— И каким же царём я стану, если навсегда останусь наполовину Юэ? — уныло вздохнула махарани. — Проклятие совсем не снять. Стоит мне случайно попасть под дождь или окунуться в реку, и я снова сменю облик. А если кто-то это увидит? Какие слухи обо мне пойдут по другим царствам? Это же такой позор! Надо мной все будут смеяться.

— А вот и нет! — возразила Мура. — Некогда благочестивый царь Судьюмна, въехав во время охоты в заколдованный Шивой лес, стал женщиной по имени Ила. Он родил сына Пурураваса от воплощённого Меркурия, носившего тогда имя Буддхи. После рождения мальчика мудрец Васиштха дал Судьюмне благословение один месяц пребывать в мужском теле, в другой месяц — в женском. Так тот царь и правил потом страной, то скрываясь от подданных, когда был в женском облике, то восседая на троне в мужском теле, пока богиня Ади Шакти не даровала ему освобождение. Мы скажем подданным, что ты стал таким, как Судьюмна. Люди примут тебя царём, не переживай! Никто не будет смеяться. И сына твоего мы вырастим сами. Чандра, пойми, Дхана Нанд сейчас заботится вовсе не о тебе, а о наследнике. Он скажет что угодно, лишь бы ты поскорее родил ему маленького ювраджа. Да, он позволил нам встретиться. Но подумай сам, если бы он по-настоящему тебя любил, то именно от него ты бы узнал о действии тёплой воды. От любимых ничего не скрывают. А он скрыл правду даже после того, как ты зачал его ребёнка. Ох, — запричитала она, — мне до сих пор дико видеть тебя в этом теле и с ребёнком во чреве! Я этого не вынесу! — Мура картинно заломила руки.

Юэ поникла, поняв, что в одном мать права: от любимых ничего не скрывают. Любая ложь недопустима. Она же рассказала мужу всё о себе, а он от неё утаил важную правду! Ни словом не обмолвился.

— Я поговорю с ним, — твёрдо пообещала она. — Я спрошу у самраджа, почему он не сказал, что заклятие обратимо. И только после того, как он ответит на мой вопрос, я приму решение, останусь ли я с ним или покину его.

— Идём со мной.

— Куда?

— В подвал.

— Это зачем? — Юэ не на шутку испугалась. Она уже пожалела, что задала мужу вопрос, к которому её умело подвела мать, заставив усомниться в Дхана Нанде.

— Всё ещё боишься? Не доверяешь? — усмехнулся царь. — Значит, Дайма оказалась права. Одно слово хитрой Муры — и нашему браку, клятвам любви и верности пришёл конец. Ты уже мечтаешь вернуть прежний облик и сбежать?

— Это не так! — возмутилась Юэ. — Пожелай я такого, час тому назад сбежала бы, попросив служанку принести мне подогретой воды! Ты бы и оглянуться не успел. Но я не хочу навредить ребёнку, и я пришла не упрекать, а всего лишь спросить: почему, говоря о любви, ты хитростью вынудил меня зачать, не сказав, что имеется другая возможность? Я мог бы превращаться туда и обратно, и я бы не забеременел. Не забеременела… Проклятье! Я уже запуталась и сама не знаю, что чувствую! Час назад я была уверена, что не хочу тебя терять, а теперь, хорошо подумав, я почти тебя ненавижу! Ты завлёк меня в этот брак обманом. Ласкал и целовал, вложил в меня семя, убедил, что любишь, но… Всё это время ты знал, что беременности можно было избежать! И пребывания в столь ненавистном мне женском теле — тоже! Ты не оставил мне выбора, вот что больше всего злит. Ты ничего не сказал! Это не любовь, Дхана! Ты просто сделал из меня любимую игрушку! Чем тогда ты лучше ачарьи, использовавшего меня как оружие?!

Юэ даже не замечала, что каждое слово ранит мужа в самое сердце.

— Идём, — снова повторил он. — Если хоть кроха доверия осталась в тебе.

Он протянул ей руку и очень долго ждал, пока Юэ решится вложить свою изящную ладошку в его ладонь.

Она шла за ним, не задавая больше вопросов и с трепетом ожидая чего угодно. Они очень долго спускались по извитой лестнице. Дхана Нанд заботливо поддерживал её, чтобы жена не оступилась. В подвале стало заметно прохладнее, несмотря на зажжённые слугами факелы, и Дхана Нанд накинул махарани на плечи свою уттарью. Затем он подвёл Юэ к какой-то нише и откинул в сторону чёрную занавесь с изображением солнца. В нише стоял средних размеров серебряный кувшин, закрытый крышкой, тщательно замазанной поверху глиной и обернутой чистой белой тканью.

— Ты заставил меня спуститься сюда, чтобы показать кувшин? — удивилась Юэ.

— Да.

— Чем же он так ценен? — недоуменно спросила махарани.

— Если вода, хранящаяся в нём, попадёт на тебя, ты снова станешь юношей навсегда. И, думаю, даже если тебя снова окунуть в Источник Утонувшей Девушки, то в махарани Юэ тебе уже не превратиться. О свойствах этой воды не знает никто, кроме меня, аматьи Ракшаса и жителей деревни, расположенной поблизости от Дзюсенкё. Эта вода взята из Источника Утонувшего Юноши. Ты обвинила меня в том, что я превратил тебя в игрушку. Скажи лишь слово, и я распечатаю кувшин, чтобы дать тебе возможность воспользоваться этой водой. Я разрешу взять воду с собой, чтобы ты смогла помочь царевнам Цэй и Джаохуа превратиться снова в Стхулбхадру и Индраджалика. Ты получишь достаточно золота, чтобы восстановить Пиппаливан и стать царём на принадлежащих тебе по праву землях. Можешь даже забрать с собой Чанакью и делать с ним, что хочешь. К сожалению, для него у меня нет средства полного исцеления. Только потом больше не возвращайся. Ни как друг, ни как враг. Придёшь как враг — не пощажу. Придёшь, как друг, буду обращаться с тобой, как с незнакомцем. Да, некогда я забрал жизнь твоего отца, но теперь ты собираешься отнять у меня сына, а любого мужчину, отнявшего моего ребёнка, я простить не смогу.

Юэ растерянно смотрела на Дхана Нанда.

— А мужчину, родившего тебе ребёнка, ты любить сможешь? — робко спросила она. — Если я сначала рожу, а потом попрошу тебя сделать меня снова Чандрагуптой, что ты на это скажешь?

Царь с грустью взглянул на жену.

— Тебе настолько противно твоё женское тело?

— Я скучаю по первому телу. И ещё хочу разобраться, буду ли скучать по облику Юэ, став собой. Именно поэтому мне для начала подойдёт лишь обычная тёплая вода, но не этот серебряный кувшин, — Юэ покосилась на волшебное средство с некоторой опаской. — И даже не сейчас, а когда ребёнок родится, потому что боюсь навредить ему. Надеюсь, это ты понять можешь?

— Могу, — ответил Дхана Нанд с едва приметной улыбкой. Его рука мягко опустилась на волосы жены. — Конечно, могу. И если уж тебя так задевает то, что я не говорю всей правды, я скажу кое-что ещё. В пергаментах, повествующих о проклятых источниках Дзюсенкё, говорилось: «У того, кто превращается с помощью этой магии, становится словно бы две сущности и два разных тела. Одно тело — словно светлая, видимая часть Луны, второе тело — словно часть тёмная и невидимая». Как поняли мы с Ракшасом, твоё тело юноши и сейчас существует, но его не видно. Оно словно спрятано где-то в тени, недоступной нашему зрению. А если тебя облить тёплой водой, ты станешь Чандрагуптой, но Юэ скроется в тени, хотя и не исчезнет. Мне кажется, маленький юврадж не пострадает, если ты используешь тёплую воду и станешь юношей. Ребёнка сохранит внутри себя Юэ, временно ушедшая в тень. Так ты можешь немного отдыхать от своей беременности, когда тебе станет совсем тяжело носить малыша на поздних сроках. Но это лишь мои догадки, в которых я не слишком уверен. Хочешь, дам почитать те пергаменты? И ты решишь сама, как понимать ту фразу.

— Нет, рисковать не хочу! — торопливо перебила его Юэ. — Если даже житель Чжунго, написавший тот пергамент, не уверен, что ребёнок уцелеет, тогда не надо.

Взгляд Дхана Нанда окончательно смягчился.

— Тебе не безразличен наш малыш? — ласково спросил он.

Юэ, обиженно надув губы, искоса посмотрела на него.

— И ты мне не безразличен, — пробормотала она вполголоса. — Я просто хотела быть уверена, что я — не игрушка, и мои желания имеют для тебя хоть какое-то значение.

Горячее прерывистое дыхание мужа, склонившегося к ней, коснулось её губ, незаметно превращаясь в поцелуй, полный нежности и затаённого желания.