Ну вот он скользит по Зоне как сердцевидная дощечка по доске Видже, а что показывается внутри пустого круга в его мозгу может сложиться в послание, а может и нет, ему виднее. Но он ощущает внимательные пальцы, что неслышно, однако уверено, возложены на его дни и, как ему думается, это пальцы Катье.

Он всё ещё Йан Скафлинг, военный (мирный?) корреспондент, хотя снова облачился в Британскую униформу с некоторых пор, и времени у него вагон на этих поездах, чтоб так и эдак обдумывать информацию контрабандно доставленную Марио Швейтаром ещё там в Цюрихе. Среди прочего, толстая папка по Imipolex G, и там, похоже, указывается Нордхаузен. Инженер, заказавший Imipolex, некто Франц Пёклер, прибыл в Нордхаузен в начале 44-го, когда ракета переводилась в массовое производство. Он был приписан к Миттельверке, подземному призводственному комплексу в подчинении SS. И слова нет, куда он делся при эвакуации завода в феврале и марте. Но Йан Скафлинг, асс репортёрской журналистики, наверняка найдёт зацепку в Миттельверке.

Слотроп сел в раскачивающийся вагон с тридцатью другими продрогшими оборванными душами, глаза переполнены зрачками, губы в кратерах болячек. Они пели, не все, но некоторые. Многие из них ещё дети. Это песня Перемещённого Лица, ПеэЛа, и Слотропу не раз ещё доведётся выслушать её в Зоне, на привалах, на дорогах, в дюжине вариаций:

Как увидишь поезд этим вечером,

На краю небес вдали,

Завернись в одеяло из досок

Пусть пройдёт он, а ты засни.

Ночь за ночью поезда нас зовут,

Из далей где меркнет свет,

Через пустые города поезда те идут,

Нигде им пристанища нет.

Паровоз без машиниста,

И прожектор светит сам,

Пассажиров им не надо

Полуночным поездам,

Опустели все вокзалы,

Рельсы холодно молчат:

Что теряем – им в прибыток,

И колёса всё стучат.

Поездам средь ночи чёрной,

Вольно вместе с ветром выть,

Да греметь во тьме бездонной,

Ну а нам петь и грешить.

Трубки ходят по кругу. Дым зависает на сырых деревянных брусьях, выплёскивается через щели в течение ночи. Спящие дети заходятся кашлем, пищат рахитичные младенцы… время от времени, матери перебросятся словом. Слотроп нахохлился над своим бумажным несчастьем.

Досье Швейцарской фирмы на Л. (т. е. Ласло) Джамфа перечисляет все его достижения  до прибытия к месту работы в работы в Цюрихе. Выясняется, что он сидел—в качестве символического учёного—в совете директоров Химической Корпорации Грёсли после 1924 года. Среди биржевых бумаг данной фирмы и её кусочков-отростков в Германии за тот же период—в последующие год-два отростки были вобраны гигантским спрутом ИГ—имелась запись о сделке между Джамфом и м-ром Лайлом Блендом из Бостона, штат Масачусетс.

Взял след, Джексон. Имя Лайла Бленда ему знакомо, даже очень. И оно же часто всплывает в частных записях Джамфа о личных деловых сделках. Похоже, этот Бленд, в начале двадцатых, плотно стыковался с операциями Гуго Штинеса в Германии. Штинес, при жизни, представлял собой вундеркинда Европейских финансов. За пределами Рура, где его семья на протяжении поколений оставались угольными баронами, молодой Штинес создал обширную империю производства стали, газа, электроэнергии, трамвайных и судоходных линий прежде, чем ему исполнилось 30. Во время Мировой Войны он тесно сотрудничал с Вальтером Ратенау, заправлявшего тогда всей экономикой. После войны Штинесу удаётся объединить горизонтальный электрический трест Сименс-Шухерт с запасами угля и железа под контролем Рейнелбе-Юнион в единый сверх-картель, ставший как вертикальным, так и горизонтальным, и вкладывал деньги буквально во всё—судоверфи, пароходные линии, отели, рестораны, леса, производство бумаги, газеты—при этом продолжал валютные спекуляции, скупал иностранные деньги за марки занятые в Рейхсбанке, понижая затем курс марки, и выплачивал займы ничтожной долей от первоначальной суммы. Более всех остальных финансистов, именно в нём видели виновника Инфляции. В те дни за покупками на день ты отправлялся с мешком марок на тачке и их же использовал как туалетную бумагу, если тебе было чем срать. Международные связи Штинеса охватывали весь мир—Бразилия, Индокитай, Соединённые Штаты—на бизнесменов подобных Лайлу Бленду его показатели роста доходов действовали неотразимо. По возникшей в те времена теории, Штинес сговорился с Круппом, Тиссеном и другими обесценить марку и тем самым освободить Германию от уплаты её военных долгов.

Связь с Блендом не очень ясна. Записи Джамфа упоминают, что тот устраивал контракты на многотонные поставки негосударственных бумажных денег, так называемые Нотгельд, Штинесу и его коллегам, а также «банкноты МЕФО» в Веймарскую республику—одна из многих бухгалтерских уловок Ялмара Шахта, чтобы в официальных отчётах не оставалось и намёка о закупках вооружений, что запрещалось Версальским договором.

Некоторые из таких банкнотных контрактов выводили на некое предприятие в Масачусетсе, в совете которого сидел и Лайл Бленд. Контрактором значилась Бумажная Компания Слотропа.

Он прочитывает собственное имя не слишком-то удивляясь. Оно сюда вполне вписывается, как большинство мелких деталей по ходу déjà vu. Вместо нежданного озарения (даже в образе человеческого существа: золотистого и предостерегающе невесомого), пока он уставился на эту семёрку зачернённых значков, в нём проворачивается неприятный желудочный случай, жутко осязаемый, как нарастающий позыв к рвоте—такое же головокружение, что однажды, очень давно, охватывало его в Гимлер-Шпильзааль. Противогаз обжимает его голову, резиновый, нескончаемый, давит со всех сторон, это чувство нам знакомо, да, но… У него при этом ещё и хуй встаёт, без особого повода. И к тому же опять этот запах, запах из времени до начала его сознательной памяти, вкрадчивый химический запах, угрожающий, неотступный, такой не встретишь в мире— так пахнет дыхание Запретного Крыла… квинтэссенция всех тех неподвижных фигур, что ждут его внутри, берут на слабо́, чтобы вошёл узнать тайну, которую не переживёт.

Однажды что-то сделали с ним, в комнате, где он беспомощно лежал...

У его эрекции какой-то отдалённый гул, словно от вживлённого прибора, который они внесли в его тело подобно колониальному аванпосту тут, в нашем неупорядоченном шумном мире, ещё одно из представительств их белой Метрополии за тридевять земель...

Печальный случай, чего уж там. Слотроп, разнервничавшись, продолжает чтение. Лайл Бленд, да? Ещё бы, всё сходится. Он может смутно припомнить те раза два, когда он видел Дядю Лайла. Тот человек приходил к его отцу, приветливый, со светлыми волосами, пройдоха в региональном стиле Джима Фиска. Бленд всегда хватал маленького Тайрона и покачивал его за ноги. Слотроп не протестовал—в те времена ему и кверх ногами нравилось.

Судя по тому, что идёт дальше, Бленд или предчувствовал, что Штинесу подкрадывается капец, либо просто занервничал. В начале 23-го он начал распродавать свою долю в операциях Штинеса. Какая-то из таких продаж производилась через Ласло Джамфа в Химической Корпорации Грёсли (впоследствии Psychochemie AG). Одним из активов переведённых в той сделке стало «владение предприятием Чёрный Пацан целиком. Продавец соглашается исполнять обязанности по наблюдению в продолжение времени, сколько понадобиться Деляге для выкупа, приемлемость которого определяется продавцом».