– Вы думаете, я смогу помочь? – спрашиваю я.

Лорд Элленби кивает:

– Для поля требуется особая сила фей… ну, полагаю, лучшим словом здесь будет «магия». Это не Иммрал, но и не слишком отличается. Я думаю, что ты можешь добавить ту силу, которая им нужна.

– Поняла, – отвечаю я и иду к Андрасте, не подавая вида, насколько испуганной я себя чувствую.

Десятки глаз наблюдают за мной – капитаны лоре, которые знают, что стоит на кону, сквайры, которых нужно убедить в том, что этот чужой мир – их настоящее место…

– Спасибо, – выдыхает Андраста, когда я подхожу к ней.

Я мягко беру ее за руку. Что-то подсказывает мне, что на публике более откровенное выражение привязанности со стороны смертной может быть унизительным. Кожа Андрасты холодная, несмотря на лучи солнца, что льются на нас, и я ощущаю каждую косточку под ее кожей. Она резко задыхается от боли – даже легкое нажатие моей руки срывает часть ее кожи. Под кожей на самом деле нет костей, нет нервов, лишь комочек инспайра, который тут же растворяется.

– Прости… – шепчу я.

Андраста улыбается мне. Думаю, она хочет меня успокоить, но у нее получается нечто вроде гримасы.

– Попробуем это сделать? – говорит она, кивая на круг фей.

Легко удерживая ее за руку одной рукой, вторую я протягиваю ее двойняшке, фее-воину, известному как Луг. И сразу ощущаю силу, текущую между ними. Это не совсем то, что я ощущаю, используя свой Иммрал, – молниеносное тяготение инспайров, исходящее из задней части моего мозга. Эта сила не вибрирует и не тянет меня, как Иммрал. Она более мягкая и устойчивая. Более постоянная. Вес многих тысяч лет человеческой фантазии, что создала всех этих богов и богинь, – это некий якорь. Рядом с ним мой Иммрал ощущается как непослушный жеребенок.

Я стараюсь утихомирить свою силу, чтобы она более соответствовала силе фей. Посылаю свой Иммрал вверх и в круг, передавая от руки к руке. И тогда я чувствую это. Прорехи в их силе. Как будто сила фей – это древняя, осыпающаяся стена. В этой крепости дыры, и сила утекает сквозь них. Я сосредотачиваюсь на этих прорехах, пульсация в моей голове усиливается. Я вливаю в дыры свой Иммрал, затыкаю их, укрепляю стену, и постепенно круг приобретает другую энергию. И как всегда в тех случаях, когда я в Аннуне прилагаю свою силу к другим, связь двусторонняя – вкус каждой из фей наполняет мой рот. Железистый вкус Мерлина, лавандовый – Нимуэ, нечто более острое – Андраста… это сложная смесь пряностей. Я не пытаюсь подражать тому, что делают их силы. То, как двигаются их инспайры, слишком неуловимо, чтобы я могла это понять, не говоря уж о подражании. Иногда я улавливаю их намерения, но как будто слышу незнакомый язык: ощущаю приливы и отливы этой силы вместе со сквайрами в центре каменного круга, ее энергия пульсирует вокруг площадки при их движении. Когда дорогие предметы трансформируются, феи как будто начинают дышать в такт друг другу, и их действия вынуждают меня делать то же самое, так что инспайры, работающие между нами, распухают.

А за всем этим кроется моя все нарастающая головная боль и понимание, что я недостаточно сильна, чтобы удерживать все это долго. Я пытаюсь отвлечься, наблюдая за состязанием. У меня есть одно преимущество перед феями: они должны войти в транс, чтобы сотворить арену, а я – нет. Одна девушка держит пару сережек, которые превращаются в компас, его стрелки украшены рубинами, и он помогает ей выбраться из лабиринта. Ее направляют к харкерам. Один мальчик воображает какую-то пожилую леди с аккуратно причесанными голубоватыми волосами – на нее нападает мужчина с ножом. Мальчик без колебаний встает между женщиной и нападающим, и нож погружается в его грудь. Мальчик кажется еще более встревоженным, когда нож исчезает вместе с набором медалей, которые он держит. Это поступок того, кто искренне заботится о других, но не скрывает жестокости в своей душе.

– Без сомнения, этот – аптекарь! – восклицает лорд Элленби, пожимая руку ошеломленному мальчику и отправляя его к группе в белых туниках.

Я смотрю на других сквайров. Их осталось немного, но я не знаю, сколько еще смогу продержаться. И феи тоже устают. Андраста сутулится, оседает, и я подвигаю к ней ногу, чтобы она могла опереться о мое бедро. Разрывы в силе фей расширяются, значит я должна теперь использовать больше Иммрала, чтобы заполнить их. Проблема в том, что я не понимаю тончайшего механизма их силы и того, что́ они делают, чтобы создать эту арену, я не могу точно ее копировать, и это начинает брать свое. Один из сквайров начинает свой бой, но при этом отчетливо видит и слышит танов, наблюдающих за ним за пределами арены. Это выбивает его из игры, он едва не гибнет вместе с нападающим – огромным медведем, истекающим вонючей кровью. И что тревожит еще сильнее, следующий сквайр, девушка, чуть не остается без оружия – она принесла брошь, и та трансформируется с трудом. Я чувствую, как феи бросают вперед всю свою энергию, чтобы помочь ей, и делаю, что могу, поддерживая их, – но инспайры уже не так охотно откликаются на призыв, как прежде. Это их опустошает.

Другие сквайры обретают свое оружие, и поток энергии, который для этого требуется, разрывает мой мозг. У меня течет кровь из носа. Но я отираю ее подолом туники и снова сосредотачиваюсь. Лорд Элленби подходит ко мне.

– Остался всего один, Ферн, – сообщает он. – Все будет в порядке?

Я киваю, не в силах ответить.

Последний сквайр, девушка, проходит на арену мимо меня. Что-то в ней кажется мне знакомым. Темные короткие волосы… Когда она заговаривает с лордом Элленби, ее голос звучит резко и отрывисто. У меня все переворачивается внутри. Потом она протягивает ему ладонь, на которой лежит ее самая дорогая вещь. Чернильная авторучка, матово-черная, с золотым пером. На ней выгравирована надпись, но мне не нужно наклоняться к ней, чтобы прочитать слова. Я уже их знаю, потому что видела эту авторучку прежде. Ее двойник лежит теперь в янтарном памятнике погибшим, неподалеку от Тинтагеля. Это была авторучка Рамеша. А теперь – его сестры́.

Я недостаточно быстро наклонила голову. Сестра Рамеша увидела меня. Я закрываю глаза из-за боли, пронизавшей мое сердце. Всего несколько недель назад я встречалась с этой девушкой в Итхре, рядом с могилой Рамеша. И я была жестока с ней. А теперь она здесь. Мне и в голову не приходило, что она окажется призванной. Но ведь братья, сестры и дети танов регулярно приходят к нам – может быть, что-то кроется в их генах или в том, как их воспитывали… Но я не думала, что так произойдет и в этом случае. Прежде всего, эта девушка казалась намного жестче Рамеша. Но на самом деле во мне просто сработал защитный рефлекс. Мне просто невыносимо было думать об этом, видеть кого-то, так похожего на него, видеть каждую ночь, в раю, избранном мной для себя. А я ведь каждый день горевала по моему другу. Если эта девушка будет здесь, горе станет более глубоким, как бы я его ни прятала, – потому что какое я имею право оплакивать Рамеша публично, когда здесь его сестра?

Наконец я почувствовала прилив энергии, которая сопровождает превращение драгоценных предметов в оружие, и рискнула открыть глаза. Все расплылось из-за нараставшей мигрени, но я смутно видела, как авторучка Рамеша превратилась в копье. Девушка яростно вонзала его в некую фигуру, что висела над лежащим на земле телом. Мне незачем было всматриваться, чтобы понять: это тело Рамеша. Наконец один из ее ударов оказался удачным, тень рассыпалась. Девушка стояла, задыхаясь, глядя на лежащего брата, а он тоже рассыпался на инспайры. Энергия, текущая по кругу фей, угасла, как только они разорвали связь. У Андрасты подогнулись ноги, но я подхватила ее до того, как она упала на землю, капли крови из моего носа смешались с кровью, сочащейся из ее шрамов.

– Что мы за парочка! – прошептала я, и она устало улыбнулась.

– …рыцарь! – услышала я голос лорда Элленби.

Я подняла голову как раз в тот момент, когда сестра Рамеша проходила мимо меня. Я знаю, что она видела меня до начала своего испытания, но на этот раз она на меня не посмотрела. Но могу утверждать, что она заметила мое присутствие, – это было видно по тому, как сжались ее кулаки, как ее взгляд устремился прямо вперед. Самсон пожал ей руку, но он не улыбался. Он наклонился к ней и что-то сказал ей на ухо. Потом Самсон поймал мой взгляд, и я знаю, что мы оба подумали одно и то же: это ужасно.