Черт. Ну возможно. А разве в анкете я не упоминала своего огромного питона на передержке?

– Что за сюрпризы, Зина?! – при звуке моего нелюбимого имени я снова морщусь. Вова делает ещё один шаг ко мне, практически утыкаясь нос в нос. – Так дела не делаются. Я же предупреждал, что должен все знать. И чуть не спалился перед твоим отцом, когда он мне эту банку всучил! Брр.

Его перетряхивает, будто те самые мыши были не в банке, а бегали по нему.

– Ну прости, ладно? Больше никаких живностей, клянусь, – поднимаю руку, как бравый пионер, коим быть априори не могла. Дожидаюсь расслабленно опущенных плеч и добавляю. – Только в виде еды.

– Еда это хорошо, – тут же расплывается в улыбке НеКобейн. – Отличный бонус к работе!

Он вытягивает руки над головой и смачно потягивается. Словно разминается перед предстоящей физической нагрузкой. Татуированный живот вновь оголяется, и я мельком кидаю на него заинтересованный взгляд. Дракон там что ли?

– Так может, возьмёшь часть оплаты натурой? – поднимаю взгляд к лицу голодающего и встречаюсь с самодовольной ухмылочкой, в стиле "знал, что не удержишься". – В смысле, едой? Там кабачков мама на целый полк привезла.

– Э, нет, хитрая заюшка, – я снова поджимаю губы от раздражающего обращения. – Леопардик, бегемотик, рысь? – видя мою реакцию накидывает варианты Вова. – Ладно, Ида, – сдается он. – Я натурой не беру, за кого ты меня принимаешь? – театрально прижимает руки к груди мой псевдо-парень. – Особенно кабачками! Трунь!

Его палец в очередной раз щелкает мне по носу, а по рукам тут же бегут мурашки. Ну что я за недолюбленное создание? От такого простого контакта вся электризуюсь. Хотя более не интимного жеста и придумать нельзя! Но дурацкая смущенная улыбочка сама расползается на лице.

– Дети, ну вы чего там застряли? – разносится по коридору папин голос, приближая шаги.

Вова реагирует мгновенно, кладет руки мне на талию, разворачивает к двери спиной. И губами впивается в губы.

Теперь мурашки расползаются вполне оправданно.

Сначала я чувствую только дискомфорт.

Жарко, тесно, весь воздух заменил терпкий запах эвкалипта, а мое личное пространство грубо скомкали и подожгли. В глаза лезет белобрысая челка, щеку жжет чужим дыханием.

Но потом из этого хаоса, непонимания и неудобства рождается что-то новое. Формируется на губах мягким давлением, переходит на кончики пальцев ног щекочущим покалыванием. Звуки, которые так встревожили меня секунду назад, растворяются в грохоте собственного пульса. Глаза закрываются, следуя инстинкту, руки находят опору – надежные мужские плечи. Я привстаю на мысочки, чтобы немного унять странное покалывание в ногах, и чувствую, как руки на талии тяжелеют, сжимая меня сильнее.

Электрические импульсы, со скоростью распространения солнечных лучей, пробегают по коже, оставляя ковер из мурашек и влагу на затылке. Шум в ушах заменяет лирическую мелодию, которую пытается выстучать мое сердце на рёбрах. И я делаю самую большую глупость на приоткрываю губы, желая углубить начавший в моем теле апокалипсис поцелуй, чтобы уже в следующее мгновение быть жёстко спущенной на землю.

Вова отрывает меня от себя и фиксирует на расстоянии вытянутых рук. А руки у него длинные. Как Финский залив между моими фантазиями и реальностью.

– Ушел, расслабься, – смотрит поверх моей макушки на дверь позади.

Мозг настолько отчаянно пытается выбраться из заложников эмоционального хаоса, что категорически отказывается понимать, кто ушел и как это "расслабься". Стою, оглушенная произошедшим, вглядываюсь в собранное лицо напротив и никак не соберу себя из кусочков того, кем была "до" и кто я минуту спустя. Или прошла только пара секунд?

Делаю глубокий вдох, кислород, наконец, достигает мозга, и события выстраиваются в линеечку.

Папа. Точно. Напротив – актер, которого я наняла. А я – дурочка, позволившая себе лишнего. Чуть не позволившая.

– Больше так не делай, – сбрасываю руки моего ненастоящего парня с плеч и делаю ещё один шаг назад, увеличивая расстояние. Надуваю щеки, хмурюсь.

Сержусь на него, на себя, на ситуацию в целом, где меня явно обдурили.

– Раньше никто не жаловался, – нагло ухмыляется псевдо-бойфренд, зачесывая длинную челку назад.

Отличное напоминание, что все это не по-настоящему.

– Ты ко всем присасываешься насильно? – я картинно вытираю рот, показывая, насколько мне все это не понравилось.

Да, тактика первоклашек "притвориться, что дёрганье косичек мне не нравится" в действии. Но как ещё спасти свое достоинство?

– Экспромт работает лучше, чем запланированное действие, – пожимает плечами нахал. – Проверено.

– Это было лишнее, – все ещё негодую я. Может даже слишком. Насколько жалко это выглядит со стороны?

– Напомню, что твой отец подловил меня на чертовых мышах, а теперь у него никаких сомнений.

Ну да, засвидетельствовал, так сказать, глубину наших чувств.

– И во сколько мне обойдется эта доп услуга? – не удерживаюсь от укола.

Взгляд парня становится острее, но на лице расцветает самая лёгкая из улыбочек в его арсенале.

– За счёт заведения, – привычным уже жестом щелкает меня по носу, хотя и без привычного комментирования, и, огибая меня, направляется к двери. – Кстати, с языком обошлось бы не дёшево.

Козел.

Пунцовая возвращаюсь на кухню следом за Вовой. Конечно, он понял, что я растеклась лужицей от его "экспромта". И что хотела большего. Явно пытался сгладить ситуацию, чтобы я не чувствовала себя последней идиоткой, но своим отвратительным намеком на наши товарно-денежные отношения я все испортила. Ещё б деньги в трусы ему запихивать стала – вообще можно из города мотать.

Стыдоба.

Вот это у меня недосекс. Правильно Ангелинка говорит: женщина в долгом простое хуже не стерилизованной кошки в сезон. Всплеск гормонов, неконтролируемая агрессия, мерещатся всякие Курты Кобейны и их взаимные поцелуи.

– О, наконец-то, – радостно хлопает себя по коленям папа, как только мы неловкой процессией входим на кухню. Я неловко, Вова – максимально непринужденно.

Профи, что тут скажешь. А мои щеки до сих пор горят, даже взглянуть на него – выше моих сил.

– Ну что, по стопарику за знакомство? Зин, доставай рюмки.

Лихой жест рукой вызывает привычную улыбку. Папа обожает проводить дегустации своих напитков. Интересно, что в арсенале сегодня? С тех пор, как любимый и единственный зять подарил ему самогонный аппарат, все жители деревни стали невольными подопытными. Сам папа не особый любитель опустошать бутылку, это так, скорее хобби для измученной полевыми работами души. Но, как и всё, за что он берется – делает с размахом.

– Володь, садись, садись, – зазывает поближе к себе отец, откупоривая литрушечку. – Ты же будешь?

– Вова, пап, – поправляю я, звеня рюмками.

– Да ничего, можно и Володя, – бодро соглашается мой псевдо-бойфренд. – Я буду! – с энтузиазмом соглашается Вова, за что удостаивается цепким маминым взглядом, которая подозрительно притихла.

Тут заведомо проигрышная ситуация: чересчур радостно отреагируешь – алкоголик, откажешься пить – не уважил.

– Своя, – нежно гладит бутылку перед собой папа. – Понюхай, понюхай! На чем настаивал, как думаешь?

– Пап, давай без твоих ребусов, – прошу я, садясь напротив, окунаю пакетик чая в кипяток.

Но Вову уже не спасти. Ему протягивают полную рюмку, и с глазами пятилетнего мальчишки, получившего на день рождения радиоуправляемый вертолет, наблюдают, как он принюхивается, а потом опрокидывает всё залпом.

– Сто…й – не успеваю я предупредить, что там не сорокоградусная водичка и к такому пищевод надо подготовить.

Вова закрывает глаза, втягивает воздух на полную ширину лёгких и отчаянно выдыхает, мужественно не произнося ни звука. Не хватает только занюхать рукавом для полноты картины. Я тут же хватаю со стола сало и пихаю ему в рот. Давай, давай, жуй, не надо на меня таращиться! Сейчас полегчает.