После его слов воцарилось молчание.

– Я очень сочувствую вам, мой друг, – наконец нарушил тишину Артур Конан Дойл. – Но не кажется ли вам, что скрывать имя этой… акулы пера, мягко говоря, несправедливо, если не сказать преступно в отношении присутствующих? Журналисты, тем более журналисты, пишущие на криминальные темы, обычно нет-нет да и попадаются на пути присутствующих здесь писателей. И, насколько мне это известно, только я один пользуюсь услугами не нанятого секретаря, а собственной жены, да, еще Дороти пишет сама, остальные же теперь, я имею в виду – после вашего рассказа, просто обязаны начать подозревать своих секретарш, видя в них пресловутую NN. Сколько ей было в то время?

– Двадцать один, – Морби налил себе воды, нетерпеливым движением ослабляя галстук. Было видно, что признание далось ему с трудом.

– Действительно, – повела плечами Агата. – Если моя Тереза и не подходит под данное вами описание Энн уже потому, что она шатенка и… Я ничего не хочу сказать о моей помощнице, но, признаться, я ни разу не заглядывала в ее паспорт, сейчас мы выглядим ровесницами, но как на самом деле? В мире немало женщин, которые в сорок восемь выглядят на тридцать пять. Но Арчи, как вам известно, он полковник, и у нас в доме бывают его друзья, а ведь Тереза несколько раз перепечатывала по его просьбе какие-то документы! Боже мой, мало ли какая информация могла попасть в чужие руки…

– Ей был двадцать один год, плюс восемнадцать лет, что я нахожусь в отставке, получается тридцать девять. И не подозревайте милую Терезу[3] – это не она.

– Благодарю вас, теперь я просто обязан подозревать всех светловолосых дам этого возраста! А ведь многие дамы в наше время, как совершенно правильно заметила Агата, выглядят моложе своего возраста… – Крофтс вытер платком взопревший лоб.

– Это правда, Морби, вы просто обязаны назвать имя этой леди и, если она его поменяла, снабдить нас всей информацией о ней, какой вы только располагаете, потому как, – Честертон зашелся в астматическом кашле, – потому как моя секретарша, о боже, Мэри – блондинка, – он схватился за сердце, – причем весьма привлекательная. Правда, она уверяет, что не знакома со стенографией. Но она же может и соврать, потому как… Поймите меня правильно, друг мой, слово джентльмена – это, конечно, хорошо, но, если вы знаете, что кто-то из нас находится под ударом, вы просто обязаны сообщить об этом.

– Действительно, последние три месяца я плотно сотрудничаю со Скотленд-Ярдом, и мне не хотелось бы, чтобы шпион сообщал в газеты сведения, которые они конфиденциально передают мне, – вторил другим Беркли. – Преступление – умалчивать подобную информацию.

– Вы были просто обязаны сразу же сообщить полиции настоящее имя этой вашей секретарши или даже арестовать ее и предъявить в МИ-6 в наручниках! – неистовствовал Конан Дойл. – Кстати, а почему вы решили, что Морби не выдал NN? – он повернулся к Сусанне, которая вдруг поднялась со своего места и, взглянув на изящные золотые часики, извинилась перед собравшимися и заторопилась к выходу. Попытавшийся проводить ее Беркли было поднялся и тут же был усажен на место Крофтсом, чья тяжелая рука просто легла на его плечо и не отпускала, пока Беркли не плюхнулся на свое место.

Все замолчали, так что было слышно, как хлопнула входная дверь и по дорожке зацокали каблучки удаляющейся Сусанны[4].

– В СЛЕДУЮЩИЙ ЧЕТВЕРГ, – сдавленным от перенесенного потрясения и еще не закончившегося приступа голосом председатель сообщил о том, что все же будет прочитана повесть мистера Крофтса, после чего все разошлись. На этот раз не было ни курения на свежем воздухе, ни ритуала прощания. Детективщики покидали особняк в самом подавленном состоянии. Что же до бедняги Беркли, Молли пришлось уложить молодого человека на диванчике в одной из свободных комнат, так как Энтони вдруг словно утратил все свои силы.

Бледный и взволнованный Морби перехватил Финка уже на выходе, предложив перевести дух в своих апартаментах. За что тот был ему благодарен.

В кабинете бывшего главного инспектора, куда вслед за ними явилась верная Молли, Финк первым делом потребовал книги Беркли, желая дополнительно изучить описанный там метод работы Морби, раз он и сам коснулся этой темы.

Послушно секретарша сняла с полки тоненькую книжечку, на обложке которой было написано «Энтони Беркли „Тайна Лейтон-Корта”», вторая и третья книги присутствовали тут же в виде папки с машинописными листами. Все это мисс Стоун положила перед Финком, после чего отправилась на кухню варить кофе, Филлип перегнулся через стол к уху Морби и прошептал, что, когда тот говорил об NN, вначале подозревал, что речь пойдет о Молли. Хотя и трудно представить, что когда-то та отличалась красотой.

– Я знаю Молли с того времени, когда она преподавала в колледже для девочек. В ту пору ей было лет тридцать, но, признаться, она никогда не была классической красавицей. Да и что там, красавицей вообще, – усмехнулся Морби. – Тощая, с вечно торчащими во все стороны волосами и длинным носом… не, уж я повидал в своей жизни женщин. Молли не из числа тех, кем можно по-настоящему увлечься. Хотя не удивлюсь, если она также сделается со временем персонажем кого-нибудь из наших друзей.

– Мне кажется, если бы в моей жизни появилась эта самая NN, после нее я бы уже не смог довериться никакой другой секретарше. Никакой другой женщине, – признался Финк. – Сама мысль о том, что где-то поблизости свободно ходит этакая… крыса с ангельским лицом. Из-за которой меня могут обвинить в предательстве, – он виновато взглянул на нахмурившегося Морби, – в том, что я передаю информацию в прессу…

– Ну уж, скажешь, никакой другой женщине. Разве такое бывает? – Морби поежился. – Странно слышать столь строгий приговор из уст самого романтичного инспектора Скотленд-Ярда.

Финк покраснел.

– А что, во всяком случае, прежде тебя так называли, за глаза, правда. Но я и теперь заметил, ты то и дело читаешь стихи. И, наверное, как и прежде, повсюду носишь с собой какой-нибудь сборник?

– Роберт Берне, – был вынужден признаться Финк, – от вас, Морби, ничего не скроешь.

Он поднялся навстречу вошедшей с подносом Молли, помогая ей сервировать столик, в то время как Морби, подойдя к шкафчику, привычным движением извлек оттуда штоф с коньяком.

– Но разве мужчина, который так любит стихи, смог бы полностью отказаться от женщин?

Говоря это, Эдмонд покосился на свою невзрачную секретаршу, словно пытаясь догадаться, какого мнения она об инспекторе Финке.

Филипп задумался.

– Я не женат, Эдмонд. Но, наверное, не потому, что настолько влюблен в свою работу, просто не встретил такую, которая бы по-настоящему понимала меня. Ту, которой хотелось бы сказать, вот послушайте:

– Сколько тебе лет? – Морби раскурил трубку и с удовольствием выпустил колечко дыма.

– Сорок пять, – снова смутился Финк.

– И до сих пор у тебя ни разу не возникло желание прочитать это стихотворение какой-нибудь прелестной особе?

Финк снова смутился, теперь ему было жаль, что он так разоткровенничался перед Морби.

– Вот и мне за мои шестьдесят восемь ни разу не захотелось. Мы конченные люди, Финк. Мы влюблены в свою работу и не приемлем иного.