Глава 1

Невидимый

Канистра всегда была там, катаясь по дну его спортивной сумки. Всякий раз, когда он собирал вещи, его пальцы касались гладкой серой крышки, но он никогда не вынимал ее, никогда не смотрел прямо на нее. Иногда, когда он распаковывал вещи, канистра запутывалась в грязном носке или застревала в кармане, и из нее поднималась горсть белья, когда он шел, чтобы закинуть ее в машину. Всякий раз, когда это случалось, Джейк осторожно доставал черный цилиндр и засовывал его обратно в нижний угол своей сумки.

Вот где это было. Вот оно и осталось. Годами.

Это было так давно, что он уже и не помнил, что было на пленке, какие картинки могли там застыть на крошечной полоске целлулоида.

Когда Мэгги умерла, Джейк потерялся. Он уволился с работы, отказался от их квартиры, упаковал кое-какие вещи в свою спортивную сумку и уехал из города. Он отказался от себя, позволив своим волосам отрасти, а бороде стать седой.

Он бесцельно ехал по шоссе, стоически сидя за рулем их любимого «Чарджера» 69-го года. Мэгги любила эту машину больше всего на свете, и когда она уехала, он смотрел направо и видел, что ее сиденье пусто, каждый раз, когда он смотрел, это было похоже на удар кинжалом в сторону. Ближе к вечеру он мог представить ее там; маленькая рука свисает из окна, пальцы скользят по ветру. Он мог видеть золотой свет заката в ее огненных волосах, освещая ее бледное, прекрасное лицо, как у ангела. Если бы он хотел этого достаточно сильно, Джейк мог бы потянуться через сиденья и взять ее руку, сомкнуть пальцы вокруг призрака, почувствовать ее близость.

Но когда реальность вернулась, это сильно ударило.

Его слезы, казалось, никогда не останавливались, падая на лобовое стекло, как ливень. Тыльная сторона его ладони была не так эффективна, как дворники, чтобы стряхнуть капли соленой боли, но это было все, что у него было. Когда было плохо, он останавливался, предупреждающие огни мигали на обочине дороги, пока худшее не миновало.

Джейк остановился на небольших городках, наслаждаясь ощущением старомодной главной улицы. Ему нравилось видеть дома, построенные близко друг к другу, их крытые веранды так и соседей, и незнакомцев приглашали посидеть и поговорить. Он любил старые мамочки и магазины поп-музыки, их витрины были заполнены заманчивыми сезонными вещами. По этим окнам он определял время, считая месяцы сверкающими бумажными трилистниками или крошечными американскими флагами.

В основном он плавал. Ему некуда было идти, в конце дороги его не ждала цель. Он спал в машине, вытянув свои длинные ноги на заднем сиденье и используя ее старую серую толстовку с капюшоном в качестве подушки. Ее запах давно выветрился, но, если бы он достаточно постарался, Джейк мог бы вспомнить слабый оттенок кокоса, который, казалось, всегда исходил от ее кожи. Ей нравилось дразнить его, говоря, что то, что она из Флориды, означает, что все в ней тропическое, даже ее запах. Ему было все равно, почему она так пахнет, какое сочетание шампуня или лосьона делало ее такой восхитительной, он просто знал, что это так.

Мэгги была светом в его жизни, а теперь он блуждал в тенях без нее.

Ночью, когда фары проносились по крыше, Джейк вызывал в воображении ее сон. Теперь это было обычным делом. Он начал с ее волос, этой огненно-рыжей мешанины кудрей, которые путались между его пальцами, зацепляясь, даже когда он пытался быть гладким своими прикосновениями. Следующими появились ее глаза, выцветшие голубые джинсы из-под бледных ресниц, которые казались почти светлыми в солнечном свете. Они были его любимыми; ясные и правдивые, наполненные только любовью, когда они задерживаются на его лице.

Он засыпал так, представляя ее черты, воссоздавая ее в своем воображении. Иногда по ночам она прокрадывалась в его сны, и он сворачивался в клубок, наслаждаясь фантазиями. В других случаях в его глазах не было ничего, ни успокаивающей улыбки, ни теплого смеха, ни прикосновения ее нежной руки.

Те ночи были холодными, и он не мог уснуть. Хуже всего было то, что в последнее время эти ночи приходили все чаще. Ему казалось труднее призвать ее дух, вспомнить изгиб ее щеки, изгиб носа.

Мэгги исчезала.

Он подрабатывал случайными заработками, когда ему хотелось или когда его бумажник был пуст, а бензобак был на исходе. Он был силен и высок, и работа на стройке давалась ему легко, хотя и не вызывала в нем страсти. Это был всего день или два на солнце, чтобы загореть его большие руки и снова заправить машину. Несколько боссов просили его остаться, но он никогда не соглашался. Оставались дороги, по которым можно было путешествовать, звезды, которые еще не спали под ними. По пути он завел несколько друзей, но ни один из них никогда не остался; это все равно не стоило усилий. Он знал, что без нее он ни на что не годен, что никто не хотел бы знать об этом. Теперь он был просто путешественником, призраком, как она.

Пустыня была сухой, а на его груди и лбу выступили капельки пота. Он отбивал капли, но они тут же возвращались, дразня его, как какой-то дурной сон. Когда вдалеке ярко светило солнце, он покосился на дорогу впереди и поразился пару, поднимающемуся от тротуара. Тепловые линии танцевали перед его глазами, а белые линии расплывались. Его зрение было блестящим; его глаза горели.

Потянувшись к заднему сиденью, Джейк порылся в спортивной сумке и выудил чистую рубашку. Ему нужно было что-то, чтобы вытереть день прочь, еще раз проветрить голову, пока мираж на обочине не взял верх.

Пошарив, его пальцы наткнулись на канистру, и Джейк отшатнулся. Он никогда не вытаскивал его, никогда не смотрел на него, чтобы он не исчез навсегда. Сердце бешено колотилось, голова раскалывалась от жары. Он снова потянулся, и пленка выскользнула в его ладонь. Его пальцы сомкнулись вокруг него, и Джейк впервые вытащил его, крепко сжимая и прижимая кулак к груди.

Мэгги была внутри, он знал.

Шикарная улыбка Мэгги. Ее большие передние зубы и уши, которые слишком торчали сверху. Ее веснушки, ее дух, ее любовь.

Он сжал банку и закусил губу, сдерживая слезы, борясь с потом и болью.

Через два города он нашел место для проявления пленки и сел снаружи на обветренной скамейке, отсчитывая в уме час. Улица была похожа на сотню, которую он видел; люди слонялись под утренним небом, маленькие витрины столпились вместе, их красочные навесы затеняли тротуар.

Это казалось милым, но, как и любое другое место: пустым без нее.

Когда время вышло, Джейк вернулся внутрь, нырнув под колокольчики, звякавшие на двери. Он поблагодарил клерка и крепко сжал конверт в руке.

Она лежала на пассажирском сиденье, когда он уезжал, нераспечатанная, фотографии не были видны.

Он прислонился к бутылке с кетчупом в закусочной, пока Джейк ел свой бургер, фотографии до сих пор остаются загадкой.

Джейк уставился на пакет, потягивая кофе, напрягая волю, чтобы освободить образы. Он так долго бежал от них, от боли того, что было внутри, что теперь боялся открывать. Боялся, что сломается, увидев ее лицо, что закричит на весь мир, когда вернется ее призрак, свежий и красивый, твердый в его руках.

Он слишком долго бежал. Он был уставшим.

Джейк вздохнул и открыл конверт, опрокинув его, чтобы фотографии высыпались на стол.

Когда он посмотрел вниз, его глаза затуманились густыми слезами. Каждая фотография была с ним. Каждый снимок был случайным моментом, которым он поделился с Мэгги, но все с ее точки зрения; все угол его. Его улыбка, его кривой нос, его косматые светлые волосы, его руки, его губы. Это все был он.

Так долго он держался за нее, и все это время она держалась за него.

Глава 2

После скалы

Люди могут превратиться из твердого тела в дух примерно за полсекунды. Я только что узнал это. Всего полсекунды назад.

Я был бы шокирован, если бы не был так мертв.