— Не так уж я и больна, — доедая обильный завтрак, жизнерадостно призналась Юэ. — Так, лёгкое недомогание было, и оно прошло, — она расслабленно откинулась на мягкие подушки, которые служанки принесли специально для неё, чтобы царице удобнее было принимать трапезу. — Вчера в меня ничего не лезло, а сегодня я ем и не могу остановиться.

— Но это правильно, ты и должна есть за двоих! — назидательным тоном заметила Цэй.

— Неправда! — подала голос Джаохуа, до сих пор не имевшая возможности вставить хоть слово. — Если ты будешь есть за двоих, то юврадж растолстеет и не сможет самостоятельно выбраться наружу. И тогда придётся звать лекаря и рассекать живот.

— Чушь! — Цэй передёрнула плечом. — Не слушай её, Юэ. Всякие гадости за едой говорит! Если бы это было правдой, я бы тоже не выбралась наружу из чрева матери, потому что я с рождения являлась такой, как сейчас, — и она указала пальцем на своё пышное тело.

— Вообще-то «таким», а не «такой», — сумрачно напомнила Джаохуа, понизив голос, а потом добавила ещё мрачнее. — У меня складывается впечатление, что кроме меня и махарани Муры никто из вас уже не помнит, кем мы были раньше. Вы оба говорите о себе в женском роде, даже когда мы наедине. Ачарья, по словам Муры, окончательно спятил и стал безумной пандой. Мне страшно, друзья мои.

Улыбка сползла с лица Юэ.

— Ну вот, ты расстроила «сестру», — Цэй дотянулась до Джаохуа и стукнула её кулаком по макушке. — Хватит уже паниковать на пустом месте! И притворяться, будто тебе не нравится твоё женское тело, тоже хватит. Вчера, кстати, глазки строила одному воину…

— Не было такого!!! — возмутилась Джаохуа.

Юэ закашлялась, и ей пришлось выпить воды из чаши, протянутой Цэй, чтобы прийти в себя.

— Строила-строила! — язвительно продолжала Цэй, явно собираясь выдать все подробности происшедшего. — По взаимной любви соскучилась.

Историю того, как Индра в теле Джаохуа пытался заигрывать с каким-то кшатрием, Юэ так и не довелось узнать. Двери открылись, и в покои вошёл Дхана Нанд в сопровождении Говишанаки и Бхутапалы. Оба царевича выглядели виноватыми и понурыми. Каждый держал в руках по золотой шкатулке, украшенной жемчугом и самоцветами.

Поприветствовав махарани и извинившись за то, что явились незваными, Бхутапала и Гови смешались и притихли.

— Ну что же вы? — стремясь ободрить братьев, Дхана Нанд указал рукой на внезапно оторопевших Цэй и Джаохуа. — Давайте, говорите!

— Мы это, — косноязычно приступил к объяснениям Гови, — вчера… Встретились у меня во дворце, а сегодня приехали. С дарами.

На большее Гови оказался не способен.

— Брат хотел сказать, — подхватил инициативу Бхутапала, обращаясь, в основном, к Джаохуа, — что мы вели себя недостойно по отношению к вам обеим. Также мы оскорбили махарани Юэ, отвергнув её сестёр. Мы приехали мириться, — Бхутапала приблизился к своей супруге и, склонившись к её стопам, осторожно поставил шкатулку ей на колени, успев при этом нежно погладить ногу жены. — Если это возможно, то мы бы желали вернуть всё, как было, отказавшись от тех несправедливых слов, сказанных в прошлый раз. Мы с Гови просим прощения за своё недостойное поведение и умоляем вас вернуться.

Воспользовавшись тем, что Бхутапала довольно неплохо извинился за них обоих, Гови подошёл к Цэй и протянул ей шкатулку.

— Я вёл себя ужасно. Ты простишь?

Онемев, Цэй и Джаохуа переглядывались между собой, но не могли найти в себе силы ответить.

— А что это с ними вдруг? — весело спросила Юэ, не считая нужным соблюдать хоть малейший этикет в присутствии двух провинившихся царевичей. — Откуда столько раскаяния? Или им кто-то помог осознать свою ошибку?

— Время и расстояние исцеляют помутнённый рассудок, — отозвался Дхана Нанд, посмеиваясь. — Братья решили, будто забыть жён, которых, как они выразились, я им «подсунул», окажется проще простого, но они недооценили собственные чувства.

— Я скучал, — тоскливо глядя на Индру, признался вдруг Бхутапала. — Вот бхут побери, сам не думал, что возможно влюбиться в мужчину, спрятанного в женском теле, но это случилось. Теперь я понимаю тебя, — неохотно бросил он, поворачиваясь в сторону младшего брата.

Дхана Нанд сделал вид, будто разглядывает сапфир на своём перстне и ничего не слышит.

— И я соскучился, — Гови отчаянно пытался воззвать к сердцу Цэй. — Повара готовят для меня изысканные блюда каждый день, а я есть ничего не могу, потому что без тебя вообще всё невкусное. Похудел вот, — он потупился и вздохнул.

В комнате ненадолго воцарилась тишина. Джаохуа и Цэй с интересом открыли свои шкатулки и обомлели, увидев там изумительные кольца и браслеты от лучших ювелиров Магадхи. Такие дары не стыдно было преподнести даже махарани!

Бросившись на шею Бхутапале, Джаохуа крепко обвила супруга руками и страстно облобызала. Цэй повторила то же самое по отношению к Гови, правда её поцелуй вышел куда более целомудренным, чем у стосковавшегося по плотским утехам Индры. Впрочем, Цэй, косясь на свою «сестру», успела пробормотать вполголоса:

— И кто-то ещё будет говорить, будто это только я забыла свою истинную суть…

Впрочем, провокационную реплику Цэй Джаохуа от радости не расслышала.

После торжественного ужина, состоявшегося вечером, Говишанака и Бхутапала отбыли в свои дворцы, оставив столичных сплетниц гадать, почему же всё-таки царевичи передумали и решили вернуться за отвергнутыми жёнами.

====== Глава 22. Свадебный договор ======

— Давай, говори, что случилось! — положив на землю лук и сняв со спины колчан со стрелами, Тарини уселась рядом с Дурдхарой в тени развесистой ашоки. — Вижу, тренировки не выйдет, хоть побеседуем.

Приехавшая в сопровождении Муры и Калки рано утром царевна Дурдхара выглядела хмурой и подавленной. Тара просто не узнавала её.

Оставив царицу Пиппаливана и её подругу в поселении, Тарини увезла Дурдхару на ближайшую поляну, намереваясь обучать стрельбе из лука, но раджкумари витала мыслями далеко. Она не смотрела на Тару, не слушала её объяснений, а потом и вовсе уселась под деревом и затихла.

Стреноженные кони послушно паслись посреди поляны, пощипывая свежую траву и отгоняя хвостами назойливых насекомых. Дурдхара рассеянно смотрела на них, но явно не замечала ничего, кроме происходящего в её собственной голове.

— Кажется, я поняла. Ты с Дхана Нандом поссорилась? — догадалась вдруг Тарини.

Дурдхара печально кивнула.

— Он сказал, что с удовольствием выпорол бы меня, но Юэ просила не делать этого, а брат держит любое слово, данное ей. Да, я знаю, что кругом виновата. Но, Тара, я действительно не намеревалась причинять вред ювраджу! Я была так зла на брата! Я рассердилась и вообще забыла про ребёнка, когда облила Юэ тёплой водой. Потом Чандра прыгнул в пруд, превратился в Юэ, но от этого купания ему стало плохо. Все всполошились, прибежал лекарь. Дхана начал задавать вопросы. Юэ ему всё рассказала и просила не наказывать меня. Брат не наказал, даже не повысил голос, но с позавчерашнего дня не разговаривает со мной.

— Значит, ты всё-таки повторила мою ошибку. Начала мстить, имею в виду, — Тара сорвала травинку, росшую под деревом, и сунула стебелёк в рот, пожёвывая его. — Неужели моя провальная попытка ничему тебя не научила? Я вон тоже поехала восстанавливать справедливость. И что? Сплошные разочарования. Не стоило и начинать, — заключила она со вздохом.

— Ты ничего плохого никому сделать не успела, в отличие от меня, — грустно констатировала Дурдхара.

— Я сделала плохо себе, — призналась Тара. — Мне трудно будет жить теперь, вспоминая, что я увидела, явившись незваной в опочивальню Муры.

— А я каждый день буду видеть, как брат нежничает с Чандрой, никуда не деться! — Дурдхара подтянула ноги к подбородку. Вид у царевны был довольно кислый. — Я перестала злиться, искренне жду рождения племянника, но в то же время мне тоскливо. За столько лет я привыкла, что брат возится только со мной, ведь я раньше в семье была самой младшей. Теперь младшим окажется юврадж, и все будут возиться с ним…