Юэ выразительно посмотрела на лекаря, всё ещё сидящего возле её ног, потом перевела взгляд на Дурдхару и служанок.

— Все вон! — коротко скомандовал царь, властно взмахнув рукой и даже не заметив, как оскорбилась Дурдхара, что её пренебрежительно выгнали вместе с остальными.

Поджав губы, она не вымолвила ни слова и покорно ушла вслед за целителем и девушками-помощницами.

— Теперь говори, — ласковым тоном обратился Дхана Нанд к Юэ.

— Только пообещай, — слабо прошептала та, — что не накажешь никого, когда я всё расскажу. Поклянись благополучием нашей семьи!

Дхана Нанд нахмурился, правильно заподозрив неладное.

— Если ты так хочешь, я поклянусь чем угодно, но мне не нравится твоё желание выгородить кого-то, кто причинил тебе вред. Хорошо, я клянусь. Прошу, рассказывай!

— Дурдхара от кого-то узнала про магию тёплой воды, и она облила меня сегодня из кувшина… Я нырнула в пруд, чтобы вернуть себе женское тело.

Дхана Нанд вскочил на ноги и выпрямился в полный рост. Глаза его метали молнии, кулаки сами собой сжались. Он почти не владел собой.

— Дхана, ты обещал не наказывать, — напомнила Юэ, глядя на мужа снизу вверх печальными глазами. — Дурдхара уже попросила прощения, и я понимаю, почему она так поступила. Раджкумари одиноко. Она совершила такое по причине сильного отчаяния. Я простила её. Теперь прости и ты.

— Но если бы что-то случилось с нашим малышом?! — не утихал Дхана Нанд.

Юэ протянула к нему руку.

— Успокойся и сядь рядом. Тот, кто написал те пергаменты про источники Дзюсенкё, в конце концов, оказался прав. Во мне теперь словно две половины, и каждая живёт своей жизнью, но обе они любят тебя. Смотри, выходка Дурдхары ничему не повредила, ничего не отняла у нас! Более того, кажется, мне уже стало лучше. Впрочем, мне всегда лучше рядом с тобой, — добавила Юэ, и сердце Дхана Нанда растаяло.

Он склонился и поцеловал жену в губы, лаская большим пальцем её подбородок и мочку уха. Юэ с чувством ответила на поцелуй, а потом взяла руку мужа и осторожно положила на живот.

— Поговори с ним, — промолвила она, тихо улыбаясь. — Возможно, он ответит?

Дхана Нанд удивлённо посмотрел на Юэ, но сделал так, как она просила.

— Здравствуй, сын, — произнёс он, с трепетом и волнением касаясь пальцами обнажённой кожи Юэ, — слышишь ли ты своего папу?

Ничего не произошло, но Юэ не сдавалась.

— Пробуй ещё, — подбадривала она. — Давай!

— А что должно случиться? — недоумевал Дхана Нанд. — В самом деле, прие, как ребёнок может мне ответить, если он даже ещё не родился?

— Увидишь, — загадочно отозвалась Юэ.

И Дхана Нанд опять заговорил. На сей раз он произносил всё, что приходило в голову. Рассказал про своё детство, про Дайму и маму, умершую совсем молодой, про Бхадрасала, ставшего ему ближе, чем родные братья… И про то, как он любит свою махарани.

— Это твоя мама, малыш! Её зовут Юэ. Она самая лучшая на всём свете, и другой такой нет, я клянусь.

И тогда случилось именно то, чего они оба ждали: маленький комочек ткнулся в его ладонь… Лицо Дхана Нанда вдруг просветлело, озарившись невероятной улыбкой. Юэ постаралась запечатлеть лицо мужа в своей памяти навеки, ведь таким одухотворённым он не был даже в день их свадьбы. Сейчас в его глазах Юэ не видела ни малейшего напряжения, никакого желания властвовать, язвить, причинять кому-то боль…

«Так Дхана, наверное, выглядел в раннем детстве, пока за его воспитание не взялась Дайма, и мальчику не дали в руки оружие, — поняла вдруг Юэ. — Но сейчас я вижу кусочек его настоящей души… Светлой души!»

Дхана Нанд прижался щекой к животу Юэ, будто прислушиваясь. Он бормотал что-то вполголоса. Юэ почти не разбирала слов, но потом поняла: Дхана Нанд просил малыша непременно дождаться дня, когда он и мама встретятся с ним.

Дурдхара вернулась чуть позже. Она опять уселась возле изголовья и долго молчала. Юэ ещё не спала, пребывая в полудрёме с закрытыми глазами.

— Спасибо, — наконец произнесла Дурдхара, решившись. — Чандра, ты мог настроить брата против меня, но не сделал этого, несмотря на то, что я по глупости подвергла опасности вашего ребёнка. Я никогда не забуду твоего благородного поступка.

— Называй меня Юэ, — спокойно отозвалась махарани. — Только ради всех богов не величай госпожой или царицей. Просто помни, что есть Юэ, а Чандры больше нет.

— Но я всё ещё не могу принять этого, — Дурдхара начала всхлипывать, утирая слёзы накидкой. — Я помню тебя в другом теле и не понимаю, как можно… — она замолчала, не решаясь высказать всё, что думает.

— Договаривай, — Юэ ничуть не смутилась, догадавшись, что именно сейчас услышит.

Те же самые вопросы уже задавала Мура. Юэ начала привыкать.

— Вы оба мужчины, — прошептала Дурдхара, чтобы служанки, ночевавшие в соседней комнате, ничего не услыхали. — Так почему мой брат не отвратителен тебе?

— Ответ проще, чем ты думаешь, — промолвила Юэ. Она говорила спокойно, без пафоса или желания покрасоваться. — Если бы я родилась девушкой, нам с Дханой было бы проще, однако судьба привела нас друг к другу очень длинным путём, но я об этом не сожалею. Трудности только закалили нас и научили ценить наши истинные чувства. Я не покину твоего брата никогда, даже не надейся! — Дурдхара отметила, что улыбка Юэ внезапно стала дерзкой, совсем как у прежнего нахального телохранителя Чандрагупты.

— Да я и не хочу, чтоб вы расстались! — Дурдхара, казалось, уже начисто забыла про свои недавние намерения. — Но я не представляю, что вы потом скажете вашему сыну и другим детям? Так и будете всю жизнь рассказывать сказку про принцессу из Чжунго? Лгать?

— Думаешь, это наша самая большая трудность? — в свою очередь спросила Юэ. — Что ж, я отвечу тебе! Когда дети вырастут, только мы с Дханой будем решать, что для них лучше — знать или не знать правду. Если мы поймём, что они готовы принять меня такой, какая я есть, тогда они узнают всё. Если же мы увидим, что дети не готовы принять моё настоящее прошлое, в таком случае мы оба промолчим. Но с другой стороны, разве незнание моего прошлого изменит чувства детей ко мне или мои к ним? Может, думаешь, я стану меньше их любить оттого, что меня на самом деле зовут Чандрой, а не Юэ? Или для них так важно окажется иметь «правильную» мать, рождённую изначально в теле девочки? А ведь их мать, кем бы она ни являлась, подарит им все свои знания, умения и все свои искренние чувства! И разве это не самое главное?

Дурдхара молчала. Протянув руку, Юэ потрепала Дурдхару по щеке, внезапно осмелев.

— Эй, царевна! Неужели думаешь, что настоящая любовь — это написание красивых стихов или рисование цветов на полотне? Или попытки возвыситься над объектом любви и что-то доказать? Нет. Это то, что поражает тебя насквозь и становится частью тебя, даже если твоё тело изменилось. Я прекрасно осознаю, что наши отношения с Дханой могли закончиться ничем. Могли даже вовсе не начаться. Мы могли убить друг друга на войне, которую, несомненно, развязал бы ачарья… Но пойми, это ровным счётом ничего бы не изменило. Любовь уже жила в нас. Твой брат и я умерли бы с нею в сердце, даже если бы ни слова не сказали об этом друг другу. Но стал бы кто-нибудь от нашей смерти счастливее? Стала бы ты сама счастливее, если бы тебе удалось сегодня против воли привязать меня к себе, вернув мне мужское тело? Выиграв, ты бы проиграла. Ты получила бы только тело без души. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

Царевна окончательно смешалась и не знала, что отвечать.

— Найди того, кто полюбит тебя, раджкумари, — Юэ пожала руку Дурдхары. — Ты не меньше своего брата заслуживаешь настоящей любви.

— Что за дурацкие правила в этом дворце? Почему мою «сестру» сопровождают служанки, а мне не позволяют о ней заботиться? Мол, не царское дело! Почему о её болезни я узнала только на другой день? — сокрушалась Цэй, наблюдая за тем, как порозовевшая и повеселевшая Юэ с аппетитом поглощает кхир вприкуску со спелым манго, истекавшим ароматным соком.