─ Так меня на неделю домой отпустили, ─ пояснил тот.

  ─ И когда приехал?

  ─ Вчера, ─ вздохнул ответил Ванька.

  ─ И уже нагостился?

  ─ Нагостился, батя... ─ Ванька отвернулся.

  ─ Что-нибудь опять стряслось?

  Сын промолчал, но Тимофей и без пояснений понял, что просто так он из дома не ушел бы. Значит, опять поссорился с матерью. Уточнять не стал: причина одна, и Тимофей эту причину знал.

  ─ Ладно, сынок, успокойся, все будет хорошо. Погостишь у меня, потом у крестной. Она ведь Павла осенью ожидает и тебя приветить всегда рада. Дядьев тоже навести, а то обидятся.

   Подойдя к открытой сенной двери, отец крикнул:

  ─ Дуняш, готовь еду! Сынок Ваня в гости пришел!

  Ваньке очень по душе, когда его приветливо встречают. От радушия настроение повышается, и переживания уж не так душу скребут. Вышла жена отца, которую он всегда ласково называет Дуняшей. У нее на руках младший сынок ─ Витя. Из дома шумно выпорхнули как две птички-невелички подросшие Таня и Поля. Обняв их и отвечая на посыпавшиеся вопросы, Ванька не сводил глаз с младшего брата. Тот глядел на него как-то не по-детски сурово. Заметив Ванькино любопытство, Дуняша дала ему подержать малыша. Витя охотно пошел к брату на руки. Склонив белокурую головку набок, внимательно разглядывал Ваньку своими лучистыми глазами. Тот с улыбкой глядел на него, ожидая же чем этот перегляд между ними закончится. Наконец малыш тоже улыбнулся, отчего светло-голубые глазенки весело заблестели.

  ─ Бать, а ведь признал меня братишка! ─ обрадовался Ванька. На душе стало легче и спокойнее. Прижав Витю к груди, Ванька раскачиваясь из стороны в сторону, обошел с ним вокруг отца, потом вокруг Дуняши, а затем вместе с девчонками гурьбой поспешили во двор. Отец что-то пошептал жене на ухо, и она пошла в избу. Передав малыша отцу, Ванька стал играть с Таней и Полей. Игра простая, но для девчонок радостная ─ жмурки.

  Нашелся платок, чтобы тому, кто водит, завязать глаза, а свободного места во дворе хватало. Отец улыбался, глядя, водивший с завязанными глазами пытался поймать кого-то из игроков. Жмурки доставляли удовольствие всем, но особенно Тане и Полине. Уж так они радостно хохотали, так смеялись, что даже младший братишка опять заулыбался.

  В честь Ванькиного прихода устроили праздничный ужин. Но вначале накормили Витю. Потом его уложили в люльку и Ванька тихонько раскачивал малыша. Тот спокойно разглядывал брата, потом вздохнул, улыбнулся и уснул... А люлька-то была той самой, в которой когда-то отец, мать и бабушка Марфа укачивали Ваньку...

  Вечерний разговор Ваньки с отцом был не о матери и даже не о работе в Синявке. Об этом все было давно обговорено или описывалось в письмах. Тимофей переживал, что сыну досталось такое трудное, неспокойное детство. Да и было ли оно у него вообще, детство-то? Нет, понятно, что было, только не такое, каким должно было быть. Постоянные мотания, жизнь у чужих людей, переживания и слезы из-за неурядиц в семейной жизни матери. Какая уж тут радость, какое безмятежное детство! Тимофея сейчас больше интересовали планы сына на будущее ─ не передумал ли ехать в Москву? Нет, Ванька нисколько не передумал, хотя мог бы жить и работать в Синявке. Там все нормально, но устроиться на завод, где делают самолеты, ─ это же мечта!..

  У отца Ванька остался и на другой день, потом день провел в семьях братьев матери. Не забыл и про свою крестную тетку Марью, которая радовалась скорому возвращению в Бирюч сына Павла. Не мог Ванька не навестить и мать Андреяхи. Его приходу она тоже обрадовалась, потащила за стол и стала кормить "чем Бог послал". Ванька наворачивал, а она сидела напротив, умиляясь, как он с аппетитом ест. Говорила, что и Андреяха ест так же, только вот дюжа не любит, когда он на него глядит. Ясно, что мать по сыну сильно скучает и ждет не дождется его приезда.

  Потом она дала почитать письма Андреяхи. Ванька читал, а она слушала и вытирала уголком платка слезы. Пояснила, что не плачет, это слезы радости, ведь сынок скоро вернется. Вот только совсем мало побудет и опять оставит одну. Ванька ее успокаивал, а про себя думал: "Эх, была бы у меня такая мать..."

  Погостив в Бирюче, Ванька вернулся в Синявку. В Бирюче он хорошо отдохнул, как-то успокоился и снял с себя часть душевной боли. Но обида на мать, словно незажившая рана, осталась.

  Дядька Никита с теткой Дарьей и Сидорыч досрочному (и на целых два дня раньше) возвращению Ваньки обрадовались.

  ─ Правильно сделал, ─ одобрил дядька Никита. ─ Лучший отдых ─ это работа. Когда работаешь, то и на сердце спокойно. Лично у меня так.

  Ванька с ним соглашался. Работа с лошадьми, особенно с жеребятами, ему очень нравилась. А наотдыхаться еще успеет ─ впереди вся жизнь! Вечером пришел с семьей дядька Алексей. Ванька и оба брата попеременно играли на гармошке. Соскучившись по инструменту, Ванька старался вложить в игру всю свою душу. Все говорили, что ему бы на музыканта учиться. Ванька вспомнил про обещание отца отправить его в музыкальную школу Воронежа. Обещание так и осталось лишь обещанием.

  А с работой ладилось. Да и как можно было плохо работать с Сидорычем? Вот уж кто ему добрый пример во всем показывал. Ванька запомнил его слова, что лошадки, они ведь как и люди, ─ разные бывают и к каждой свой подход нужен. Ванька в этом не раз убеждался.

  Вернувшись в Синявку, он написал письма отцу, Андреяхе и Кольке. Матери не стал, обида на нее не прошла, к тому же она сроду никого не попросит с ее слов написать ему ответ. А можно ведь и того же Кольку или кого другого. Да все можно, если захотеть. Значит, не хочет, ведь так легче. Андреяхе написал про все свои семейные неурядицы и попросил, чтобы он заранее предупредил, когда будет выезжать. Ведь Ваньке надо получить из колхоза отходничество и оформить паспорт, а на это потребуется время.

  Жизнь и работа в Синявке Ваньке все больше нравилась. Сколько здесь добрых людей, и как все хорошо к нему относятся. Иногда в голову взбредала мысль: а не остаться ли тут навсегда? Как-то Сидорыч намекнул, что ему будет нужен сменщик. Может, и в самом деле не надо никуда ехать? Где и как еще там жить придется? На какую примут работу? А здесь ему рай пресветлый! Андреяха работает плотником, к тому же и учится. Ему тоже придется работать и учиться. Жалко, что семь классов не закончил, все какие-то причины находились. Но основная причина ─ мать и ее непутевая семейная жизнь. Жила бы, как все люди живут, спокойно, с отцом, так и переезжать никуда не надо было б, а он школу в Бирюче бы закончил... Но что теперь-то об этом судить-рядить, когда ничего не уже поправить. Последняя потасовка с матерью заставила задуматься над тем, а сможет ли он вообще жить с ней? Нужен ли он ей? Может, и в самом деле для нее лишний? Когда гостил в Бирюче, то надеялся, что мать осознает свою вину и приедет просить прощения. Думал, что одумается, ждал и был готов помириться. Ведь и сам в пылу ссоры лишнего наговорил. Не надо было ее дразнить. Но мать в Бирюч так и не приехала, видно, и в самом деле он для нее лишний, ненужный. Эх, чего теперь об этом голову ломать. Ломай не ломай ─ не поправишь, а мать не переделаешь. Она как-то и сама ему говорила, что ее уже не переделать, уж такая вот судьба ее получилась... Нет, уезжать в Москву решил твердо и свое решение не изменит. Лишь бы у Андреяхи ничего не изменилось, потому и ждал от него с большим нетерпением письма.