– Проходи! Проходи!
И все люди, стоявшие в очереди, сказали хором:
– Проходи! Проходи!
Вова удивился и поскорей залез в троллейбус.
– Иди садись к окошку, – предложил Вове старичок в больших очках. – Граждане, да пропустите же человека!
Все пассажиры сейчас же расступились, и Вова мимо колен старичка пролез к окошку.
Вова стал дышать на белое непрозрачное стекло. Он дышал, дышал и вдруг в маленькую круглую дырочку увидел витрину булочной. На витрине высились башни из сушек, уютно свернувшись, лежали плюшки, а на них с надменным видом глядели большие крендели, скрестив на груди круглые руки.
Вова выскочил из троллейбуса.
– Осторожнее! Осторожнее! – закричали хором все пассажиры.
Вова с трудом открыл тяжёлую дверь булочной и вошёл.
В магазине было тепло и необыкновенно хорошо пахло.
Вова выбрал свои любимые батоны, посыпанные маком.
Продавщица, красивая девушка с толстыми косами, с улыбкой протянула свою обнажённую до локтя белую руку и помогла Вове сунуть батоны в авоську.
– Ах ты, какой хороший, мамочке своей помогаешь! – сказала она красивым, звонким голосом.
Вова опять удивился, но ничего не сказал и вместе с круглыми клубами белого пара вышел на улицу.
А в воздухе по-прежнему кружился снег.
Портфель и авоська с хлебом оттягивали ему руки.
– Ну и батоны, тяжёлые какие, – удивился Вова, – а портфель тоже ничего себе. Как будто камнями набит.
Вова положил портфель на снег, а сверху авоську с батонами и остановился отдохнуть.
– Бедненький! – пожалела Вову синеглазая тётя в мягком белом платке, державшая за руку малыша в мохнатой шубке. Поверх шубки малыш был тоже закутан в мягкий белый платок. Видны были только два чересчур больших синих глаза. Имелись ли у малыша рот и нос – было неизвестно.
– Дай-ка я тебе помогу! – сказала синеглазая тётя. Она взяла из рук Вовы портфель и авоську.
Вова тихонько ахнул и пошёл вслед за тётей.
«Вот это жизнь! – подумал он и чуть не застонал от восторга. – Ничего не надо делать. А сколько лет мучился! Надо было мне давно такую пилюлю принять!..»
Тётя проводила Вову до самого подъезда и даже поднялась с ним на второй этаж.
– Молодец, умница, – сказала она и ласково улыбнулась.
– Чего это все меня хвалят? – удивился Вова, глядя на два больших белых платка, спускавшихся вниз по лестнице.
Дома никого не было. Наверно, мама всё ещё была у своей мамы, Вовиной бабушки.
«Все ребята в школе, мучаются, задачки решают, а я уже дома, – подумал счастливый Вова и лёг на диван прямо в пальто и галошах. – Вот захочу и весь день на диване пролежу. Чего лучше?»
Вова сунул под голову подушку, на которой бабушка вышила Красную Шапочку с корзиночкой и Серого Волка. Чтобы ему стало ещё уютней, он подтянул колени к подбородку, а ладонь сунул под щёку.
Так он лежал и смотрел на ножки стола и на край свисающей скатерти. Раз, два, три, четыре. Четыре ножки стола. А под столом вилка. Упала, когда Вова завтракал, а поднять было лень.
Нет, почему-то так лежать было скучно.
«Наверно, подушка скучная попалась», – решил Вова.
Он сбросил на пол подушку с Красной Шапочкой и подтянул к себе подушку, на которой были вышиты два громадных мухомора.
Но лежать на мухоморах было ничуть не интересней.
«Может, просто на этом боку лежать скучно, на другом лучше?» – подумал Вова, повернулся на другой бок и уткнулся носом в спинку дивана. Нет, и на этом боку лежать скучно, нисколько не веселей.
«Ох, – вспомнил Вова, – так ведь я договорился с Катькой в кино пойти. В четыре часа».
Вова даже засмеялся от удовольствия. Может, забежать за ней? Нет, ясное дело, Катя сейчас уроки учит. Вова представил себе, как она ровненько сидит за столом и, высунув кончик языка, старательно пишет в тетрадке.
Тут Вова уже не смог сдержать снисходительной улыбки. Эх, Катька, Катька! Где уж ей! Разве она когда-нибудь догадается принять зелёную пилюлю?
«Ладно, пойду билеты куплю. Заранее», – решил Вова.
Глава 5. В которой Вова узнаёт одну невероятную вещь
Снег всё падал и падал.
Вова подошёл к кинотеатру. В кассу стояла длинная очередь. Девчонки и мальчишки с круглыми счастливыми глазами отходили от кассы, держа в руках синие билеты.
Возле кассы Вова увидел Гришку Ананасова. Гришка Ананасов прежде учился вместе с Вовой, но потом остался на второй год во втором классе. И все ребята из Вовиного класса просто прыгали от восторга, а зато ребята из того класса, куда он попал, нисколько не были рады.
Потому что больше всего на свете Гришка любил кидаться камнями, нападать из-за угла, бить малышей, подставлять подножки и обливать чужие тетрадки чернилами.
Гришка с важностью прохаживался вдоль очереди, таща за собой на ремешке рыженького лопоухого щенка.
Такой уж он был, этот Гришка Ананасов, стоило только ребятам где-нибудь собраться, как тотчас же там появлялся Гришка со своим щенком.
Он это делал, чтобы все ему завидовали.
И все завидовали.
Потому что не было ни одной девчонки или мальчишки, кто бы не мечтал о щенке. Но почти ни у кого щенка не было, а у Гришки был. Да ещё какой славный: простодушный, лопоухий, с носом, похожим на подтаявшую шоколадку.
Гришка часто хвастался:
– Я из него однолюба выращу. Одного меня будет любить, просто обожать! – При этих словах Гришка закатывал глаза и даже вздыхал: что, мол, поделаешь, любит меня, и всё. – А на всех других будет кидаться, грызть, рвать в куски! – Тут Гришка с довольным видом потирал руки и начинал хохотать.
Вова посмотрел на щенка. Вид у щенка был совсем неважный. Какой-то полузадушенный, несчастный. Видно было, что он вовсе не хочет идти за Гришкой. Он упирался всеми четырьмя лапами и скорее ехал по снегу, чем шёл за Гришкой. Голова у щенка свесилась набок, а высунутый розовый язык дрожал.
Гришка увидел, что все смотрят на него, ухмыльнулся от удовольствия и, безжалостно дёрнув поводок, подтянул щенка к себе.
– Однолюб, – с важностью сказал он и вздохнул, – одного меня любит…
– Чего зеваешь, твоя очередь, – сказал Вове какой-то мальчишка и подтолкнул его в спину.
Вова очутился прямо перед кассой. В полукруглое окошечко он увидел две деловитые руки в кружевных манжетах. Руки были белые, с красивыми розовыми ногтями, похожими на конфеты.
Но когда Вова, встав на цыпочки, сунул в белые руки свои двадцать копеек, то вдруг в окошечке показалась голова кассирши. В ушах её блеснули и закачались длинные серёжки.
– А ты приходи утром, с мамой! – сказала она ласково. – Утром будет для тебя подходящая картина. Про Иванушку-дурачка.
– Не хочу про дурачка! – с обидой закричал Вова. – Хочу про войну!
– Следующий! – Голова кассирши исчезла. Остались только две руки в кружевных манжетах. Одна из рук строго погрозила Вове пальцем.
Вне себя от возмущения, Вова выскочил на улицу.
И тут он увидел Катю.
Да, это была Катя, и снежинки падали на неё так же, как и на всех других. А вместе с тем это как будто была совсем и не Катя. Она была какая-то высокая и незнакомая.
Вова с изумлением уставился на её длинные ноги, на аккуратные косы, завязанные коричневыми бантами, на серьёзные, немного грустные глаза, на румяные щёки. Он уже давно заметил, что у других девчонок от мороза краснеют носы. Но у Кати нос всегда был белый, как будто сделан из сахара, и только щёки ярко горели.
