекается.
Первое, что он думает: какая красивая девушка, а когда она бьет наглого рыжего Уизли за то, что тот плюется за столом, добавляется еще и храбрая.
Он не помнит ее, никак не может понять, как он мог ее пропустить раньше, и стоит в напряжении.
Ему не нравится, если он что-то или кого-то не помнит. У него исключительная, эйдетическая память на все увиденное, благодаря которой он столь много достиг.
И тут до него доходит.
Грива льва превратилась в струящиеся локоны, зубы бобра в приятную улыбку, бледность в изюминку, а тролль теперь просто не может ассоциироваться с ней.
Нет.
Гермиона Грейнджер. Красота и храбрость. Фоули заставляет себя отвести от девушки, уже не девочки, взгляд и сосредоточиться на работе. Его первостепенной задаче.
На самом деле его работа заключается в постоянном нахождении рядом с Краучем, но его напарник ничего не говорит, если Фоули иногда исчезает без следа. Он и сам так порой делает. Хогвартс самое защищённое место, что с Краучем может вообще случиться? Захлебнётся тыквенным соком?
Аластор Грюм напрягает. Фоули знает, что его искусственный глаз видит его, но ему плевать. Грюм всегда был самым отбитым на голову. Он стоит в углу класса и наблюдает, как аврор мучает Круциатусом бедную букашку, пока его не прерывает женский громкий голос.
Гермиона. Храбрость. Лишнее тому доказательство.
Фоули облизывает губы, когда она отвечает правильно на каждый вопрос Грюма. Из нее получился бы хороший специалист по проклятиям или артефактам.
Но никак не аврор, нет.
Она не создана для такого, поэтому он наблюдает, как Грейнджер постоянно пропадает в библиотеке, пока на нее пялятся парни. Она этого даже не замечает.
Фоули понимает, что его слежка за почти пятнадцатилетней девочкой — он узнал дату ее рождения — не здоровая вещь и преследуется у маглов по закону и называется «сталкинг», но не может отказаться от этой блажи. Все равно никто не узнает.
Он уверяет самого себя, что это из-за убийственной скуки. Самое неинтересное задание, что ему только давали, но с яростью понимает, что хочет проклянуть и наследника Нотта и звезду квиддича Крама. Наблюдать за их противостоянием в библиотеке смешно с одной стороны, и дико с другой.
Ей всего пятнадцать лет.
Что будет дальше?
И пусть она маглорожденная, Фоули не смущала эта часть девушки. Чистоту крови он давно считал отголосками прошлого, тем более, что отец сам разрешил ему выбирать жену. Жаль, что она не чистокровна, тогда можно было нанести визит ее родителям прямо завтра и попросить руку и сердце, пока еще мало кто спохватился.
Действительно жаль.
Умная, красивая, храбрая, веселая, — Фоули наблюдает за ней постоянно, и уже обожает свое задание. Боготворит его, потому что одними убийствами жизнь не окрасишь в яркие цвета, разве что кровавыми разводами и чернью с ароматом гнили трупов, украшенных могильными цветками сверху.
Святочный бал он ждет особенно.
Он снова наблюдает за девушкой и ему хочется развеять чары, ступить вперед и пригласить ее на танец. Фоули знает, что он не один такой. На нее сейчас все смотрят, как на девушку, а не заучку из Гриффиндора.
И он тоже.
Тоже смотрит, но теряет ее из виду, стоило лишь разок отвернуться на Крауча. А затем находит, снова натыкаясь на дрожащего наследника Нотта, стоящего в алькове под тихие девичьи всхлипы.
Они провожают ее вдвоем. Нотт с такими же красными глазами, как у нее, но судя по его поверхностным мыслям, — не он причина ее расстройства. И когда Нотт находит Уизли, проклинает, а потом стирает память, Фоули ухмыляется — Нотт точно из его категории, потому что Карлайл сделал бы точно так же.
Пусть это и по-слизерински, но зато действенно.
А затем, на следующий же день его срочно снимают с задания и отправляют в логово вампиров, где жизнь подвергается безусловному риску. Их заставляют писать завещание перед аппарацией на юг страны. Операция будет длиться до четырех лет. Им нужно выследить и уничтожить целый ковен. Самая длительная и опасная операция, в связи с упразднением прав разбушевавшихся вампиров.
Фоули оставляет пустой конверт с завещанием. Наверное, он не вернется домой.
Все же жаль, что он так и не потанцевал с Гермионой.
***
Фоули возвращается тогда, когда Министерство уже не то, чем должно было быть. Новый министр, новый глава аврората и новые законы. Темный Лорд восстал, и они ничего не знали, находясь в тени. Жили, как в пузыре с ограниченным количеством кислорода, и теперь находились в шоке от новостей. Все другие авроры были или под Империусом или самолично приняли сторону Лорда. Они работают, делая вид, что все хорошо, но…
Министерство пало.
Он понимает, что его команде, с которой он вернулся, нечего делать в этом протухшем месте, а отец вновь служил Темному Лорду, ведь преданность в крови Фоули. Карлайл сразу думает о Гермионе и читает все последние сводки новостей из газет.
Он не знает: смеяться ему или плакать, когда узнает, что они ограбили Гринготтс, что их ищут и за голову Гермионы объявлена высокая награда.
Сжимает зубы в бессилии, когда Фоули и его команда не могут отследить егерей для уничтожения. Они закрылись в старом доме Фоули, и его отец даже не подозревает, что сын вернулся.
Карлайл молится всем Богам, что существуют на свете, чтобы его девочка уцелела. Как странно, она даже не подозревает о его существовании, а он уже готов убить за нее.
Но убивают его.
Почти.
Он лежит в луже крови — своей и чужой, — тут уже не разберёшься — отсчитывая секунды, пока его сердце не остановится. Они прибыли сюда сразу, как Шеклботт, с которым Фоули активно вел переписку, сказал ему, что Гарри в Хогвартсе и будет битва.
И вот теперь он умрет здесь, после теплого приёма родного отца, который поехал крышей и наградил его отличным набором из Круциатуса и режущих проклятий, оставив умирать с красивым видом на замок. Карлайл был просто не в силах проклясть отца в ответ.
Он вспоминает покойную маму, всех своих сокурсников, тренировки и Гермиону, какая она была красивая в том платье на балу, и какой он дурак, что не посмел с ней познакомиться.
Когда он уже почти теряет сознание, он слышит, как над ним кто-то склоняется. Его рот насильно открывают и вливают в него зелье одно за одним, кости пытаются встать на место, а раны затягиваются. Он размыкает глаза и видит перед собой бледную Гермиону. Она же его лица не видит — на них надеты маски, чтобы их не узнали, как они привыкли носить на операции во время буйства вампиров. Она что-то тихо шепчет, какой-то успокаивающий щебет, и это приятно. Трогает его голую грудь, раскрыв мантию, и залечивает глубокие раны, поливая их бадьяном. Улыбается ему, когда он держит ее за запястье и смотрит в глаза.
Без слов. Он ее не отпустит, — обещает он сам себе, когда она говорит, что ей нужно помочь его друзьям. Фоули запоздало кивает, и смотрит, как она пытается реанимировать его коллегу.
Они побеждают.
Пир начинается прямо на костях Воландеморта. Вот только Гермионы нигде нет, и когда он аппарирует в Мунго, чтобы ему все же помогли долечить ранения, узнает, что она была при смерти со штырем в груди.
Это так смешно, что он смеется в голос. Не заклятие, не болезнь, а обычная случайность могла стоить девушке жизни. Он впервые благодарит про себя Теодора Нотта за то, что тот так же маниакально наблюдал за ней и предотвратил ее смерть.