Большинство сотрудников в прошлом были сослуживцами шефа. Все они прошли серьезную школу военно-промышленного комплекса, а потому умели и работать, и думать, и, что было немаловажным, держать язык за зубами.

Екатерина заметила, что ни в ее присутствии, ни в присутствии других сотрудников особо откровенных разговоров о деятельности фирмы не велось. Не раз, заходя в кабинет шефа без предварительного звонка — эта привилегия была только для нее, хоть Катя ею и не злоупотребляла, — она замечала, что разговор моментально переходил на посторонние темы. Даже она, пользуясь немалым доверием шефа, не знала многого. Наверное, то же можно было сказать и о других сотрудниках. Каждый знал только тот объем информации, который был ему положен для решения его задач. Не больше и не меньше. Объем же информации определял сам шеф.

Для Кати было загадкой, почему единственным доверенным лицом Василь Василича — доверенным на все сто — был провожавший их Борис Энгельсгард. У нее Борис Семенович всегда вызывал некоторую настороженность, словно от него постоянно исходила неведомая опасность.

Со своим нынешним шефом Катя познакомилась во время туристической поездки, в которой Василь Василич был руководителем тургруппы, а Екатерина Савельева, как всегда, переводчицей. Эта работа требовала от них постоянного контакта, что первое время угнетало Катю. В поездках в Германию она всегда старалась держаться особняком, подальше от навязчивых туристов, озабоченных тем, как лучше потратить свою наличность.

В этой поездке случилось то, что впоследствии сблизило руководителя и переводчицу. В одном из городов неожиданно для всех — это было уже в конце поездки — исчез член тургруппы. По прошествии времени выяснилось, что он попросил политического убежища. Но тогда они были взволнованы и озабочены судьбой пропавшего парня из Саратова. Поиском пропавшего русского занялась полиция городка, но никаких концов так и не нашла. Екатерина видела, как переживает случившееся Василь Василич, хотя держался он спокойно и с достоинством. Да и вообще во время поездки он выгодно выделялся из толпы туристов. Женский глаз сразу разглядел в нем настоящего мужчину — сильного, умного, независимого.

Спустя полгода он сам позвонил ей и предложил встретиться на нейтральной территории. Подсознательно Катя была уверена, что это обязательно произойдет, просто не может не произойти.

Они сидели в маленьком ресторане на Пречистенке. Василь Василич был, как всегда, корректен и внимателен. Они пили легкое вино, вспоминали поездку и говорили. Вернее, говорила Катя. Он слушал! Изредка кивал головой, вставлял реплики. Она впервые встретила такого собеседника, которому можно открыть душу.

В этом ресторанчике Василь Василич и предложил Кате перейти к нему на работу — «на службу», как он выразился. Несмотря на то что «служить» кому-либо ей претило, она без колебаний приняла предложение. Отказаться при подобном, почти фантастическом стечении обстоятельств было бы глупо.

Самолет разбежался по полосе и, задрав нос, взмыл над городом…

Темно-вишневая «Волга» вырулила на автостраду.

— На Вспольный, Коля, — произнес Борис Семенович. Планы, связанные с работой, отошли на десятый план. Шеф улетел и не менее трех-пяти часов будет вне связи. Переговоры начнутся не сегодня, а потому услуги Энгельсгарда вряд ли потребуются. Следовательно, можно чуть расслабиться и отдохнуть. В конце концов жизнь не так уж плоха, и даже ранний подъем имеет свои преимущества. День был длинный и непредсказуемый. Тяжелый портфель, набитый представительскими напитками и закусками, весомо расположился рядом. В памяти всплыла сдобная грудь буфетчицы, но ее тут же заслонил неповторимый образ Симы, подарившей немолодому Боре Энгельсгарду не одну минуту счастья. Вот и сегодня — на целый «нонешний денечек» он свободен от мирских забот. Звонить Симе не имело смысла, так как нормальное время побудки для красавицы было после полудня. Сейчас она еще была в объятиях Морфея. Борис Семенович поморщился — бог сна почему-то предстал в его воображении в весьма конкретном образе…

У выезда на Ленинградское шоссе выросший словно из-под земли гаишник приказал «Волге» остановиться.

Он долго и внимательно рассматривал документы, крутил их так и сяк, словно выискивал повод придраться. Обошел «Волгу» спереди и сзади. Затем, осмотрев номера и сверив их с техпаспортом, двинулся к своей машине. И в этот момент с обочины ударила автоматная очередь. Выстрелов слышно не было, только аккуратные дырочки в обшивке да негромкие удары пуль по дверям и стеклам свидетельствовали, что они достигли цели. Водитель, даже не дернувшись, уставился стекленеющим взглядом в приборную панель.

Борис Семенович, сжимая ручку портфеля, завалился на заднее сиденье. С ноги медленно сползла растоптанная туфля — точная примета смерти. Слетевшая с ног обувь была более верным признаком того, что душа покинула тело, чем расширенные зрачки и отсутствие пульса.

Проезжавшие по шоссе водители не заметили ничего подозрительного, кроме того, что в синие гаишные «Жигули» рядом с милиционером сел молодой парень в кашемировом пальто.

Только спустя много часов проезжавший патруль обнаружил на обочине два трупа в темно-вишневой «Волге».

В пяти метрах от нее валялся АКСУ в россыпи стреляных гильз. В сводку ГУВД было вписано еще одно нераскрытое и явно заказное убийство.

Мюнхен встретил ясной, необычайно светлой погодой. Солнце было повсюду. Оно било в глаза с огромных витражей аэропорта, отражалось в стеклах машин, слепило с витрин. Чистота и стерильность были омерзительными. Казалось, что единственное занятие немцев — мыть стекла и тротуары, скоблить и драить мостовые, периодически меняя и собственные перчатки.

У трапа главу фирмы «Рецитал» Василия Мицкевича и его очаровательную заведующую протоколом — наличие такого отдела свидетельствовало о солидности учреждения — встречали по первому классу. Четыре шикарных «Мерседеса» четкой геометрической фигурой выстроились на поле.

Попавшая сюда в новом качестве, чуть хмельная и от полета, и от шампанского, Катенька ощущала себя в каком-то дивном сне. Все было не так, как всегда. И первый, а не экономический класс в лайнере, и шикарное обслуживание, и щедрость спутника. Ее тонкое запястье тяжелил массивный золотой браслет, подаренный в самолете, на локте покоился огромный букет неизвестных цветов, подаренных встречающими.

Мощная машина плавно неслась в потоке, выдерживая дистанцию с машинами сопровождения. Помпезный прием в корне разрушал немецкие стереотипы, усвоенные Катей в прошлые приезды. Встречавшие российские группы работники туристических агентств бывали раздражительными и зажатыми, что, в принципе, и понятно: наш турист зажмет любого. Привыкшие ничему не удивляться, зная, что от русских можно ждать чего угодно, они демонстрировали протокольное радушие, которое напоминало лягушку за пазухой. Их тошнило от скупердяйства «руссише туристен», тащивших все, что плохо лежит, и искренне полагавших, что все это сувениры. Спички, мыло, пепельницы уже с порога гостиничною номера летели в чемоданы, заполняя все пустоты. Вместо фирменных, изящно упакованных кусочков мыла на полках громоздились массивные мыльницы, купленные в Москве. Рядом с махровыми полотенцами, а потом и вместо них повисали наши родные — вафельные.

Но самый финиш начинался по вечерам — после возвращения групп с экскурсий. Надев лучшее, что у них есть, — голубые или розовые пеньюары, искренне считая их парадными нарядами, дамы с солидными бюстами дефилировали по коридорам отелей, поражая уборщиц и вгоняя в краску служащих мужчин. На ногах красовались пушистые тапочки без задников.

Хорошим тоном, свидетельствующим о тоске по родине, было пение «Калинки», «Подмосковных вечеров» и «Гимна демократической молодежи» после часа ночи. Однажды Катенька была свидетелем, как владелец отеля пытался вызвать полицию, дабы прекратить ночное исполнение патриотической песни «Едут, едут по Берлину наши казаки». К ужасу для всех, солисты не знали слов и речитативом повторяли только этот куплет, сопровождая его молодецким свистом в два пальца. Наутро возмущенный владелец долго предъявлял руководителю группы свои претензии.