====== 1. Охранник в чёрном ======
Так стыдно и сладко: когда совсем стемнеет, сбежать от друзей, спрятаться там, где никто не станет искать, вжаться лбом во впадинку под золотым коленом гигантского безмолвного истукана, развязать опостылевшую, вымокшую за день тяжёлую ткань, облепившую гудящие от постоянной беготни ноги. Становится легче. Кожи касается прохладный ночной ветер и собственные ладони. Со стороны сада доносится одуряющий запах магнолий и апельсинов, сладкий аромат розовых и жёлтых цветов манго… Из горла вырываются полустоны-полухрипы, и уже невозможно терпеть и сдерживаться. Край накидки зажат меж зубов, чтобы крик наслаждения замер на выдохе, не вырвался наружу и не привлёк внимания охранников.
Здесь его никто не найдёт, если он сам не выдаст себя. А ему хочется, чтобы нашли, но не глупые охранники, от которых придётся убегать опрометью, ибо за творимое им еженощно его наверняка приговорят к казни, а кое-кто другой… Пусть даже потом этот «кто-то», удовлетворив свою страсть, убьёт его. Один раз получить желанное и сразу умереть — не так уж плохо.
Слёзы облегчения и горечи текут по лицу, а меж пальцев на землю извергается семя, подобное расплавленной реке Паталы. Да и он сам горит изнутри! Дхум вчера, пощупав его лоб, сказал: «Ты словно всегда в лихорадке, Чандра. Что с тобой?» Друг как никогда прав! Только ему неведомо, что имя той лихорадки — самрадж Дхана Нанд.
Чандрагупта зажмуривается. Его точно прокляли. Бывает же, что проклинают любовью? Наверное, бывает. Вот ему и прилетело от шутника-Камы. Индре по ночам снится Субхада, Стхулу — Шипра, Дхум, кажется, присмотрел себе кого-то в прачечной. За что ему, Чандрагупте, такое? Мечтать о несбыточном, желать невозможного.
С первого дня, как он вошёл в сабху и увидел прекрасного, сильного мужчину, глядящего на него с высоты золотого трона, его разум помутился. Он сошёл с ума. Ему не стал нужен никто в целом мире, кроме золотого идола Магадхи.
Каких безумств он только ни сотворил за проведённые во дворце месяцы… Пробирался к царской купальне, наблюдая за тем, как царь ублажает наложниц; раздевался донага и делал вид, будто медитирует, в те мгновения, когда Дхана Нанд прогуливался ранним утром по саду в сопровождении немого носильщика зонтов. А однажды и вовсе, встретив царя ночью в коридоре дворца, выпалил, что готов служить ему и сердцем, и телом. Это вырвалось само, и он сам испугался сказанного, но Дхана Нанд посмеялся, потрепал его, словно котёнка, по голове и пошёл дальше.
Царь видел в нём исключительно забавного мальчишку, чьё единственное достоинство — уметь устраивать нелепые выходки, удивлять и смешить своего повелителя.
Дрожащими пальцами юноша замотал себя в ткань, закрывая грешную часть тела, бунтующую каждый раз при виде того, кого она вожделела.
«Почему ни мантры, ни голодание не помогают? Ачарья сказал, что вожделение можно победить силой воли. Значит, я никчёмный, слабый, никуда не годный… Хуже того, я не верю ачарье, когда он говорит, что самрадж — самое большое зло Бхараты. Для меня он как солнце. Я не смогу никогда причинить ему вреда. Нет, я так и скажу ачарье: мне всё равно, какие грехи совершил самрадж. Я прощу ему даже собственное убийство. Да, я лучше умру сам, чем когда-либо предам его!»
Прижавшись щекой к статуе, Чандрагупта медленно съехал на каменную кладку дворцовой площади и съёжился от беззвучного плача. Хорошо, что его позор никто никогда не увидит в сгустившейся тьме. За статуей — каменная ниша дворцовой стены, в ней можно немного пересидеть и успокоиться. Добравшись до своего убежища, Чандра откинулся назад и внезапно похолодел, ощутив чьи-то руки на своих плечах. Его ухватили крепко, словно железными тисками, и грубым рывком подняли на ноги.
— Попался, осквернитель, — голос незнакомца звучал глухо. — Я видел, чем ты занимался. Тебе конец.
Замирая от ужаса, Чандра обернулся и увидел за своей спиной мужчину в чёрных одеяниях с жуткими пронзительными глазами. Он показался Чандре похожим на Ямараджа, только без петли на руке. Лицо неизвестного почти полностью закрывала чёрная ткань, в узкой прорези которой виднелись лишь сверкающие от ярости глаза. Вся фигура незнакомца с головы до ног была закутана так, что не представлялось возможным определить ни возраста, ни касты, ни рода занятий пришедшего из тьмы призрака.
— Вы… кто? — язык с трудом отлип от нёба, чтобы произнести всего два коротких слова.
— Охранник. Берегу статую самраджа от таких, как ты.
Чандрагупта лихорадочно пытался вспомнить, когда царь успел назначить специального слугу для охраны своего золотого изваяния, но ум отказывался повиноваться, парализованный страхом.
— Царь всегда прощал тебя и исполнял твои прихоти, а ты унижал его таким вот образом. И, видимо, многократно! Но сегодня удача покинула тебя, — в голосе незнакомца послышалось злорадство. — Ты можешь сейчас выбирать: или я свяжу тебя и брошу к ногам царя, рассказав всю правду о том, где и за каким занятием поймал, или, — тут интонации охранника изменились, — ты позволишь мне прямо сейчас сделать всё, что я захочу! И, поверь, мои желания совпадают с твоими, — чёрная ткань коснулась уха юноши, и горячее дыхание мужчины, вырвавшееся из-под повязки, обожгло кожу Чандрагупты. — Ты желаешь кого-то, имеющего лингам, а я желаю взять тебя, как распутную девку, пока ты будешь обнимать ногу золотого изваяния, шепча про себя имя царя. Если подумать, какая в темноте разница? Закроешь глаза и можешь представлять, что твоя мечта сбылась. Я даже согласен, чтобы ты называл меня «самраджем».
— Нет! — Чандрагупта содрогнулся. — Лучше убейте. Я заслужил, — юноша медленно поднял руки и сложил их перед грудью.
— Значит, ты мне отказываешь?! — грозно прорычал ему в ухо охранник. — Ты посмел сказать «нет», когда я попытался спасти твою жалкую жизнь?
— Да, — спокойно продолжал Чандра, мысленно смирившись с гибелью. — Отсеките мне голову, сожгите заживо, разрубите на части — всё, что угодно. А потом скажите, что я ночью сбежал за пределы дворца, и на меня напали разбойники. Если царь доверил вам охрану своей статуи, то и словам вашим поверит. Но не говорите самраджу настоящую причину моей смерти. Это моё последнее желание: пусть повелитель никогда не узнает о моей низости и о том, как сильно и неправедно я желаю его!
Некоторое время царила тишина, слышалось только дыхание неизвестного в темноте за спиной. Вдруг Чандрагупта ощутил, как железная хватка на плечах ослабела, а затем его правую руку осторожно приподняли, и юноша не поверил глазам — ему на указательный палец незнакомец надел перстень с золотым цветком, состоящим из пяти лепестков.
— Оберег? — задохнулся от удивления Чандрагупта. — Но… — он удивлённо смотрел на мужчину в чёрном во все глаза, а тот прикоснулся к повязке на своём лице и откинул ткань.
Чандрагупта внезапно ощутил, как летит в бесконечную тьму.
— Самрадж, — прошептал он, чувствуя, как слабеют ноги.
И мир исчез.
Он очнулся от того, что его виски кто-то осторожно смазывал чем-то прохладным и ароматным. Он был раздет, но обнажённое тело прикрыли тканью, сухой, мягкой и гладкой, словно лепестки роз. Он никогда прежде не носил одеяний из такой нежной ткани. А потом вернулась память, и Чандрагупта, задыхаясь, подскочил на постели, закричал, широко распахнув глаза.
— Нет!!!
— Ш-ш, — его заботливо обхватили поперёк туловища и уложили обратно. — Шумный-то какой. Напугал я тебя? Извини. Не хотел, чтобы так вышло.
Сердце колотилось, как у загнанной охотниками антилопы. Перед глазами всё плыло и качалось.
— Самрадж, вы не убили меня?
— Как видишь.
— Почему? Ведь вы собирались сделать это! — терзая пальцами шёлковое покрывало, он с напряжением ждал ответа.
Дхана Нанд вздохнул, потом на его губах появилась слабая улыбка.
— Знаешь, я привык, что меня все вокруг воспринимают, как того бессловесного идола, стоящего во дворе. Мне либо поклоняются из страха, либо пытаются разломать, либо от меня стараются оторвать кусок. И я настолько смирился с происходящим, что потерял способность ждать другого. Но ты, — царь неожиданно протянул руку и коснулся волос Чандрагупты, нежно поглаживая их, — видишь во мне человека. Сначала я думал, что ты желаешь подобраться ближе ко мне из корысти. Потом, из любопытства проследив за тобой на протяжении трёх ночей, включая сегодняшнюю, я рассердился, решив, что ты — просто испорченный мальчишка, которому доставляет наслаждение получать днём царские милости, а ночью — осквернять изваяние своего царя. Я решил, что ты полон презрения ко мне и творишь это безумие, чтобы выразить таким образом своё истинное отношение. Меня обуяла ярость, и я действительно готов был наказать тебя, но ты обезоружил меня. Твоя решимость умереть, лишь бы я не узнал о твоих чувствах, сказала мне о многом. Одним словом, оставайся здесь. Отдохни. С рассветом вернёшься к себе.
