Она предложила Джоуи провести остаток ночи в ее комнате, но мальчик был настроен решительно.

– Я буду спать у себя, – заявил он. – Со мной Брэнди, а он за милю учует эту ведьму. Вот только… пусть свет пока погорит, ладно?

– Конечно, – сказала Кристина, хотя ей совсем недавно удалось отучить его спать при свете.

Она плотно задернула занавески на окнах, чтобы не было ни щелочки, сквозь которую можно было бы заглянуть в комнату. Уложив Джоуи в постель, он вышла, оставив его на попечение Брэнди.

Вернувшись к себе в комнату и забравшись в постель, Кристина рассеянно уставилась на тонущий в темноте потолок. Спать она не могла. С минуты на минуту ждала она тревожных звуков: звона разбитого стекла, грохота в дверь – однако вокруг царил покой.

Лишь февральский ветер, с размаху ударяясь в стекло, нарушал эту ночную тишь.

Джоуи тем временем выключил лампу, которую его мать предупредительно оставила включенной. Темнота вокруг казалась абсолютной.

Брэнди запрыгнул на постель, куда ему, вообще-то, запрещалось залезать (никаких собак на кровати – одно из правил мамы). Но Джоуи не стал прогонять пса. Сегодня он был рад такому соседу.

Ветер, как живой зверек, фыркал за окнами и лизал стекла. Джоуи натянул одеяло до самого носа, будто прикрывшись щитом, который мог оградить его от любых напастей.

– Она все еще где-то там, – сказал он спустя пару минут.

Пес поднял свою массивную голову.

– Она ждет, Брэнди.

Пес вскинул ухо.

– Она вернется.

Пес негромко зарычал.

Джоуи положил руку на мохнатую спину своего приятеля:

– Ты тоже знаешь это, правда, дружок? Знаешь, что она все еще там?

Пес согласно фыркнул.

Ветер стенал.

Мальчик напряженно слушал.

Ночь шажками продвигалась к рассвету.

Посреди ночи, так и не уснув ни на секунду, Кристина спустилась в комнату Джоуи. Лампа, вопреки ее ожиданиям, оказалась выключенной, и в комнате царила непроглядная мгла. Страх тут же вонзил в нее свои цепкие коготки. Она щелкнула выключателем и увидела, что Джоуи крепко спит в своей постели.

Брэнди, который мирно посапывал рядом, тут же встрепенулся. Зевнув, он метнул в Кристину взгляд, полный собачьего раскаяния.

– Ты знаешь правило, мохнатая задница, – шепнула она. – Ну-ка, на пол.

Брэнди спрыгнул с постели, не потревожив Джоуи. Скользнув в ближайший угол, он свернулся там калачиком и виновато уставился на Кристину.

– Умница, – прошептала она.

Мохнатый хвост, будто веник, замел по ковру.

Кристина выключила свет и вышла в коридор. Не успела она пройти и пары шагов, как услышала шорох из комнаты мальчика.

Похоже, Брэнди снова запрыгнул на постель. Возвращаться она не стала. Плевать, если на одеяле и простынях останется собачья шерсть. Главное, что Джоуи в безопасности.

Всю ночь Кристина ворочалась на постели, то засыпая, то снова просыпаясь. Ей снилась ужасная старуха с зеленым лицом, зелеными волосами и омерзительно-зелеными ногтями, скрюченными, будто когти.

Утро понедельника выдалось солнечным. Даже слишком солнечным, поморщилась Кристина. Яркий свет больно ударил по измученным бессонницей глазам.

Она позволила себе подольше задержаться в душе, надеясь смыть горячей водой остатки ночной усталости. Потом стала одеваться на работу. Ничего лишнего: бордовая блузка, серая юбка, такие же серые лодочки.

Шагнув к зеркалу, отразившему ее в полный рост, Кристина принялась разглядывать свою внешность. И снова не обошлось без чувства стыда и замешательства. Кристина знала, откуда у нее взялась эта чрезмерная застенчивость. Она развилась в те самые Потерянные Годы, которые поглотили около двух лет ее жизни, с восемнадцати до двадцати. Именно тогда Кристина постаралась избавиться не только от тщеславия, но и немалой части своей индивидуальности, поскольку образцом для нее было унылое однообразие. Скромность и невзрачность – вот что требовалось от нее в первую очередь. Любой намек на тщеславие, любая попытка приукрасить свою внешность вызывали мгновенную реакцию со стороны наставниц и служили поводом для наказания. И хотя сами эти унылые годы давно остались в прошлом, их эффект так и не успел стереться до конца.

И вот теперь, будто желая проверить, правда ли ей удалось восторжествовать над Потерянными Годами, она стряхнула с себя смущение и принялась изучать свое отражение с той крохой самолюбования, которая еще сохранилась в ее душе. Кристина знала, что у нее хорошая фигура, хотя и не могла похвастаться формами, которые произвели бы фурор где-нибудь на пляже. Длинные стройные ноги, округлые, не слишком широкие бедра и тонкая – некоторые сказали бы, чересчур тонкая – талия. С другой стороны, благодаря ей грудь Кристины казалась больше, чем была на самом деле. Она не питала иллюзий насчет собственной груди, и Кристине хотелось иногда поменяться местами с Вэл. Но Вэл любила повторять, что слишком большая грудь не столько дар, сколько проклятие. Это все равно что таскать на себе пару тяжелых сумок, от веса которых к вечеру болят плечи. Было ли это правдой, или Вэл всего лишь пыталась утешить подругу, которую природа одарила не столь щедро, Кристина не знала. Она чувствовала, что желание обзавестись роскошным бюстом – реакция ее тщеславного сердечка на то обезличивание, с каким она столкнулась в том унылом, лишенном радости месте, где она провела целых два года своей жизни.

Щеки у нее уже порозовели от смущения, но Кристина заставила себя задержаться перед зеркалом еще на пару минут, пока не убедилась, что с прической у нее все в порядке и макияж выглядит безупречно. Из зеркала на нее смотрела весьма привлекательная особа. Не красавица, но и не дурнушка. У Кристины было свежее личико, изящный подбородок, красиво очерченный нос. Но красивее всего были глаза: большие и темные, они сразу привлекали внимание. Волосы шелковистые и до того темные, что казались порой черными. Вэл часто говорила, что без раздумий поменяла бы свою пышную грудь на такие роскошные волосы. Но Кристина не сомневалась, что это всего лишь слова. Ее волосы и правда смотрелись неплохо в хорошую погоду, но сырость и ветер не оставляли от этой красоты ни следа. Волосы обвисали жалкими прядями или же выглядели спутанными и неопрятными.

Наконец, пылая от смущения, но чувствуя гордость за то, что смогла преодолеть излишнюю застенчивость, Кристина вышла из ванной.

Она направилась на кухню, чтобы приготовить кофе с тостом. Джоуи уже сидел за столом. Мальчик не ел, просто сидел безмолвно и неподвижно, глядя в окно на залитую солнцем лужайку.

– Что будешь на завтрак, капитан? – спросила Кристина, доставая бумажный фильтр и вставляя его в корзинку.

Мальчик не ответил.

– Как насчет каши и тоста с арахисовым маслом? – Она засыпала в фильтр кофе. – Или лучше оладьи? На худой конец, сойдет и яйцо.

Джоуи снова промолчал. Бывало так, что мальчик просыпался не в духе, но Кристине всегда удавалось рассмешить его, привести в хорошее настроение. Слишком добродушный по природе, он никогда не умел долго дуться.

– Ладно, раз яйцо и тост нам не по вкусу, можно придумать что-нибудь другое, – сказала Кристина, включив дриполятор и налив туда воды. – Хочешь, я приготовлю шпинат, брокколи и брюссельскую капусту? Только твои любимые овощи.

Но и на это Джоуи не повелся. Все так же сидел и молча смотрел в окно.

– Ладно, я могу положить в микроволновку твой старый ботинок и подождать, пока он как следует не разварится. Нет ничего вкуснее на завтрак, чем старый ботинок. А до чего питательный!

И снова молчание.

Кристина достала тостер, поставила его на стойку и включила в сеть. И лишь тут до нее дошло, что мальчик не просто капризничает.

– Детка! – сказала она, глядя на повернутый к ней затылок.

У Джоуи вырвался приглушенный звук, похожий на всхлип.

– Детка, что случилось?

Только теперь он отвернулся от окна и взглянул на мать. Спутанные волосы свисали ему на глаза, смотревшие едва ли не затравленно. На щеках блестели слезы.