— Нет, — Мура в ужасе смотрела на Юэ, отказываясь воспринимать её слова, — ты точно не мой сын! Мой Чандра не сказал бы такого! Как ты можешь любить Дхана Нанда? Этого изверга, убившего твоего отца?!

— Когда он убил моего отца, они с ним были врагами, а меня Дхана тогда ещё не знал и не любил! — смело возразила Юэ. — А когда полюбил меня, то, заметь, не тронул ни тебя, ни моих друзей, ни моего учителя даже после того, как мы все заявились в столицу с армией мятежников свергать его с трона! Мама, Дхана Нанд пощадил нас. То, что аматья Ракшас по его приказу сотворил с нами в Дзюсенкё, было попыткой спасти бунтарей от смерти! Останься мы в своих собственных телах, ему пришлось бы нас казнить.

— Я бы предпочла смерть пребыванию в медвежьей шкуре! — запальчиво выкрикнула Мура. — Тоже мне, спасение!

— Но вот сейчас ты жива, и мы вместе. Разве это плохо? Я уверена, самрадж через какое-то время вернул бы и тебе, и мне истинный облик, ведь он знает, что заклятие обратимо.

— Частично обратимо, — хмуро буркнула Мура. — Каждый раз, когда нас обольют холодной водой, мы с ачарьей снова будем становиться пандами, а ты и твои друзья — девушками. А при обливании тёплой водой будем возвращать себе исходный облик. Но я сомневаюсь, что однажды твой изверг-муж, — это слова Мура произнесла с особой издёвкой, — сказал бы тебе правду и вернул нам наши настоящие тела. Как видишь, пока я сюда не явилась, ты даже не знал, что тебя можно превратить в юношу снова. Он скрывал это.

— Но он позволил тебе придти ко мне, — быстро нашлась Юэ с ответом. — Ты ведь пришла средь бела дня, не скрываясь. Если бы он не желал нашей встречи, что мешало бы ему облить тебя холодной водой и снова превратить в панду?

Мура прикусила язык. Возразить ей было нечего.

— Если честно, я не понимаю, что на уме у этого безумного царя, — недовольно пробормотала она. — Ведёт себя, словно помешанный ракшас. От него никогда не знаешь, чего ждать.

— Но он позволил нам встретиться. Вот лучшее доказательство его любви ко мне! — возликовала Юэ, а Мура хмуро смотрела на сына, всё ещё отказываясь признавать печальный факт: Чандрагупта уже сделал свой выбор, причём явно не в пользу матери и ачарьи.

— Неужели ты не боишься рожать? — наконец, решила подступиться с другой стороны Мура. — Ты же мужчина! Тебе нисколько не отвратительно находится в женском теле, отдаваться каждую ночь другому мужчине, носить его ребёнка?

— Нет, — светло улыбаясь, отозвалась Юэ. — То есть, рожать мне, конечно, жуть как страшно, но дэви Дайма и самрадж пообещали быть рядом. Самрадж сказал, что позволит держать его за руку, кричать, кусать и царапать, сколько захочу. И я даже смогу проклинать его вслух последними словами. А ещё он хочет быть первым, кто возьмёт малыша на руки! Он обещал любить сына за двоих, если, родив, я пойму, что у меня нет любви к нему. Но, знаешь, мама, мне кажется, я уже немного люблю этого ребёнка, которого сначала не хотела, — и Юэ тихо погладила себя по животу. — Старший целитель позавчера сказал, что сейчас плод похож на большую горошину, если это мальчик, на фасолину, если там девочка, или на бутон цветка, если родятся близнецы. Просто старший целитель не уверен, кто родится, потому что ячмень с пшеницей ещё не проросли*. А вот астролог и младший целитель абсолютно уверены, что будет сын, — это прозвучало с гордостью. — Не так давно меня тошнило утром, но самрадж вспомнил, что его матери когда-то помогала вода с корочкой лимона. И он стал давать мне такую воду, и я излечилась! Теперь мой завтрак всегда остаётся внутри, а не на полу трапезной. А в тот раз забавно вышло. Самрадж подумал, будто меня отравили, и так перепугался, что на руках нёс меня до опочивальни и на лекаря ругался ужасными словами, полными адхармы… А когда я, узнав что беременна, сбежала и спряталась в саду, не желая никого видеть, самрадж нашёл меня и поклялся держать за руку в родах. И я, по-моему, в тот миг его за всё простила… Вообще за всё! Даже за то, чего, думала, никогда ему не прощу. Ох, в женском теле я стала болтливой, как Цэй! Извини.

— Чандра, — Мура потрясённо смотрела на сына широко распахнутыми глазами, — ты действительно изменился. Очень.

— Да, наверное, — беспечно ответила Юэ. — Скажи, — вдруг хитро спросила она, — а Дургам Джала не влюбился ли в тебя с первого взгляда, когда на его глазах ты стала собой? Ты же красавица! А он тебе понравился?

Густая краска залила лицо Муры.

— Ну ты сказал! Вот глупость! — воскликнула она с возмущением, однако интонации её звучали совершенно неубедительно. — Да и вообще — очень нужен мне какой-то цирюльник. Я — кшатриани, хранящая верность мужу.

— А мне казалось, — голос Юэ звучал лукаво и вкрадчиво, — совсем на капельку, давно… До того, как мы оба узнали, что ты — моя мать, — она умолкла, не решаясь продолжать.

— Договаривай, — Мура опасливо покосилась на юную махарани.

— Будто тебе нравится самрадж, и ты ревнуешь… Особенно это было заметно, когда он мои волосы трогал. Ты ревновала не меньше Дурдхары и аматьи Ракшаса.

— Да как ты смеешь! — Мура вскочила на ноги, гневно глядя на потерявшего стыд сына. — Как ты мог даже подумать о таком?! Вот что значит я твоим воспитанием много лет не занималась! Лубдхак совсем не привил тебе понятий о приличиях.

— Не хочу обидеть, мам, но я совсем другое имела в виду, — Юэ скромно потупилась. — Я к тому веду, что нельзя же хоронить себя вместе с отцом. Дургам Джала, возможно, не так и плох? И если он влюбился в тебя, и он тебе не противен, то… какая разница, цирюльник он или нет?

— Махарани Юэ!!! — заорала Мура на всю опочивальню. — Что вы себе позволяете?!

— Мам, ну не кричи, — Юэ скроила невинную рожицу. — Зачем кричать, не дослушав? Я раньше тоже многого не понимал, пребывая в мужском теле. Мужчине сбросить напряжение куда проще, чем женщине, потому что у женщин напряжение имеет свойство накапливаться. И кто-то обязательно должен помогать с этим справиться, иначе жизнь превращается в кошмар. Если бы самрадж не посещал меня каждую ночь, я бы, наверное, вскоре на стены бросаться стала. И я тогда подумала, каково тебе было все эти годы, — Юэ загадочно умолкла, не договорив фразу до конца, верно подозревая, что ещё немного — и схлопочет по лицу от рассерженной матери.

Мура загнанно дышала, глядя на Юэ по-новому — гневно, настороженно, подозрительно.

— Какая я была бы тебе дочь, если бы не сказала об этом? — так закончила она свою речь. — Я просто хотела признаться, что теперь понимаю тебя куда лучше, чем раньше. И… откровенной беседы между дочерью и матерью не надо стыдиться или бояться. Я думаю, это даже хорошо. Прежде у тебя был сын, теперь боги дали тебе дочь. И я люблю тебя не меньше, чем раньше, и желаю только счастья. Если найдётся любящий тебя мужчина, выходи за него! По обычаю гандхарвов или по какому-нибудь другому обычаю… Но, мам, я хочу, чтобы и ты, пока ещё так молода и красива, снова познала женское счастье!

— Как я поняла, ты отказываешься возвращать себе мужское тело? — взволнованная и заметно вспотевшая Мура решила скорее сменить тему беседы. — Наотрез? Хочешь остаться женщиной навсегда?

Юэ не спешила с ответом, поэтому Мура продолжила:

— Неужели тебе не хочется снова почувствовать себя воином? Взять меч в руки? Унаследовать трон отца и защищать свою родную землю, вдохнув в Пиппаливан вторую жизнь?

— Я… не знаю, — Юэ растерялась. — Известно мне лишь одно: я не хочу потерять малыша. Если уж снова менять тело, то не раньше, чем ребёнок появится на свет.

— Да! — внезапно оживилась Мура. — Это удачное решение. Давай притворимся перед Дхана Нандом, будто у нас нет никакого плана, но у нас будет план. Ты родишь сына, а потом мы его заберём отсюда и сбежим вместе с ачарьей! Ничто не помешает нам сделать ребёнка наследником Пиппаливана, где ты станешь царём. Даже если забыть о восстании и мести Дхана Нанду, хотя я всё ещё лелею мечту отомстить этому тирану, что мешает нам вернуть родину к жизни?