— Как скажешь, брат, — быстро согласился Бхутапала.
— Осталась ты, — голос Дхана Нанд внезапно стал сладким, как мёд, когда его взор обратился к трепещущей, словно пойманная лань, Юэ. — Истинная красавица, но явно себе на уме. Кому бы тебя отдать? Раштрапале? Кайварте? — царь хитро прищурился, покачиваясь с пятки на носок.
— Мне!!! — заорал Пандугати, но его проигнорировали.
— Дашасиддхике? — продолжал вслух размышлять Дхана Нанд.
Юэ молчала, глаза её медленно наполнялись слезами.
— Впрочем, остальные братья себе и так царевен найдут, даже не сомневаюсь! А вот Джагат Джала недавно писал: его сыну Мартанду невеста требуется… Хороший парень тот Мартанд! Правда, растяпа и рохля, зато добрый. Неплохо стрижёт гривы лошадям и шерсть овцам, так как его отец Джагат Джала тоже из цирюльников. Хоть чему-то сына выучил.
— Нет, — не выдержала Юэ, складывая руки перед грудью. — Лучше убейте, самрадж.
— Хм, — царь задумался. — Даже умереть готова, лишь бы не выходить за Мартанда? Что ж, согласен. Ни один мальчишка не сравнится с настоящим мужчиной. Ни один мужчина не сравнится с царём Магадхи. Решено: женюсь сам. Тем более, давно пора! Ракшас, созови всех браминов и определите ближайшую благоприятную дату для свадьбы. Поженимся все в один день. Думаю, не имеет смысла затягивать.
— Но, — теперь растерялся Ракшас, приближаясь вплотную к своему повелителю, — подготовка займёт много времени! Надо будет разослать приглашения царям союзных держав, устроить огромный пир…
— Нет! — Дхана Нанд скроил недовольную мину и, понизив голос, добавил. — Тебя послушать, так подготовка растянется ещё на год. Ищи ближайшую дату. Лучше, чтобы это оказался завтрашний или послезавтрашний день. Огромный пир закатывать не станем, царям отправим послания после свадьбы, известив о том, что я уже женат, пусть привозят подарки мне и моей махарани. Кто осмелится не прислать или привезёт мало, на тех пойдём войной.
— Величайший, — глаза Ракшаса испуганно расширились, — но что если благоприятная дата окажется не так близко, как вам хочется?
— Тогда я в любом случае женюсь послезавтра. Дольше ждать не согласен, — яростно зашипел царь на своего первого министра, а потом совсем тихо добавил. — Каждого, кто встанет между мной и первой брачной ночью с этим предателем, ждёт неминуемая смерть. Я целый год ждал! Замучился уже.
— Понял, — Ракшас кивнул. — Сделаю всё зависящее, чтобы найти благоприятную дату для свадьбы не позднее, чем послезавтра.
— Я рад, — широко улыбнулся Дхана Нанд, — пусть служанки начинают готовить дворец к церемонии.
Их поместили втроём в общие покои на те недолгие дни, оставшиеся до свадьбы. Джаохуа и Цэй едва ли не каждую минуту пытались добиться от неё ответа, не боится ли она так же, как и они, но Юэ не знала, что отвечать. Она чувствовала себя оглушённой. Радоваться было нечему, но и бояться — тоже бессмысленно. Разумеется, настоящий самрадж не будет с нею так любезен, как тот, которого она воображала долгими ночами по пути в Паталипутру. Настоящий будет груб и безжалостен, безразличен к её слезам и просьбам. Он вон и вчера приходил лишь для того, чтобы насмехаться. Прямо на рассвете явился и испортил аппетит. «Принцессы из Чжунго» даже одеться ещё не успели, метались по покоям испуганно прикрывая друг друга покрывалами, но царь и не глядел на их пышные груди и точёные бёдра, его интересовало совсем иное.
Он возжелал с утра пораньше изречь гадость.
— Ну что, предатель? — с широчайшей улыбкой протянул Дхана Нанд, обращаясь к бывшему заговорщику, заточённому в теле Юэ. — Мечтал меня свергнуть и стать самраджем? А теперь станешь моей махарани. Достойное наказание для такого обманщика, как ты! — царь радостно потёр руки. — Кстати, случившееся со всеми вами, если уж тебе так интересно, твоя заслуга. Если бы ты не украл карту Пиппаливана, мы с аматьей Ракшасом, приводя в порядок разворошённые тобой пергаменты в библиотеке, не нашли бы среди них старые записи, сделанные ещё во времена моего деда Калашоки. Именно тогда мы с аматьей узнали, что некий путешественник, живший в Чжунго и приехавший ненадолго погостить в Магадху, очень подробно описал одно из чудес той страны — проклятые источники Дзюсенкё, меняющие облик людей. В пергаментах рассказывалось, как добраться до той местности, и даже прилагалась карта. Я уже тогда подумал: неплохо бы тебя в те водоёмы окунуть, чтобы вместо Пиппаливана ты оказался в моей опочивальне и познал силу любви, но ты к тому времени ещё не заслужил такого обращения. А вот после восстания — вполне. Так что даю слово, я теперь отыграюсь на тебе за всё. Готовься к нашей первой брачной ночи и к близкому знакомству с орудием мщения, — и царь ушёл, не попрощавшись и более ничего не добавив.
После этих слов, как ни странно, громко зарыдала раджкумари Цэй, причитая сквозь слёзы, что наверное надо бы выбить решётку и выброситься из окна, пока не поздно, вознеся прощальные молитвы дэвам с просьбой отомстить за безвременную кончину трёх невинных душ.
— Лучше мы умрём прямо сейчас, чем позволим царю и его братьям надругаться над нами! Бхутапала с Говишанакой не лучше их младшего брата. Семья извергов! Нам следовало покончить с собой по пути сюда.
— Нет, — резко ответила Юэ, — ачарья говорил: пока мы живы, есть надежда. Если умереть, надежды точно не останется. Просто защищайтесь, не позволяйте осквернить свои тела, и я не позволю! Мы же были воинами, внутри нас ещё осталась сила, разве нет? А покончить с собой успеем. И если уж поступать так, то лучше придумать способ, как принять смерть в священном огне или в водах Ганги, а не превратиться в кровавое месиво на камнях перед дворцом тирана. Такого позора я никому из нас не пожелаю.
Цэй и Джаохуа, подумав, согласились с Юэ.
С мыслями о сопротивлении собственному мужу не на жизнь, а на смерть, раджкумари Юэ не расставалась до дня свадьбы. Она лелеяла в себе намерение мстить, даже когда её облачали в новое красное сари, украшали изысканными драгоценностями её волосы, унизывали перстнями пальцы и надевали золотые браслеты на руки и ноги. Её ничуть не тронуло даже то, что, встав с мягкого сиденья, она узрела в отполированном серебре невероятную красавицу со смуглой кожей, пухлыми тёмно-розовыми губами и глубокими тёмно-карими глазами, умело подведёнными каджалом, в которую, возможно, сама бы влюбилась год назад, оставаясь парнем. Но сейчас она лишь молча позволила служанкам вести себя в праздничный зал, где её появления ожидал самрадж Дхана Нанд.
Аматья Ракшас наотрез отказался проводить церемонию, и Юэ прекрасно поняла, почему: советник не желал пятнать себя адхармой, о которой был отлично осведомлён. Попробуй, объяснись потом с богами после смерти, почему ты однажды женил своего царя и его братьев на девушках, до восемнадцати лет являвшихся парнями? Соединять молодых священными узами брака явился седой бородач в синем тюрбане с трясущимися руками и с густыми бровями, нависшими над веками так, что глаз было не разглядеть. Юэ скривилась и отвернулась от неприятного старика. Она пристально смотрела в пол, представляя там отражение апсар, танцующих на теле поверженного Дхана Нанда. Никак иначе церемонию бракосочетания с царём-тираном, ненавидящим её, она бы перенести не смогла. Почти не глядя на жениха, Юэ небрежно повесила ожерелье из цветов на его шею, отметив только, что изверг слишком радостно ей улыбнулся. «Ждёт-не дождётся, когда можно будет начать измываться надо мной в опочивальне», — с отчаянием подумала она. Сердце билось быстро-быстро, всё скорее наполняясь горечью. Брак с заклятым врагом, без любви да ещё в женском теле — что может быть ужаснее! На мгновение Юэ пожалела, что отговорила Цэй выброситься из окна. Возможно, решись они на это, мучения их давно бы закончились. Юэ подняла взгляд на своих «сестёр». Лица тех выглядели такими же скорбными, как и у неё. У Цэй по правой щеке катилась слеза. Джаохуа не плакала, но зубы её были стиснуты. К Бхутапале она не желала ни прикасаться, ни глядеть на него. Впрочем, как и Юэ — к будущему супругу.