– А ты как думаешь, Сара?
Она спокойно ответила:
– Я бы лучше пожила.
Я не могла не вспомнить про электронное письмо от женщины, у которой тоже была дочь с нейробластомой в четвертой стадии и которая написала: «Я горюю по ней, хотя она все еще с нами».
Сара прервала мои размышления.
– Мама, когда я умру, положи, пожалуйста, мое одеялко мне в могилу.
На секунду я замерла и изо всех сил постаралась заставить мой голос не дрожать, прежде чем спросить:
– Ты правда этого хочешь, Сара?
– Ага, – ответила она.
От лечения лицо Сары выглядело бледным и шелушилось, но ее взгляд был озорным и веселым, когда она залезла ко мне на колени, чтобы по традиции пообниматься после завтрака. Я укутала ее в одеяло, и мы тихо устроились в нашем коконе. По моему лицу ручьем лились слезы, потому что я думала, как страшно буду скучать по этим моментам, когда рак отнимет ее у меня.
Я не могла не задаваться вопросом: может быть, это такое долгое прощание? Если Сара проживет долго, я буду невероятно благодарна. Но если она умрет такой маленькой, пока еще помещается у меня на коленках, я буду благодарна даже за тот короткий срок, который нам выпал.
Я думаю о ее новых симптомах. Это начало конца или они совсем ничего не значат? Сложнее всего жить именно с этой неуверенностью – мы ждем, что зазвонит телефон и слова доктора пошатнут наш мир. Мы получаем письма других пациентов, которые страдают, читаем книги о раке и истории на сайтах о других детях, умерших от нейробластомы, – и не знаем, как долго продлится наше прощание.
Я хочу только, чтобы Сара жила, чтобы по-настоящему ощутила вкус жизни, выросла высокой и отпустила длинные волосы, которые можно завязать в хвостик. Чтобы ходила на свидания, закатывала глаза, как все подростки, поступила в колледж. Я хочу только, чтобы моя дочь жила. И все же ужасно боюсь, что однажды утром ее не будет рядом, мое сердце затянут тяжелые тучи, и я больше никогда не увижу солнца. Я также знаю, что она может прожить еще много лет. Это очень странное состояние – бояться, что в будущем может быть много страха и боли, надеясь и радуясь при этом каждому воспоминанию, которые мы создаем вместе.
Один из таких моментов мы пережили, когда Сара лежала в Хэллоуин на химиотерапии, и персонал больницы организовал маскарад для тех немногих детей, которым хватало здоровья, чтобы принять в нем участие. Сара оделась в костюм Губки Боба и радостно понеслась по коридору, с огромным энтузиазмом размахивая оранжевым ведерком для конфет. Коридор был полон таких же героев, как она, – храбрых, повидавших виды детей в сопровождении сочувствующих медсестер, чье сердце разбивается каждый раз, когда они приходят на работу.
Наблюдая за моим маленьким лысым Губкой Бобом, я радовалась возможности побыть с дочерью в такой необыкновенный и в то же время обычный момент.
После того как дети получили свои конфеты, Сара внезапно заявила усталым голоском из-под своей маски:
– Мама, я выдохлась!
Я ответила:
– Ничего, милая. Я тебя отнесу.
Помогая Саре вернуться на больничную койку, я думала только о том, настанет ли день, когда она покинет палату и отправится туда, где нет рака, нет лысых детей и не слышно, с каким звуком разбиваются их маленькие сердечки. Я думала о дне, когда Сара «Губка Боб» Смит скажет: «Я выдохлась», и Бог ответит: «Ничего, милая. Я тебя отнесу».
Я не хотела бы, чтобы Сара отправилась Туда в ближайшее время, но радуюсь, что она будет готова к этому моменту. Если честно, пока она лечилась от рака, мы поменялись ролями. Она стала учить меня, а я была ее ученицей. Я наблюдала, как она переносит химиотерапию, операции, пересадку костного мозга и радиацию. Ни одно сердце матери не может вынести столько боли, слез и горя. И все же моя дочка просыпалась по утрам, возилась со своими зверюшками и улыбалась мне, залезала ко мне на коленки и стойко встречала каждый страшный миг с невероятной силой и радостью.
* * *
Прошло шесть лет, Саре исполнилось тринадцать, и у нее все хорошо.
Когда ей поставили диагноз, шансы прожить пять лет составляли двадцать процентов. Но мне кажется, что ее забыли об этом предупредить. Сара живет с такой страстью и благодарностью, которую могут понять только те, кто был на волосок от смерти. Ее чудесным здоровьем мы обязаны молитвам, докторам-волшебникам и чуду современности – переливанию крови.
Когда химиотерапия превратила ее в бледную и вялую тень, понадобилось всего одно переливание, чтобы щечки Сары вновь расцвели, она соскочила с кровати и снова принялась жить на полную катушку. В недели после того, как вся ее иммунная система была полностью уничтожена интенсивной химиотерапией, предварявшей пересадку костного мозга, она могла умереть много раз, если бы не переливания тромбоцитов и красных кровяных телец.
Без этих переливаний моя дочка умерла бы. Без них на ее вопрос: «Я умру и не вырасту?» – мне пришлось бы ответить: «Да».
* * *
Много лет назад мы сидели в зале ожидания отделения ядерной медицины, пока Сара переодевалась в больничный халат, и я описывала женщине, которая сама боролась с раком, через что проходит моя дочка. С каждым перечисленным пунктом нашего списка та женщина становилась все печальнее от мысли о том, что маленькому ребенку приходится столько выносить.
Внезапно мы отчетливо услышали тихий голосок Сары. Женщина недоверчиво прошептала:
– Не могу поверить – ваша дочка поет!
Вокруг нас сидели люди всех возрастов. Их головы были низко опущены под тяжестью мыслей и печальной реальности. Но я увидела, как они один за другим поднимают головы, услышав пение Сары. Страх на их лицах временно сменился невольными улыбками. Как будто по комнате прошлось солнечное цунами.
Сара подарила им каплю храбрости и радости в миг, когда машины выносили им приговор – жить или умереть. Она подарила им повод улыбнуться.
Сара часто говорила мне:
– Мама, я родилась, чтобы дарить людям улыбки.
Жизнь с раком позволила Саре исполнить свою миссию самым лучшим образом. И она меняет мир для меня каждый прожитый день.
Мой ребенок – мой учитель. Мой ребенок – моя жизнь. Надеюсь, нам никогда не придется прощаться.
– Бекки Кэмпбелл Смит
На ринге
ДАМЫ, ГОСПОДА И ДЕТИ! Добро пожаловать на поединок, который бывает лишь раз в жизни. Сегодня на арене Рак Кишечника, заслуженный чемпион в тяжелом весе. Он выступит против начинающего легковесного бойца, яростной Али Зидел Мейерс.
Спонсор сегодняшнего поединка – противорвотное средство «Зофран» и химиотерапевтические агенты оксалиплатин, лейковорин и фторурацил.
В БЛИЖНЕМ УГЛУ находится неукротимый, обескураживающий, леденящий душу монстр-боец в невероятном весе 3500 килограммов, и это еще не предел: Рак Кишечника! Р.К. – убийца-рекордсмен, один из самых опасных злодеев на планете наряду со СПИДом и заболеваниями сердца. Об этом крайне зловредном и необузданном душегубе знают бойцы всех форм и размеров по всей Земле.
Это 575-миллионный поединок Рака.
В ПРОТИВОПОЛОЖНОМ УГЛУ – вздорная рыжуха из Коламбуса, штат Огайо, мать двоих маленьких детей, тридцатичетырехлетняя Али Мейерс, весящая всего 60 килограммов. Это ее первый бой. У нее небольшой вес, но очень тяжелый удар. В этой монументальной схватке она делает ставку на свою марафонскую выносливость, проворство и острый ум.
Оба бойца выступают в центр ринга, окидывая друг друга взглядами. Напряжение в воздухе можно резать ножом.
А ВОТ И ГОНГ!
Рак наносит серию небольших ударов в живот. Мейерс ставит блоки. Оба бойца демонстрируют яркую работу ногами, вытанцовывая на ринге сложные па. Воздух потяжелел. Мейерс выглядит озабоченной – похоже, Рак готовится нанести один из своих фирменных массивных нокаутов.
Первый серьезный удар Р.К.! Мейерс получает в живот. Похоже, Рак отхватил немаленький кусок ее восходящей ободочной кишки, прямо около печени! Рефери[3]делает шаг вперед, чтобы оттащить Рак назад, пока команда уборщиков вытирает кровь на ринге. Отважная команда хирургов помогает Мейерс подняться, зашивая ее на ходу. Рефери советуется с командой Мейерс, чтобы узнать, может ли продолжиться поединок. Мейерс паникует, когда понимает: она может умереть раньше, чем рассчитывала. Ее давнишние мечты рушатся на глазах.