Лезвие ножа блеснуло перед глазами, и разрезанный мешок развалился пополам. Верёвки, удерживающие его, вдруг ослабли. Похититель поднялся во весь рост, чтобы Чандрагупта мог хорошо рассмотреть его…

Юноша закричал бы, но рот был забит мокрой от слюны тканью. Слёзы побежали по щекам, пока он, кашляя до рвотных позывов, вытягивал изо рта кляп. Голос не сразу вернулся к нему, а когда всё-таки он сумел говорить, то единственное, что смог вымолвить, было самое дорогое, самое любимое имя:

— Дхана… Дхана…

— Ну… Не обессудь. Сам просил быть грубым, — напомнил ему Дхана Нанд, глядя на него, как ястреб смотрит на схваченную в когти мышь. — Насколько грубым ты хочешь, чтобы я был с тобой дальше?

— Значит, ты подослал дасью, чтобы они похитили меня? — уточнил Чандрагупта.

— Да. И подкупил охрану возле дворца и ворот. И телегу подогнал, чтобы тебя не расшибли раньше времени. Понравилось? — на его губах играла хищная усмешка.

— О… Они пообещали, что ты убьёшь… Растерзаешь… Это правда? — он уже опомнился и мог отвечать в тон тому, кого так долго ждал и почти отчаялся дождаться.

— Конечно. Растерзаю, как и обещал, — сурово прорычал Дхана Нанд, однако в глазах его танцевали искорки беззвучного смеха.

— И бросишь останки в Джелам? — с вызовом спросил Чандрагупта.

— Оставлю себе на память. В этой пещере. Навсегда, — его прижали к каменной стене, часть лампад с грохотом обрушилась на землю и тут же погасла. Руки Дхана Нанда быстро разорвали в клочья дорогую синюю накидку, расшитую золотом, в которой Чандра уснул, забыв раздеться, царские дхоти были безжалостно уничтожены тоже. Пояс разлетелся на звенья, и они рассыпались по полу. Браслеты раскатились в разные стороны, ожерелье тоже разорвали. — Я так долго терпел, что больше сил нет… Потом подарю тебе новые одеяния и украшения.

— Я — царь. Сам куплю.

— Да и бхут с тобой. Можешь вообще ничего не покупать и не носить. Ты мне голым больше нравишься. И я тебе в Поурав ещё не скоро разрешу вернуться! Уговор был о похищении не на один день. А до тех пор, пока я не буду удовлетворён.

— ЧТО?!

Ноги не держали его, и Чандра осел на пол. Как был после нетерпеливого нападения самраджа Магадхи — в чём мать родила.

— Нет, здесь заниматься любовью я тебе не разрешу. Ни со мной, ни с самим собой! Ещё чего! — прикрикнул на него царь, ухватывая за ухо, словно нашкодившего ребёнка. — Быстро на ложе! Полюбуйся на этот чёрный камень, прикрытый лишь травой и листьями. На нём я спал целый год, думая о тебе, удовлетворяясь лишь своей рукой и молясь всем богам, чтобы Ракшас не очнулся и не подслушал, чьё имя я невольно шепчу в миг блаженства.

— Прости…

— Да нет, одним «прости» ты точно не обойдёшься. На спину. В ту самую позу, о которой мы оба сейчас думаем. Живо.

В нише возле изголовья стояла изящная статуя двенадцатирукой богини с двумя ушастыми зверьками на голове, сидящими друг на друге. Чандра посмотрел на Мангаку-дэви и почему-то улыбнулся. Девушка-богиня выглядела милой и беззащитной. Ни за что не подумать, что она способна прислать в помощь своему преданному таких жутких монстров. Возле ног статуи располагалась ёмкость с подогретым маслом. Чандра понял это по характерному запаху.

— Я серьёзно настроен, — заговорил Дхана Нанд, обращая внимание на себя. — И шутить не намерен. Ты это понимаешь?

— Да, — радостно выдохнул Чандрагупта. — Какие уж тут шутки!

Его ягодицы приподняли, а ноги закинули на плечи. Зрачки Дхана Нанда были расширены, он тяжело дышал, стоя на коленях перед Чандрагуптой.

— Я не успею хорошо тебя подготовить, — вдруг сказал он. — За те полгода, в течение которых я позволил тебе отдохнуть от меня… кто-то появился в твоей жизни?

— Нет, — юноша смотрел на царя честным, открытым взглядом, едва приметно улыбаясь. — Я же сказал, только ты имеешь право делать со мной всё, что вздумается.

— Значит, это будет больно для обоих, — Дхана Нанд закусил губу, но быстро взял себя в руки. — А я видел тебя во сне каждую ночь… Я не мог спать спокойно, — он всё-таки пытался отвлечь Чандру, пока смоченные маслом пальцы глубоко проникли внутрь, почти не церемонясь, и теперь настала очередь юного махараджа кусать губы и сдавленно мычать, извиваясь спиной по жёсткой, колючей, высохшей траве. — Ты просил… грубо, — словно извиняясь, произнёс Дхана Нанд, внимательно глядя на него. — Не передумал?

— Нет, — ответил Чандра, хотя лоб его блестел от пота. — Ещё.

Движения руки стали ускоряться. «Любая боль от тебя — это наслаждение!»

Дхана Нанд тяжело дышал, нависая над юношей.

— Станет больнее, — предупредил он.

— Не больнее, чем раны от меча. Не больнее, чем умирать десять раз.

— Ты мог найти кого-то моложе, красивее, но не сделал этого. Как можно терпеть, так отчаянно желая получить удовлетворение? Ты весь горишь подо мной…

— Ты тоже долго ждал и тоже горишь.

— Я не мог иначе. Мне никто другой был не нужен.

— Как и мне…

Тёплое масло смягчило тело. Кончиками пальцев его приласкали, прежде чем взять — решительно, сильно.

— Не говори ни слова. Не пытайся успокаивать или отвлекать, — неожиданно выпалил Чандрагупта, стараясь справиться с дыханием. — Ты обещал отомстить. Наказать… Обещаешь быть беспощадным?

— Клянусь.

Остались только взгляды — испепеляющие, пронзающие, горящие, как лампады в темноте, и ощущение твёрдой плоти, безжалостно вторгающейся внутрь. В какой-то миг Дхана Нанд всё же не удержался: поднёс ладонь и молча вытер слёзы, текущие тонкими ручьями по щекам Чандры из-под зажмуренных век, но не остановился и не замедлил свой бешеный темп. А потом закрытые глаза широко распахнулись, уставившись в потолок с таким выражением, словно видели там иные миры. Дхана с удивлением смотрел в лицо этого юноши — восторженное, почти сумасшедшее, полное страдания и счастья одновременно, слушал его захлёбывающиеся, срывающиеся стоны — и было не понять: под ним умирают от боли или от невыразимого наслаждения. Чандра запрокидывал голову, и Дхана Нанд видел его беззащитную шею, блестящую от пота, которую ничего не стоило прикусить зубами, но он не делал этого. Просто смотрел.

— Ещё, — неожиданно услышал он, — ещё, Дхана! Быстрее.

Сумасшествие возрастало, по спине бежал живой огонь, поднимаясь по позвоночнику к макушке. Горячий, ещё горячее, невыносимо огненный!

Дхана Нанд содрогнулся, забывшись в оглушающем экстазе, выпав за пределы мира. Образы и звуки исчезли на миг, потом медленно вернулись. Тот, кто отдал себя в его руки, смотрел на него счастливым взглядом, изливаясь с ним вместе.

— Это было невероятно, — только и сумел выдавить Дхана Нанд, приходя в себя. — Никогда не думал, что такое возможно.

Внезапно он опомнился и увидел следы крови на своих пальцах, на бёдрах юноши и на сухой траве, укрывавшей ложе.

— Нет… Чандра. Больше никогда не проси меня быть грубым и спешить! Тоже мне, острых ощущений захотел… Да и я дурак. А то не знал, чем всё закончится, особенно, если впервые! В следующий раз всё будет иначе. Проклятье… Где снадобье? — от волнения Дхана Нанд опрокинул все глиняные ёмкости на пол, лишь по счастливой случайности не разбив их.

— Но я получил, что хотел, — неожиданно пробормотал этот ненормальный парень, целуя его солёную от пота кожу. — Ты наказал меня, и я доволен.

— Посмотрим, что ты запоёшь утром, когда не сможешь даже подняться с ложа, и каждое движение будет причинять невыносимые страдания, — остудил его пыл Дхана Нанд. — Всё. Ложись на бок и позволь лечить тебя. Несчастье моё…

— А говорил когда-то — Сокровище, — подначил его Чандрагупта, вскрикнув, когда пальцы царя начали наносить на него прохладную мазь.

— Сокровищем ты был до нападения на Паталипутру. А потом стал моим несчастьем и проклятием, — пояснил Дхана Нанд со вздохом.

— Но теперь, когда ты похитил меня и наказал, могу я снова стать Сокровищем? Ты ведь тогда обещал, что всё простишь, если отдамся тебе в этой пещере? — хитро спросил Чандрагупта.