— Не омерзительно, а прекрасно, — заметил Дхана Нанд, лаская жену нежным взглядом.
— Издеваешься? — в голосе Юэ звучала боль и злость. — У меня раньше был лингам и тело парня. А теперь — вот это! — и девушка с ненавистью ударила себя кулаком по груди.
— Нет, — царь неожиданно перехватил её руку, — не бей. Они похожи на золотые купола башен моего дворца, но при этом нежные, как лотосы в озере. И они — твоя часть, потому я так люблю их.
Юэ хотела что-то сказать, но голос изменил ей. Она просто с изумлением воззрилась на царя. А он и не думал умолкать.
— Твоя кожа нежнее шёлка. Даже не прикасаясь к тебе, я знаю это. Ты как лилия, озарённая лучами солнца. Твои волосы блестят, словно чёрные каллы.
— Замолчи… — от его слов Юэ ощутила внутри себя странное волнение, очень похожее на испытываемое ею по ночам, когда ей мерещился воображаемый самрадж, жаждавший её любви.
— Не замолчу, — он смотрел на неё, и она тонула в его глазах. — Я просто обязан сказать что-то в защиту тела, которое ты вздумала ненавидеть! Вот эта рука, — царь приблизил свои губы к пальцам Юэ и нежно поцеловал их по очереди — один за другим, — разве не прекрасна? Я готов осыпать её тысячью поцелуев, — и, словно в подтверждение своих слов, Дхана Нанд двинулся губами вверх — от изящной, хрупкой кисти к предплечью, потёрся шершавым подбородком, заросшим щетиной, о нежный сгиб локтя, заставив всё тело девушки покрыться россыпью мурашек, а потом, горячо дыша, обласкал скорыми, частыми поцелуями обнажённое плечо супруги.
— Не надо…
— Шею ты тоже ненавидишь? — губы царя ласкали её теперь где-то за ухом, заставляя обмирать и закрывать глаза в блаженстве. — И щёки? И брови? И сердце? Как можно ненавидеть такое удивительное тело, достойное одной любви?
— Зачем ты это делаешь? — простонала Юэ, вздрагивая и чувствуя, как тяжелеет низ живота и неотвратимо увлажняется лоно. — Зачем?
Дхана Нанд был сейчас так близко… В его глазах она видела своё отражение, и ей больше не казалось, что этот человек — враг. Она не наблюдала в нём ни капли ненависти. Только нежность. «Что со мной? — испугалась она. — Почему я испытываю такое?!»
— Покажи тело, которое ты ненавидишь. Дай взглянуть, — он тихо потянул за край сари. — Это сокровище могло бы принадлежать мне уже давно, но я на него ни разу не посягал. Пусть оно откроется сейчас.
— Погоди, ты о чём? — испугалась Юэ.
— Первое, что пронеслось в моих мыслях в миг нашей первой встречи в сабхе: «Будь он девушкой, я бы женился, не раздумывая». Я сходил по тебе с ума, мечтал все дни напролёт до нынешней ночи. И я теперь так счастлив!
— Нет, — отчаянно замотала головой Юэ и расплакалась. — Выходит, это даже не наказание за предательство, а просто… способ играть? Я — твоя игрушка?!
— Неправда. Ты — моё Сокровище.
— Что ты говоришь?! Мы оба — мужчины! Несмотря ни на что, я остался всё тем же парнем, просто заколдованным! — яростно возразила Юэ. — И ты… бхутов сумасшедший, если обратил парня в девушку ради женитьбы!
— Не совсем так. Я обратил тебя, чтобы спасти. Сама подумай, каким ещё способом я мог оставить в живых заговорщика, устроившего восстание и покушавшегося на меня? Никто из моих подданных не понял бы такого. Как царь я должен был казнить вас всех, и это даже не выглядело бы преступлением, лишь заслуженной карой. Но как влюблённый в тебя человек я оказался беспомощен. Я не смог убить твоего ачарью, мать и друзей, потому что знал, как больно будет тебе потерять их. Превратить вас в кого-то было единственным путём спасения. И я не придумал ничего лучшего, чем сделать тебя и твоих друзей девушками, а твою мать и учителя — пандами, потому что на этих двоих я злился намного сильнее, чем на тебя, Стхулбхадру и Индраджалика. Именно Мура и Чанакья сбили вас с пути. Вы сами никогда бы не замыслили предательства, я уверен. Вот мои причины! Судить о том, прав я или нет — тебе, но я себя виновным не считаю. Наоборот, я сделал всё возможное, чтобы сохранить вам жизни. Не случись заговора и восстания, думаю, однажды я бы признался тебе в своих чувствах и любил бы тебя и в теле юноши, — терпеливо продолжал царь. — Правда, у нас возникла бы в таком случае уйма трудностей. Я бы никогда не смог открыто заявить о своих чувствах к тебе и гордиться нашими отношениями, не пряча тебя от других. Хорошо ли это? Подумай сама. Кроме того, женское тело способно на куда более глубокое удовольствие. Может, попробуем? Как раз отличный повод подвернулся. Первая ночь после свадьбы всё-таки.
Юэ молчала. Внутри неё происходила нешуточная борьба.
— Я могу уйти прямо сейчас, — снова заговорил Дхана Нанд, — и даже не пойду утешаться к наложницам, потому что с тех пор, как мы встретились, они мне стали не нужны. Но… Что будешь делать ты в гордом одиночестве?
— Ничего, — ответила Юэ с независимым видом. — Усну.
— Сомневаюсь. Твоё тело уже пробудилось, и оно требует прикосновений, я чувствую. Ты не уснёшь, пока не получишь удовлетворение. Так не лучше ли разрешить мужу, жаждущему тебя, сделать это?
Краска бросилась Юэ в лицо. Она боролась с собой. Наконец, через силу выдавила.
— Тебе решать, я же твоя игрушка! Ты изменил моё тело и взял в жёны, не спросив моего согласия, — стараясь изображать безразличный вид, проговорила она, — так что мне всё равно. Делай что угодно.
«Буду лежать неподвижно, пусть не воображает, будто мне это нравится!» — упрямо подумала она, закусив губу.
— Привстань. Я сниму пояс и сари, — его ровный, тихий голос будоражил её душу так, как ничто в целом мире.
Юэ покорно встала. Глядя на неё с мягкой полуулыбкой, Дхана Нанд осторожно расстегнул пояс и положил его рядом с ложем. Затем снял с неё ожерелье, браслеты и кольца. И наконец медленно освободил от сари. Полоса ткани упала под ноги. Оставшись нагой, Юэ вздрогнула и испуганно закрылась руками. Дхана Нанд отвёл её ладони в стороны.
— Не закрывайся. Дай налюбоваться, — он осторожно повёл пальцами от её плеч до бёдер, нежно оглаживая каждую часть тела, дрожащего одновременно от страха и предвкушения, хоть в последнем Юэ не созналась бы даже себе. — Ты прекраснее любой богини, дороже любого сапфира… Моя махарани, — большой и указательный палец сомкнулись на её отвердевших сосках, ставших внезапно необычайно чувствительными. Он ласкал её до тех пор, пока не увидел, как сбилось её дыхание и как задрожали колени.
Тогда Дхана Нанд быстро разделся, подхватил Юэ на руки и опустил на ложе, накрывая сверху своим обнажённым телом. Он долго смотрел на её веки с трепещущими ресницами, а затем приник губами к полураскрытому рту, отвечая стоном желания на её сладостный выдох. Потерявшись в головокружительных ласках, Юэ скользнула ладонью по его груди и животу и вдруг в ужасе отпрянула от мужа, начав отчаянно выбираться из-под него. Почуяв неладное, Дхана Нанд откатился на бок, отпуская Юэ.
— Что напугало тебя на сей раз, Сокровище?
— ЭТО.
Царь со вздохом проследил за направлением, куда указывал палец супруги. «ЭТО» действительно заслуживало безотлагательного внимания.
— Юйлинь говорила, — взволнованно жестикулировала Юэ, — чего можно ожидать девушке, и я смирилась. Но я хорошо помню, какой размер был у меня раньше. А ЭТО… уже чересчур.
— Звучит как зависть к лингаму.
— О, поверь, это совсем не зависть! Смерть от меча — почётная. Смерть от лингама — вряд ли. Отрастил себе…
— Но я же не виноват, — начал оправдываться Дхана Нанд. — Я рос, и он тоже рос. Не в моей власти было изменить происходящее. И потом, знаешь ли, мудрецы говорят: «У страха большие глаза» и «Не попробовав, не узнаешь».
— Зато теперь я понимаю, что ты подразумевал под «орудием мщения», когда приходил насмехаться надо мной перед свадьбой.
Дхана Нанд закрыл лицо руками, не зная, плакать ему или смеяться.
— Я шутил, прие! Неужели до тебя ещё не дошло? И пусть мои шутки подчас были довольно едкими и колючими, но только так я мог выразить гнев за твоё предательство и показать, что я — хозяин моих чувств к тебе. Иначе ты, осознав, как много значишь для меня, сломала бы великого царя Магадхи об колено, как тростинку.
