Брамин попросил всех усесться возле огня, сделать подношение дэвам и произнести клятвы. Затем пришла очередь семи священных кругов… Юэ медленно шла, чувствуя позади себя прерывистое дыхание Дхана Нанда, и ей казалось, что оно отравлено ненавистью к ней. Слёзы застилали глаза, и Юэ едва не споткнулась, но вовремя удержалась. Конечно, протянутая сзади рука, готовая поймать её за талию, ей лишь померещилась… Не стал бы царь даже на мгновение заботиться о ней!

Это была очень странная свадьба. Юэ осознавала, что из всех шестерых присутствующих возле ритуального огня, никто не горит желанием вступать в брак. Всё происходило лишь по той причине, что самрадж возжаждал мести. Наконец, пытка закончилась. Брамин благословил молодожёнов, пожелав всем долгих лет и многочисленного потомства. Откланялся и покинул сабху.

Дайма крепко обняла своего названного сына, а затем с невероятной нежностью и заботой прижала к груди и Юэ. Девушка вздрогнула. Та самая Дайма, которая всегда ненавидела её, теперь говорила о преданности, обещала помогать и поддерживать, став для махарани названной матерью. «По моей вине ты едва не умерла! — так и хотелось закричать Юэ. — Это же я, Чандрагупта! Неужели не узнаёшь?!»

Но Дайма не узнавала, искренне радуясь женитьбе сына. Она взяла Юэ за руку, чтобы вести в опочивальню и облачать в одеяния для брачной ночи. Юэ не сопротивлялась, потому что не видела в попытке бунта никакого смысла. Ракшас прав. Скажи она сейчас правду, ей никто не поверит. Подумают, что царица повредилась рассудком, а у Дхана Нанда появится отличный повод запереть безумную махарани где-нибудь в подземелье.

«Я устрою ему куда худшую ловушку, — наполняясь изнутри гневом, решила Юэ. — Он не получит меня. Или же перед тем, как он меня убьёт, я его заберу с собой. Нет смысла жить в таком теле. Юйлинь ошиблась. Я никогда не смогу наслаждаться жизнью рядом с демоном, желающим мне лишь навредить, но моя смерть будет не напрасной».

Впервые за много дней Юэ улыбнулась, испытав облегчение. Решение было принято. Осталось его исполнить.

— Махарани вас ожидает! — охранники, стоявшие возле опочивальни, низко поклонились, расступаясь и пропуская царя внутрь.

Дхана Нанд ступил в покои и замер на пороге. Все светильники были погашены. Даже крошечная лампада не теплилась в кромешной тьме. Окно кто-то завесил плотной тканью, поэтому свет звёзд и луны не проникал внутрь. И, разумеется, в покоях царила тишина. Не слышалось даже дыхания новобрачной.

Быстро совладав с собой и приблизительно догадавшись, какую игру затеяла его жена, Дхана Нанд нежно промолвил в пространство.

— Где же ты, Сокровище? Если не подскажешь, куда спряталась, я не сумею заключить тебя в страстные объятия и подарить неземное наслаждение, на которое настроилось моё грешное тело.

Внезапно невидимый вихрь налетел на него и сшиб с ног. Дхана Нанд почувствовал, как падает на пол, не имея сил удержаться на ногах. Он с размаху ударился затылком обо что-то твёрдое, раздался зловещий скрежет, а затем грохот. На многострадального царя посыпались тарелки, наполненные виноградом, манго, ладду, свежим сыром, бананами и авокадо. Следом рухнула подставка для лампад, жалобно зазвенел серебряный чайник, скатываясь по наклонённому столу и разбрызгивая вокруг ароматную розовую воду.

На шум вбежали охранники с факелами. Зрелище, открывшееся их взору, могло бы убить наповал кого угодно. Их царь в праздничных одеяниях лежал на полу, украшенный с головы до ног мягким сыром панир и расплющенными фруктами, а на его груди гордо восседала царевна из Чжунго и нынешняя махарани Магадхи с занесённым над головой Дхана Нанда огромным кинжалом. Выхватив мечи, охранники приставили обнажённые клинки к шее спятившей махарани, готовясь пронзить предательницу на месте.

— Нет-нет-нет, — ловко стряхнув сыр, виноград и манго со своего лица, заговорил Дхана Нанд. — Ничего страшного. Это такой обычай у женщин Чжунго: в первую брачную ночь жена должна напасть на мужа в опочивальне и доказать, что она — умелый воин. Моя махарани всего лишь исполнила традицию предков.

Телохранители крепко задумались, но мечи в ножны всё-таки убрали.

— Приносим извинения, — поклонился царю и царице старший из воинов. — Мы не знали о таком обычае.

— Я вас прощаю, — смилостивился Дхана Нанд. — Да, и если снова услышите из опочивальни шум, крики о помощи, чрезмерно громкие стоны или что-то подобное, я строго-настрого запрещаю входить! — предупредил царь. — Под страхом смерти. Зажгите лампады и уходите. Живо!

Упавшая подставка для светильников и стол были мгновенно возвращены на свои места, а рассыпанные по полу лампады расставлены в нужном порядке и зажжены. Взорам телохранителей после разжигания лампад открылось роскошное убранство покоев, утопавших в цветах, персидских коврах, шёлке и парче. Огромное ложе, на котором могли бы запросто уместиться с десяток человек, занимало большую часть комнаты, и оно сплошь было усыпано лепестками алых и розовых роз. На белоснежном шёлке это смотрелось особенно красиво. Полюбовавшись немного открывшейся им картиной, охранники покинули царские покои.

Поджав ноги, обезоруженная Юэ устроилась на ложе, мрачно поглядывая на мужа-злодея, убить которого не удалось.

— Кинжал-то у Даймы вытащила? — спокойно поинтересовался Дхана Нанд. — Пока она переодевала тебя?

— Нет. Пока обнимала и желала удачи в первую брачную ночь.

— Так и думал. Воровать ты никогда не отучишься.

— Убей меня, — раздалось в ответ. — Прямо сейчас. Всё равно это — не жизнь.

— Хм, — царь задумался, — я мог бы. Но всё же докажу, что это — жизнь. Ложись.

Юэ внутренне сжалась и посмотрела на Дхана Нанда, как раненый кролик на подползающую змею. Ложиться она явно никуда не собиралась.

— Послушай, прие… Ты меня боишься что ли? — Дхана Нанд наполнил чем-то золотой кубок и, взмахнув краем накидки, уселся рядом с женой на устланную белым шёлком постель. — А я ведь ещё и пальцем тебя не тронул. Это ты меня едва не проткнула. Снова. Ещё и другого человека пыталась заставить страдать, ведь Дайма не простила бы себя, если бы я умер от её кинжала, — он протянул напиток Юэ. — Держи. Выпьешь — станет легче.

— Что там? — девушка недоверчиво покосилась на кубок.

— Молоко с корицей. И пара капель мёда для сладости.

— Мою жизнь не подсластит ничто.

— И всё же, — мягко настаивал царь, поднося кубок к губам жены. — Один глоток.

— Нет, — Юэ отвернулась. Губы её дрожали. — Хватит делать вид, будто заботишься обо мне! Ты сам сказал, что собираешься отыграться! Так давай, отыгрывайся! Ударишь? Совершишь насилие? Я всё равно потом умру, хочешь ты того или нет! Ты можешь меня заставить принадлежать тебе, но жить ты меня не вынудишь.

Дхана Нанд ещё некоторое время озадаченно смотрел на Юэ, потом вернулся к столику и оставил отвергнутый кубок возле подноса, откуда после нападения махарани высыпалась большая часть еды.

— Собственно, я уже отыгрался, — промолвил он, возвращаясь на ложе, укладываясь поудобнее на спине и с игривой улыбкой поглядывая на Юэ, — и получил, что хотел. Успокойся. Насилия не случится. Хочу лишь полюбоваться твоим лицом, пока горят лампады. Обещаю, что пальцем не прикоснусь, пока ты сама не захочешь.

— А я не захочу! И любоваться мной не надо! Ненавижу это тело, — отчеканила Юэ, с гневом вытирая тыльной стороной ладони увлажнившиеся глаза. — Юйлинь, помогавшая нам выучить язык людей Чжунго, приложила столько сил, чтобы мы полюбили наши тела. Возможно, благодаря ей, я бы смирилась с этим новым обликом, если бы не проклятая свадьба. Теперь я ненавижу себя ещё больше, чем в тот день, когда только-только превратилась!

— Тебе… было плохо в тот день? — голос Дхана Нанда дрогнул, и Юэ разозлилась на себя в очередной раз, потому что ей померещилось сочувствие в интонациях царя.

— А то нет! — рассвирепела она. — Меня, мою мать, моих друзей и ачарью заманили обманом в эти водоёмы, даже не сказав, что нас ждёт! И кем мы стали? Ужасно, омерзительно!