— Что решила поиграть со мной в игру? — Он улыбается, но тут же улыбка на его лице гаснет. Забывашка осознает, что она просто не может выговаривать что-то еще, будто ее хорошенько шарахнули по голове. — Прости, ты же знаешь, амнезия. Я могу спеть тебе колыбельную, если это поможет.

— ыы оо еее?

— Да, могу. Я помню несколько строчек.

Хотя этой ночью воспоминание чуть не улетело от него, но обошлось. Он проснулся, вырвал пружину, и выцарапал слова на стенах палаты. Теперь каждый раз просыпаясь он будет это вспоминать.

— Ооо оо оо.

Под тихие звуки колыбельной она уснула.

***

— Как он мог спросить меня об этом? Просто ужасно! Меня правда могли бы выпустить если бы не… — И вновь в горле Хамелеон застрял ком. Ей было сложно сказать об этом даже Инсанабили, которую она сейчас никак не хотела выпускать из объятий.

— Тшшш, не напрягайся так, я все равно не пойму. — Слова эти прозвучали холодно и резко, так что девушка отпрянула от подруги, будто та была живым холодильником.

— Мы не настолько хорошо дружим, я не понимаю о чем ты, и что ты чувствуешь. Поговори с кем-то, кого ты лучше знаешь. — Оправдалась она, когда по щекам Хамелеон вновь потекли слезы.

— Хэй, ну чего ты так? — Радось подбежала к девушке и потянула ее на диван. — Что у тебя случилось?

Инсанабили не стала вмешиваться.

— Побег ночью, скажи мне или Штейну, будешь ли участвовать. — Сообщила она и ушла в другой угол.

— Это все Картер… Томми… Боб… — Имена и фамилия (ведь никто из больных не знал его имени) смешались воедино.

— Что сделал Картер такого, чего не делал до этого?

— Он спросил меня об…вместе с Бобом спросил… а потом просто наплевал на это… они сказали, это может быть причиной, что это поможет быстрее выздороветь.

Радость погладила Хамелеон по голове и слегка повернула ее голову, чтобы та смотрела на облака за окном, а не белую стену.

— Картер никогда не выпустит нас отсюда просто так, пора уже понять это. Нам и не нужно его разрешение.

— Конечно нет, мы просто… (сбежим)

— Знаю, так что это не повод грустить.

— А этот интерн, зачем он спросил о таком? Кто просил его ковыряться у меня в голове, это работа психолога! — Грусть сменилась на злость, девушка вскочила с дивана и швырнула подушку в дверь. Несколько больных отошли в сторону.

— Интерны…только учатся, вот и лезут не в свои дела. Он не хотел делать тебе больно, может, Картер его об этом попросил. — Говоря это, она усадила Хамелеон обратно. Кто-то посмотрел в окошко с той стороны двери, но на этот раз обошлось без карцеров.

— Да, да, они ничего такого не сделали, наверно, но дядя Томми тоже ничего не делал, это все я, я виновата!

— Кто такой Томми?

— Дядя Томми был нашим соседом, он переехал, когда мне было семь. У него был большой дом, за которым он хорошо ухаживал и все всегда было идеально чисто. Он был хорошим человеком, хорошим да… это я, поганая девчонка, закинула мяч в его двор, а потом потоптала цветы.

— И что же он сделал?

— Он наказал меня, потому что я испортила его клумбу. Детей надо наказывать, даже если это очень больно. Это нормально, и нечего об этом говорить, всех детей наказывают, чтобы они хорошо себя вели.

Оптимизм сменился тревогой, но она все еще держала себя в руках: раз уж решила с ней поговорить, надо довести разговор до конца.

— Что он сделал, Хамелеон, как он наказал тебя?

— Он просто наказал и все. Дети не должны хвастаться тем, что их наказывают, иначе их хорошенько выдерут.

— Значит, он тебя не лупил, а что же тогда… Вот черт, он что тебя в семь лет?!

— Да, он наказывает непослушных и невежливых голодранцев, которые портят ему жизнь. Он обещал присматривать всегда, чтобы я больше не шалила.

(раз твои родители решили тебя не воспитывать)

Радость чувствовала, как становиться Грустью, а еще она чувствовала, что если бы сказала слово «изнасилование» вслух, то Хамелеон не стала бы отвечать.

— Его больше нет, понимаешь? Он уехал, и все хорошо, ну насколько это возможно в больнице… Тома больше нет, он ушел из твоей жизни!

— Да! — Глаза девушки стали невероятно ясными в этот момент. — Его нет…

Настала пора обеда. Не здороваясь с персоналом Хамелеон села за стол и начала есть кашу, сжав руку в кулак. Она также пробовала есть левой рукой, как это обычно делала Инсанабили, в итоге вся каша оказалась на столе. Санитары и уборщицы на нее наорали, но бить (насиловать) никто не стал. Все еще счастливая она вернулась в палату, а когда увели очередных пациентов вновь подошла к Радости, ее пыл угас.

— Дяди Томми больше нет. — Повторила она — Зато есть Картер, и ОПЕРАЦИОННАЯ. Я знаю, здесь может произойти нечто ужасное, намного хуже чем с дядей Томми, и оно не уйдет, пока не сломает наши головы окончательно.

***

— Я не иду.

— Как не идешь? — Инсанабили была в шоке. Уже второй пациент отказывался от побега.

— Нуу я могу забыть, где нахожусь и что мне делать, так часто бывает в полночь. — Оправдался Забывашка. — Буду только мешать.

— Я не смогу бежать. — Сказала Хамелеон, уже четко, но все еще медленно.

— Как бы мне не хотелось этого признавать… — Добавил Историк. — Но если мы побежим все вместе, нас скорее всего переловят. Нужно чтобы сбежали несколько человек, чтобы они позвонили в полицию

(где-то в своей палате дернулась Зэд)

и рассказали, что тут происходит.

— И вернулись обратно в дурку. — Закончила Хамелеон. — Но я тоже не побегу. Терпение санитаров не железное, когда-то мы их доведем и они нас…не знаю, они найдут, как нас помучать!

— Они и так нас мучают. — Инсанабили это все начинало бесить. — И вообще побегом командует Штейн, вот вы ему скажите, что хотите еще парочку дней отдохнуть на этом «курорте»!.

— Но если сбежит хоть один, он сможет вернуться ночью и сделать подкоп, или сорвать решетку со стороны улицы. Они не будут ждать возвращения психа, вот это гениальный план, а не тот, который нам озвучил Штейн после обеда!

У Инсанабили уже не оставалось слов.

— Он со всем разберется, ведь так?

Успех побега зависит не только от него.

Тени сделали еще хуже. Она ведь знала, что провалит такое задание, но ведь ее друг вернется, и они сделают это вместе, значит, все может выйти.

— И что же они говорят? — Поинтересовался Историк, наблюдая за темными силуэтами. Они никогда не разговаривали с ними, только с ней и иногда со Штейном.

— Говорят, успех побега зависит не только от него, но и от каждого из нас.

В это время в коридор вошел Штейн. Пациенты замерли и посмотрели на него. Джейсон, восприняв это в свой адрес, отвратительно ухмыльнулся и ушел.

— Отпустить ее, а тебя оставить тут? С ума вы сошли вместе, а значит и выздороветь по отдельности не сможете. Я знаю, что говорю, у вас ведь все идеи на двоих и мысли тоже.

— Ну отпустите вы ее, вам ведь я нужен и мои расчеты, а не ее пустые заклинания!

— Посидит тут еще немного, Инсанабили только на пользу.

Выкинув остатки разговора из головы, Штейн пошел в свою палату.

— Как обычно, бежим в полночь. — Сказал он напоследок, закрывая дверь.

========== 6. Побег ==========

Он не понимал, как они выбрались из палат и оказались в коридоре. Кажется, кто-то снова забыл вынуть иголку из вены пациента, и она стала заветной отмычкой. Сторож Федор, как и всегда после пятой рюмки спирта, спал сном младенца, так сказали друзья Инсанабили, если им вообще можно верить.

Ближе к отбою пациенты резко начали менять свои планы. На некоторых накатила сильная сонливость, другие были напуганы состоянием Чужой и говорили, что Картера сейчас лучше не злить. Естественно, Инсанабили и Штейн не отказались от своих планов, они всегда были неизменными участниками каждого побега, с ними остался Историк, Радость поборола свои страхи, а еще Механик — он хотел как можно скорее добраться до ближайшей заправки и пройти полный техосмотр.