***

Они оба из высшего общества, оба с молоком матери впитали правила этикета вперемешку с манерами и витаминами. Оба знают — стоять столбом на мероприятии не положено, это неприлично. Нужно танцевать. Но им вечно не хватало смелости пригласить того, кто в сердце, в душе, под кожей.

Но не сегодня. Не на каком-то там по счету (чуть ли не сотом) приеме в ее жизни, когда на ней превосходное красное платье с открытой спиной, а его губы горят красным от тайных поцелуев, украденных под какой-то лестницей.

Пырыл — иногда настоящая рыжая бестия, иногда всего лишь теплый лучик солнышка — устала прятаться. Она забирает из рук подруги стопку с чем-бы-там-ни-было, выпивает ее залпом и пересекает зал, приближаясь к мужской компании, откровенно скучающей на вечеринке.

— Потанцуем, Энгин? — спрашивает она немного дрожащим голосом, не веря, что решилась на это. На глазах у всего высшего света… Нет, на глазах у всего офиса — можно увидеть, как у Селин глаза расширились от удивления, а Серкан прячет улыбку за стаканом виски.

— Как партнеры? — вторит он, глупо улыбаясь от счастья, но при этом до последнего желая считаться ее желанием не выставлять отношения напоказ.

Рыжая глубоко вздыхает, словно набираясь храбрости на следующую реплику, хотя Энгину кажется, что так она пытается подавить приступ гнева.

— Нет, Энгин, — отвечает Пырыл после заминки, — как возлюбленные.

И протягивает руку в ох-каком-интимном жесте.

Энгин вздрагивает. Невольно делает небольшой шаг в ее сторону, от чего Пырыл кажется, что огромная бальная комната сузилась до размера его зрачков — огромных таких, но в рамках комнаты совершенно крошечных. Девушка тоже вздрагивает, когда чувствует его руку в своей — мужчина окончательно отрезает себе путь к отступлению. Да и разве он нужен? Женщина его мечты, главная девушка его жизни, госпожа его сердца — такая открытая и такая уязвимая. Он трепещет.

— Потанцуем, Пырыл, — вторит он ей и ведет ее на танцпол, обнимая свое хрупкое сокровище.

Он выводит девушку в центр и застывает. Прекрасная баллада Ланы — «Young and beautiful» — так не подходит их отношениям, но так подходит ее внутреннему состоянию, что она изо всех сил старается не думать о смысле, не думать о ночах, которые она провела в одиночестве, оплакивая то ли свою неразделенную любовь, то ли его твердолобость. Обнимая за талию, мужчина подтягивает девичью фигурку к себе настолько близко, что кажется, что ткани одежды просто стираются. Музыка растекается волной мурашек вдоль позвоночника, когда они начинают танцевать — или это от рук Энгина, скользящих по голой спине, оглаживая пальцами каждый позвонок?

Пырыл не знает.

Пырыл не хочет знать.

Пырыл хочет ощущать его руки вечность.

Она подается вперед, утыкаясь носом в его рубашку — как обычно голубую — и чувствует его запах.

Молоко. Печенье. Строительная пыль и какой-то мужской парфюм, от которого крышу сносит ни разу не в фигуральном смысле.

Теперь все танцы до этого кажутся такими неправильными, чуть ли не уродливо театральными — как будто девушка до этого и не танцевала раньше. Все, что теперь правильно — делать маленькие покачивающиеся шаги в его объятиях, чувствуя, как он тает от запаха ее волос. Жест невинный, такой простой, но снимает с ее души кучу дополнительных грузов и парочку выстроенных специально от него укреплений. Они медленно кружатся под мягкие переливы клавиш и стараются не думать, как они выглядят в глазах окружающих. Стараются думать о главном.

Как вобрать этого человека в себя полностью и без остатка — и оставить внутри?

Они не знают.

Они не хотят знать.

Они хотят танцевать.

Комментарий к Т – Танцуй (PG-13)

Бывших танцоров не бывает, да? Наверное, да. Правда текстом я никогда не танцевала, не знаю.

С пейрингом разобрались. Дальше идут две зарисовки на погружение в персонажей. Что по У? Спойлер - у меня какое-то дурацкое настроение сейчас, и зарисовки выходят из стекла, разбитого на крупные куски и посыпанные акриловой крошкой оргстекла. Нифкусна и грусна. И мне почти не стыдно даже…

========== У – Умница (PG-13) ==========

Описание: Фиген всю жизнь ненавидела это слово.

***

Ей от роду всего шесть минут, но как-то рефлекторно маленькая девочка понимает слова акушерки и начинает орать что есть мочи. Возможно, дело не в понимании даже, но врач, довольно улыбаясь, говорит: «Молодец. Умная девочка вырастет», — и передает ее счастливой молодой матери.

Это отпечатывается уродливым клеймом на всю жизнь.

Ей шесть недель, она совсем еще кроха, которая только и может, что узнавать лица родителей и удивляться смене дня и ночи. Но почему-то ее родители уверены, что Фиген — так они назвали малышку — не просто ребенок — она должна стать вундеркиндом. Вокруг нее не веселые погремушки, а развивающие игрушки, вместо глупых песенок, где повторяются одни и те же слоги, она слушает классическую музыку в переработке для грудничков.

(став взрослее, Фиген признается, что терпеть не может классику и ксилофон)

— Ты наша умница, — воркуют родители, поглаживая слегка кудрявые волосики своей дочурки.

Да, в шесть недель это еще умилительно.

Ей шесть месяцев, и родители окончательно убеждаются в необычайном развитии своего ребенка — она так четко выражает свои мысли (односложными слогами, но кого волнует), так хорошо руками владеет, указывая на то, что ей нужно. Супруги уверены — они сделают из своей умницы образованную девушку, элегантно прекрасную и уникальную молодую особу, которая составит конкуренцию любой дебютантке.

«Элегантно прекрасная и уникальная молодая особа» в этот момент с особым усилием пыталась прогрызть пластиковую утку, заботливо подсунутую кем-то из родственников, которые еще надеются дать малышке хоть немного детства.

Ей шесть лет, и ее наряжают в розовые платья с рюшами, заставляя красиво выхаживать перед гостями, которые умилялись малышке-умнице и ее выученным наизусть стихам Блейка (спасибо, что не в оригинале). Волосы девочки блестят от количества воска, геля и лака, спадают на плечи аккуратными крупными локонами. Ради этой прически девочка потратила шесть часов, чтобы продрать, выпрямить и снова завить ужасные толстые жесткие волоски, совершенно не поддающиеся расческе. Но Фиген стерпела — она ведь так хочет побыть барышней века так восемнадцатого с картинок, которые ей показывала няня — красивые, стройные, величавые девицы заставляют ее сжать зубы и воображать себя такой же удивительной.

— Моя умница, — умиляется ее мать, и девочка послушно надувает малиновые губки перед гостями, что делает ее детское личико ещё милее.

Ей пятнадцать, у нее выбеленные окислителем волосы, сожженные утюжком, и талия, стянутая чуть ли не корсетом — все, чтобы угодить матери, которая мечтает сделать из дочери кокетку. Но все меняется, когда Фиген знакомится с девушками, которые становятся для нее настоящими ролевыми моделями — и дело даже не во внешности Джерен. Вот они, настоящие умницы. Всю жизнь Фиген слышит это слово снова и снова. Кажется, что оно бежит по ее венам, кажется, что сердце стучит его по слогам, а не глухими ударами, и как не царапай тонкие запястья лезвием, как не пытайся содрать кожу — все равно не избавишься. Но только при встрече с этими девушками она понимает.

Быть умницей — не значит хорошо учиться и быть послушной.

Быть умницей — значит быть умной ради себя.

А не умирать ради чужой прихоти.

Ей шестнадцать, и она впервые совершает подростковый бунт, сбегая к тете Айфер и перекрашивая в ванне подруги волосы в черный, возвращая свой прежний цвет.

— Умница, подруга, — шепчет ей Эда, держа над головой лейку душа, и Фиген — нет, теперь уже Фифи — впервые не коробит от этого слова.

Ей двадцать четыре, когда от осветленных волос и следа не осталось, когда она окончательно встает на ноги как самостоятельная личность, а значит звонить своим родителям может только по праздникам и по очень убедительным просьбам сестры Айфер.